Завещание фараона (СИ) - Митюгина Ольга

Жрец чуть улыбнулся.

— Гражданство получить не так просто, но, в принципе, вы оба имеете на него право — поскольку вас изгнали с вашей родины. Также вы должны безвыездно прожить в нашем городе два года и заниматься каким-нибудь ремеслом, полезным для людей. Поскольку мать девушки, как ты говоришь, была афинянкой, а значит, имела право приобретать тут недвижимость и землю, то я могу помочь купить для твоей приёмной дочери небольшой дом. Ну что ж… — он вздохнул. — Я не буду расспрашивать о всех ваших злоключениях, ибо вижу, что вам тяжело вспоминать об этом. Зачем же заставлять человека вновь переживать всё плохое, что он пережил однажды?.. Но вы, верно, голодны? Приглашаю вас разделить с нами нашу скромную трапезу.

— Благодарю тебя, о жрец, — поклонился на персидский манер Мена. — Мы с удовольствием принимаем твоё приглашение. Как ты считаешь, Агниппа?

— Да, разумеется! — с улыбкой ответила царевна. — Я очень голодна. И я так благодарна тебе, жрец, за спасение!

Священник вновь улыбнулся.

— Что ты, прекрасная! Я лишь исполнил закон олимпийцев и веление своего сердца. Идёмте же. Жрецы уже ждут нас. А после трапезы мы обсудим, как вас устроить в Афинах.

Конец первой части

[1] На пятьсот метров. 1 гхальва (халдейская мера длины, применяемая в том числе в Финикии) равнялась 230,4 м.

[2] Греческий стадий равнялся 178 м. Иными словами, протяжённость Длинных Стен составляла 26 км.

[3] В трёх стадиях — в полукилометре.

Часть 2. Глава 12. Царь

«Скромная трапеза» жрецов произвела на Агниппу и Мена неизгладимое впечатление. В огромной зале, отделанной голубым мрамором и освещенной множеством бронзовых светилен, на убранные подушками длинные скамьи вдоль необъятного дубового стола возлегли человек двадцать мужчин — атлетического телосложения, в белых длинных хитонах. Затем рабы принесли огромные золотые блюда с мясом. Как сказал жрец: «Этих двух быков забили только часа три назад». При взгляде на гору благоухающей пряными травами сочной говядины в слова о двух быках верилось легко…

Следом стол украсили блюда с мясом козлят и молочными поросятами, потом — говяжьи и свиные вареные языки…

Всё это изобилие дополняли тонкие вина в золотых амфорах.

— Я понимаю, — смущенно вымолвил жрец, сидевший рядом с Мена, — что наша трапеза более чем скромна, но прошу простить бедных жрецов. Царь, конечно, ест получше. Но ваш взыскательный египетский вкус наша еда, разумеется… — он не закончил и сокрушенно покачал головой. — Извините нас.

Агниппа поглядела на блюда с горами бычатины — и закатила глаза. «Боги! — подумала она. — Как же ест их царь?!»

— Мена, — наклонившись к своему верному советнику, прошептала она. — Почему при такой еде они не толстеют?!

Египтянин усмехнулся.

— Знаешь, сколько времени эллины уделяют спорту? — так же шепотом ответил он.

Девушка задумалась и уже совсем иначе посмотрела на сотрапезников.

И она, и Мена положили себе всего по два кусочка жареной поросятины — просто потому, что больше бы не осилили. Жрецы же быстро, за веселыми разговорами, подъедали все это изобилие. Очень скоро блюда опустели, и рабы унесли их.

Но не успела Агниппа вздохнуть с облечением, как опустевший стол заполнился вновь — несколькими десятками жареных кур, уток, гусей, а также дикой птицы. Принесли амфоры с другим вином.

Жрецы, сидевшие рядом с гостями, с любезными улыбками подкладывали им в тарелки все новые и новые нежнейшие кусочки, замечая, что первой переменой блюд голод никогда не утолишь. Предлагали различные соусы, подливы, салаты, пироги с олениной — и сами тоже поедали все это со сказочной быстротой, с шутками и прибаутками.

И очень стеснялись своей «скромной» трапезы.

Агниппа уже едва дышала, Мена ел из последних сил, только чтобы не обижать хозяев.

