Марьяна Сурикова - Не зная пощады

Добравшись до дома и быстро взбежав по ступенькам, бросился прямиком в детскую, на ходу вытаскивая из кармана амулет. Бенедикт тоже был тут — стоял у деревянной кроватки, гладя малыша по спутанным кудряшкам. Молча оттеснив дядю в сторону, я склонился и надел на шею едва дышащего малютки тонкую золотую цепочку:

— Теперь он твой, — прошептал я, до хруста сжимая руками тонкую деревянную перекладину детской постельки, а потом еще долго стоял, напряженно прислушиваясь, ожидая увидеть, как чудесным образом на моих глазах порозовеют щечки, начнет быстро и уверенно подниматься маленькая грудь, а карие, совсем как у брата, глаза откроются и посмотрят на меня. Я так мечтал увидеть на нежном ротике улыбку, поднять малыша на плечо и ощутить, как сжимаются вокруг шеи маленькие ручки, а он радостно смеется, заметив что-то очень забавное.

Я ничего этого не дождался и, выпрямившись, на негнущихся ногах вышел за дверь, спустился в кабинет и в ярости начал крушить все вокруг.

— Вильдан, — чуть позже заглянул ко мне дядя, — что произошло, откуда у тебя этот медальон?

— Я обменял его на собственный разум, дядя.

— Что ты имеешь в виду?

— Я инициировал одну невинную ведьму и забрал медальон в дар.

— Ты с ума сошел! Понимаешь, чем это тебе грозит? Вильдан, зачем?

— Я был уверен, что амулет спасет его. Неужели он действует только на ведьм?

— Не знаю, племянник. Это очень старинная вещь, язык древний, сложно понять принцип действия до конца. А что с той девушкой?

— Кинулась в реку.

— Почему?

— Я собирался отвезти ее на казнь.

— На казнь? Ты бы казнил ее, Вильдан?

— Я бы точно нет, дядя. Другой инквизитор сделал бы это.

— Да как же ты можешь?

— Я не имею права сохранять им жизнь исходя из личных интересов. Каждая ведьма — несколько загубленных невинных жизней.

— Не все они плохие.

— Они все рано или поздно попадают под влияние этой женщины, дядя, а потом идут убивать. Сколько человек погибло за эти два года? Не сосчитать! Они всегда убивают невинных, потому что боятся открыто выступить против нас. Их цель — сеять страх, чтобы заставить людей отвернуться от официальной власти, запугать, чтобы люди присягнули им.

— Привез бы девушку сюда, поселил бы в доме.

— Да она бы сбежала, едва представилась бы возможность. Эта ведьма очень изобретательна, дядя, даже от меня умудрилась ускользнуть.

— Как же ты будешь жить дальше?

— Я справлюсь, Бенедикт. У меня есть цель, а значит, я выдержу.

После ухода дяди, кое-как совладав с собственными эмоциями, я вновь поднялся в детскую, присел в кресло у кровати, не желая тратить и единственной минуты из тех оставшихся часов и дней, что еще могу провести рядом с Домиником. Взяв в ладонь крохотную ручку, уставился в темное окно невидящим взглядом, а перед глазами вновь проносились до боли родные и любимые лица. Я просидел так до самого утра, не сомкнув глаз ни на мгновение.

Едва солнце осветило комнату первыми лучами, дверь отворилась и вошла няня Доминика. Эта уже немолодая женщина была искренне привязана к малышу, и часто я слышал от нее слова, что лучше бы ей погибнуть тогда на площади, чем видеть сейчас угасание малютки. Я помню, что первое время тоже надеялся на выздоровление сына, но детский организм оказался слишком слаб, чтобы побороть проклятие, хотя примерно половину пострадавших на площади взрослых людей удалось спасти.

— Господин Вильдан, вам нужно отдохнуть. Я присмотрю за Домиником.

— Я не устал, Нира, побуду здесь еще.

— Но ваш дядя говорил, что через час совещание в совете, а вы всю ночь провели в кресле и видно, что глаз не сомкнули.

— Думаю, подобные вопросы я в состоянии решить сам.

