Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова
– И точно, – к компании оценивающих рисунок присоединился Касатик. – Это тот красавец со светлыми волосами. Я вчера от нечего делать каждого из королей рассмотрел.
– Вот! – последовал очередной всхлип царевны. – Вот! А я все время верила, что это портрет Генриха.
– Хвала небесам! – на показуху с облегчением выдохнул Костюшка. – Мы то думали, что ты по эрийскому принцу страдаешь, а ты, оказывается, по андаутскому сохнешь.
– Да не сохну я по андаутскому! – Луна в сердцах топнула ногой.
– Ну и слава богам, – на этот раз с облегчением выдохнул Чиж. – Я уж прямо боялся сказать, что принц Александр женат и кажись у него не так давно третий ребеночек родился. Мне та старая леди Ауш-ш-как-то-там обо всех них рассказала.
– Значит, все-таки по эрийскому? – Константин вновь сделался хмурым.
– Да замолчите вы! – не выдержав, гаркнул Зверюга. – Дайте Тилле сказать! Говори, милая.
– Это Ветер…
– Что?
– Кто?
– Где?
– Там, на портрете, Ветер…
В комнате повисла напряженная тишина.
– Генрих и есть Ветер. И он женится-я-я-я…
На этот раз ватага не нашла утешающих слов.
***
– Костюшка, ты спишь?
За окном было темно. Гулять так и не пошли. Обед заказали в покои князя. Сидели, тихо переговариваясь и беспрестанно оглядываясь на вздыхающую во сне Тиллю.
– Я убью его, – Зверюга сверкал глазами. Выпитое вино горячило кровь. – Она столько лет на него угробила, а он женится на другой.
– А помнит ли? И знает ли вообще, что она была рядом? – резонно спрашивал Константин. Ему вино казалось горьким. И очень хотелось закурить, но… – Жалко ее. Столько вытерпеть и узнать, что тот, кто когда-то был женихом все время находился рядом.
– И словом не обмолвился.
– Так выходит, он помолвку разорвал, как только узнал, что ему прямая дорога в монастырь? – Чиж наклонился вперед, чтобы все расслышали его шепот, не понимая, что вино искажает восприятие, и он сейчас едва ли может говорить тихо. – Тилля же рассказывала, что он толкнул ее магией, когда на нее покушались. Значит, он маг-ветровик…
– Это называется маг-стихийник, – поправил друга Барчук.
– Я бы тоже отказался жениться, если бы вдруг начал ветром швыряться. Мало ли что можно учудить? Убить, например. Это тебе, Касатик, не по-тихому ворожить – ласково дыхнул, и баба на все согласная.
– Дурак, я их в чувство привожу.
– Ага. Особенно когда чеснока нажрешься.
– Тише вы, кони. Тиллю разбудите.
Все как один посмотрели на спящую царевну.
– Переложить бы ее надо, – Костюшка поднялся. – Нехорошо ей в моих покоях оставаться. Слухи пойдут.
– Так тебе то, Барчук, на руку, – Зверюга осклабился. – Думаешь, мы не понимаем, что ты до сих пор по ней сохнешь.
– Цыц, балабол, – князь Константин так посмотрел, что улыбка с лица Зверюги слетела. – Я за прислугой схожу. Пусть постель расстелют, да Тиллю разденут.
А теперь Тилля стояла под его дверью. Простоволосая, в наспех накинутом на ночную сорочку халате.
– Чего тебе? – Барчук сделал вид, что зевает, хотя до сих пор не ложился. Он страшился завтрашнего дня. Как поведет себя царевна, когда встанет в строй женихов и невест и увидит принца Генриха наяву? Не грозит ли это большим скандалом? Нет, за свою репутацию князь Вышегородский не боялся. Он был слишком молод, и все ошибки, которые ему еще предстоит совершить, только ждали своего часа. Он боялся за Тиллю. Не сделается ли ей снова плохо? Не заболеет ли? Не привлечет ли к себе ненужное внимание? Хотя и преобразили ее с помощью магических штучек, доставшихся от матери, но вдруг раскусят и поймут, что за человек скрывается за внешностью легкомысленной блондинки с зелеными глазами. Поменять цвет волос оказалось не так-то просто. Извели не один флакон сдобренной магией краски, прежде чем добились ощутимого результата, но и тогда опытная в женских преображениях служанка посоветовала голову Тилле не мыть и даже под дожем не гулять. Оказалась вся блондинистая красота временной.
Константин не удержался, рассмеялся, когда царевна впервые в жизни мазала губы помадой. Он сам нарисовал бы лучше. А румянец? Бабы в деревне свеклой натирались умелее, чем Стелла иноземными румянами. Но хвала его и ее терпению, освоила-таки женское искусство превращения в кого-то иного, незнакомого, но по-прежнему привлекательного и милого княжескому сердцу.
– Костюшка, родненький, пожалуйста, давай сходим вниз?
– Зачем? – он нахмурил брови. Не было сил смотреть на ее босые ноги. Да, ковры кругом, но сквозняки быстро сделают свое коварное дело. Лечи ее потом. – И почему ты разутая?
– Новые туфли до кровавых мозолей натерли, – пожаловалась она. Бесхитростная. Взяла и показала голую пятку. – Мне очень надо на портрет Генриха еще раз посмотреть. Ну пожалуйста…
– Ночью?
– Иначе не засну.
Константин вздохнул. Вернулся, чтобы накинуть халат, вытащил из-под кровати свои домашние туфли. Сам еще сапоги не снимал.
– На, надень.
Царевна пошлепала по коридору чуть впереди него. Свеча в руке подрагивала, отчего тени на стенах плясали.
Вниз спустились осторожно, но все равно разбудили лакея, что примостился на сдвинутых стульях. Тот, испугавшись, соскочил, наделав немало грохоту.
– Чего изволите?
– Ничего, спи! – цыкнул на него князь. А царевна уже застыла у двойного портрета. Водила свечой и внимательно разглядывала ту, что мило улыбалась художнику.
– Ты не изводи себя. Ветер запомнил тебя сопливой девчонкой. Он знать не знает, какой ты стала красавицей.
Тилля молчала.
– Пойдем. Поздно уже, – князь потянул за локоть. Нехорошо, что царевна так пристально рассматривает лицо соперницы. Эх, нехорошо. Сравнивает себя с ней, должно быть. Не понимает, что лучше и красивее Лунной царевны никого во всех союзных королевствах не найти.
– Тебе не кажется, что в ее глазах затаилась насмешка? И губы изогнуты так, будто она готова издевательски рассмеяться.
– Тилля, не надо…
– Ты не понимаешь. Ветра увели, когда нас не было. А потом возле нашего дома появились псы. И убили Лозу. Да, мне больно, что Ветер женится на другой, но я боюсь, как бы эта другая не оказалась убийцей, натравившей