Но была и третья перемена блюд! И, взглянув на гору сладких лакомств, медленно надвигающуюся на стол, девушка начала тихо сползать вниз со скамьи.

Пирамиды фруктов, реки сладких соусов, утесы стряпни… Обычные вина унесли, а вместо них подали какой-то необыкновенный напиток, который жрец назвал «вином первого сока», что готовили по тайным рецептам. Разлитое в чаши, оно оказалось невероятного — голубого — цвета.

— Это вино, — принялся объяснять жрец, — дар Посейдона. Пить его надо с осторожностью, разбавляя водой в двадцать раз. Одна чаша взвеселит человеческое сердце в самой глубокой печали, но двух достаточно, чтобы любой смертный опьянел и свалился под стол, уподобившись свинье. Три навсегда лишат человека разума, а четыре отправят в царство Аида. Лазурное вино жестоко накажет тех, кто невоздержан.

Агниппа осторожно пригубила искрометной голубизны. Словно огонь пробежал по ее жилам — девушка невольно вздрогнула. На несколько секунд в голове зашумело море, а горло окатило прохладной волной. Все чувства невероятно обострились.

— Дивное вино! — воскликнула царевна. Даже при дворе своего отца она никогда не пробовала ничего подобного.

Мена залпом осушил свой кубок и крякнул.

— Действительно… — пробормотал он. — Но на этом, пожалуй, в самом деле стоит остановиться.

Жрецы всецело разделяли его мнение, и на этом «скромная» трапеза завершилась.

Гостей поселили при храме, пока их великодушные хозяева подыскивали им жилье в городе. Хлопоты увенчались вскоре успехом: жрецы нашли небольшой домик с садом на западной окраине Афин — хоть одноэтажный, но белый и чистенький, с сараем и конюшней на внутреннем дворе. Владельцы соглашались продать вместе с ним и собаку.

Сумма оказалась приличной, и Мена, чтобы заплатить, пришлось потратить все оставшиеся у них деньги и даже продать часть украшений Агниппы.

А потом… Лучшего нельзя было пожелать. Время потекло неспешно, словно вода в большой реке. Агниппа ткала и вышивала, как частенько делала и в Египте, поскольку это доставляло ей удовольствие. Мена бегал по рынку, сбывая ее работы и покупая все необходимое для хозяйства — которым он, собственно, и занимался: ухаживал за садом, за домом, за животными.

И даже готовил.

Финикийская мазь не подвела — девушка очень быстро вновь обрела свои прекрасные длинные волосы.

А спустя положенную по закону пару лет прошение о гражданстве — с небольшой помощью жрецов Афины — было удовлетворено.

Соседи очень хорошо относились к Мена и Агниппе. Люди считали, что те приехали из беотийских Фив и что Мена, опекун сироты Агниппы — близкий друг ее отца. Что ее мать, будучи по рождению афинянкой, в юности вместе с родителями переехала в Беотию, где и вышла замуж.

Конечно, ни девушка, ни ее приемный отец ничего не имели против подобных слухов. Отчасти даже поддерживали их.

Так, может, все бы и шло хорошо, и ничего бы не случилось, если бы…

Если бы Греция победоносно не закончила войну с Персией и царь не возвращался в свои Афины.

Весь город гудел: «Царь, царь… Скоро приедет царь!» Вся столица, вся страна радовалась. Неудивительно: Персия никогда не оставляла в покое границы Греции и несколько раз вступала с ней в настоящую войну, уносившую жизни сотен мужей, сыновей, братьев и возлюбленных. Отрывавшую людей от мирных занятий. И Греция выходила победительницей в этих войнах, заставляя Персию просить о мире.

Так было и на этот раз.

Победители во главе с царем должны были торжественно проехать через все Афины, пройти по агоре и принести благодарственную гекатомбу богам в Парфеноне.

Все Афины собирались встречать царя. Все! Включая женщин, детей и рабов. Этот день приравняли к празднику, и ночью город ждало всеобщее гулянье. Готовился каждый.

Мена тоже готовился. Будучи по рождению знатным египетским вельможей, он тосковал по пышным празднествам, да и по складу характера любил их, любил блеск и пышность. А вот Агниппа… Ее верный советник не находил слов. «Не пойду!» — и все. Не желала.