Няня только вздохнула и отошла к окну раздвинуть до конца шторы. Я поднялся, склоняясь над ребенком, чтобы поцеловать нежную щечку и замер. Мне показалась, почудилось, что кожа порозовела. Сердце мучительно сжалось на миг, а потом забилось сильными резкими толчками, грозя вырваться из грудной клетки. Я прислушался к дыханию ребенка, он хрипел будто чуточку меньше. Резко выпрямившись, посмотрел на няню, а потом велел ей передать дяде, что сегодня я никуда не поеду.

Быстрое течение подхватило меня, утягивая на дно, протащило по острым камням, до крови оцарапав о них ноги. Затаив дыхание, позволила реке просто тянуть меня вперед какое-то время, опасаясь выныривать на поверхность, а когда воздуха стало не хватать, я рванулась наверх, чтобы сделать хоть один столь необходимый вдох, но на миг показалось, что не смогу выплыть. Холод горной реки пробирал до самых костей, пальцы немели, мне стало страшно, но тут наконец голова вынырнула над поверхностью и я задышала, глотая воздух как редчайший живительный эликсир.

Река стремительно несла меня вперед, а за поворотом раздавался шум водопада. Меня утащило уже слишком далеко от Вильдана, и инквизитора не было видно, а значит, я смогла ускользнуть.

Я задвигала руками и ногами что было сил, пытаясь подгрести поближе к берегу. Приближалась слишком медленно, потому что течение было очень бурным. Впереди показались пороги, и я вновь рванулась к спасительной земле. Меня протащило по еще одной отмели, без малейшего шанса за что-то уцепиться. Впереди показались белые буруны у камней, за которыми река падала вниз тяжелым каскадом, а водопад ревел так, что слышно было за сотни шагов. Страх мерзкими щупальцами проник в сердце, пытаясь лишить меня возможности бороться до конца, но помня о том, что это единственный шанс выжить, я вновь рванулась вперед и успела ухватиться обеими руками за большую толстую ветку, свисавшую с берега и касавшуюся бурной воды. Река влекла меня дальше, а я, уцепившись пальцами за качающееся спасение, пыталась подтянуться, чтобы с помощью ветки выбраться на берег. Одну руку удалось разместить ближе к середине шершавого ствола и, ухватившись второй, я подтянулась, но внезапно по ногам ударил несомый потоком толстый тяжелый сук, и я вновь соскользнула вниз, в последний миг схватив веточку потоньше. Больно ударившись спиной о торчащий из воды валун, я все же не упустила единственный шанс на спасение и вновь стала карабкаться наверх. Приложив поистине нечеловеческие усилия, наконец забралась на толстую опору и проползла по ней до самого ствола. Повезло, что дерево, ветка которого так удачно свисала над рекой, крепко держалось корнями за отвесный берег. Поднявшись на ноги, я обняла спасительное древо руками, выискивая место на земле, куда могла бы спрыгнуть. Удобного для приземления участка внизу не оказалось, а потому пришлось забираться еще выше и переместиться на другую сторону, иначе я вновь соскользнула бы с берега в воду. Выбрав местечко получше, спрыгнула вниз, ушибив о твердый грунт колени и ладони. Не имея сил подняться, вытянулась на земле во весь рост, тяжело дыша и чувствуя, как на глазах вскипают горячие слезы. Я не могла понять, отчего появились эти соленые капли. От радости ли плачу, что сбежала, от облегчения, что смогла выбраться из реки, или от горя, что оказалась совершенно одна, гонимая и преследуемая, непонятно где, в чужом незнакомом лесу. Осознав в этом месте собственных раздумий, что начала предаваться жалости к себе, я вытерла лицо о плечо, ясно ощутив, как заледенело все тело. Начав перебирать в уме всевозможные способы развести огонь, я вдруг сообразила, что теперь мне достаточно собственной силы, чтобы согреться. Вот только она почти вся ушла на ненавистного Вильдана. Пришлось встать на корточки и проползти немного вперед, на освещенный лучиками солнца участок, а затем лечь там, закрыв глаза и питаясь крохотными золотистыми частичками солнечной магии. Они падали на кожу, проникая внутрь, согревая каждую отдельную маленькую клеточку. Крохотные истощенные змейки сперва вяло, а потом все активней побежали по телу, щекоча меня и возвращая подвижность рукам и ногам. Спустя некоторое время мне удалось опереться на локти, а потом сесть на земле, осматриваясь вокруг.