Даниэла Сакердоти - Сны

— Теперь, когда я об этом думаю, то вспоминаю, как мама однажды говорила об этом...

Стояла теплая, мягкая июльская ночь. Анна с Сарой были в саду, в небольшом уголке, где Анна выращивала целебные и магические травы.

— Для защиты и обеззараживания, — сказала Сара, прикасаясь к бутону розмарина.

— Отлично. Нужно еще столькому научиться... Когда ты меня научишь?

Анна отвернулась, собрав свои черные волосы в руку, когда она наклонилась, чтобы собрать немного тимьяна.

Я уже научила тебя некоторым заклинаниям.

— Детским заклинаниям! Не настоящим, не тем, что используются на охоте. Мне шестнадцать, мам, уже пора!

— Я знаю, дорогая, я знаю... Но эти заклинания не безвредны. Они могут быть очень опасны. Твоя бабушка разрешила меня выучить их только после женитьбы.

— Но я готова!

Анна посмотрела ей в глаза. « Мой замечательный ребенок », — подумала она... « Мой взрослый ребенок » .

— Я подумаю об этом.

Сара улыбнулась.

— Это значит «Да»?

— Это значит «Я подумаю об этом».

— Когда? Скоро?

— Скоро, — уступила Анна. — Если со мной что-то случится...

Улыбка Сары исчезла.

— Не говори так.

— Мы должны быть готовы. Если что-то со мной случится, ты должна знать, что я не оставила тебя неподготовленной. Если меня не будет здесь, чтобы научить тебя заклинаниям, ты должна знать, что я найду способ дать тебе знать о них.

Сара задрожала, несмотря на летнее тепло. Слова Анны звучали как предостережение.

— Она сказала, что найдет способ дать тебе знать о них?

Сара кивнула. Она не могла говорить. Не плачь, не плачь, не плачь.

— О, Сара. Не беспокойся. Мы узнаем, что она имела в виду. Слушай, день был долгим, не хочешь пойти отдохнуть?

— Ладно. Но сначала я позанимаюсь часик. Гарри...

— Да?

— Если придет сон...

— Я не буду спать.

— Спасибо, — они смотрели друг на друга, на мгновение связанные.

Сара достала свою виолончель и встала у окна.

Когда она играла, Сара чувствовала спокойствие, реальность словно замирала. Ее музыка отражала ее страстную натуру. Темные, яркие ноты виолончели пели о собственной печали, собственном одиночестве. Джеймс всегда говорил, что, в какой-то степени, она была виолончелью.

Она закрыла глаза и окунулась в музыку. Она знала свой отрывок для прослушивания наизусть, она репетировала его так долго, и играла его мастерски. Ее учитель музыки, Сандс, столько помогал. Он очень гордился этой целеустремленной, талантливой, увлеченной молодой девушкой.

— Чтобы стать великим музыкантом, ты должны быть погружена в музыку. Питайся ею, упивайся ею, дыши ею, — сказал ей однажды мистер Сандс. И она, определенно, следовала этому совету.

Мистер Сандс всегда смотрел на ее руки и задавался вопросом, почему они были такими сухими, красными и выглядели грубыми. Несколько раз она замечала, как он смотрит, и решила соврать еще кое в чем.

— У меня псориаз.

— О. Должно быть, играть для тебя настоящее мучение.

— Так и есть, — сказала она, не вдаваясь в детали. Боль отвлекает меня от того, что болит по-настоящему, — могла она сказать, но не сделала этого. Это его не касалось. Ему не следовало бы думать о том, что она делала своими руками. В ее руках была ее душа. В ее руках была ее сила. И все же, она уничтожала их, она заставляла их кровоточить.

Последние несколько нот повисли в воздухе. Сара убрала свою виолончель в пурпурный чехол и начала готовиться ко сну. Она переоделась в шорты и футболку, завернулась в белый шерстяной кардиган и села на подоконник. Она прислонилась к холодному стеклу. Она видела Тень на ее ночной охоте — черный безмолвный силуэт напротив белого гравия.

Сара наблюдала, как темнело небо, пурпурные тучи смыкались над болотами, словно заключая их в свой плен, и первые звезды зажигались на западе. Венера была сверкающе белой, словно одна из маминых жемчужин. Планета Сары, планета красоты и любви...

Она видела свой профиль, отражающийся в окне. Она всегда была немного удивлена, когда видела свое отражение, словно не узнавала сама себя. Она думала, что увидит ребенка, ребенка, которым была, но вместо этого она видела молодую женщину. Она скучала по этому, потому что внутри она все еще чувствовала себя маленькой девочкой. Маленькой девочкой, которую не очень любили, которую часто оставляли одну.

Раненой девочкой.

Сара вздрогнула. Она замерзла и устала. Она не могла держать глаза открытыми, но боялась того, что увидит в своем сне.

Может, ко мне явится Листок...

Эта надежда заставила ее лечь в постель. Она проделала свой привычный ритуал с одеялом и подушками, разглаживая их снова и снова, просто для уверенности. Она закрыла глаза и сон забрал ее почти сразу.

Началось видение, но это не был кошмар. Ее мать стояла в изголовье кровати и улыбалась.

— Мама!

Волосы Анны ниспадали на плечи, она была одета в свою любимую ночнушку, белую с цветочками. В одной руке она держала книгу с голубой обложкой, другая была сжата в кулак. Она держала что-то, но Сара не видела, что именно.

Она тихо присела на кровать Сары, раскрыла книгу и показала ей первую страницу.

Дневник Анны, для Сары.

— Для меня... Ты написала его для меня!

Анна кивнула, а потом заговорила, впервые за весь сон. Ее голос, кажется, доносился издалека, словно эхо голоса, исчезнувшего давным-давно.

— Это мои заклинания. Будь сильной. Я люблю тебя, моя дорогая Сара...

— Я тоже люблю тебя, мама. Где дневник? Здесь, в доме?

Анна раскрыла кулак, ладонью вверх. В руках она держала маленький мешочек из синего бархата...

Сара проснулась со вздохом, ее лицо было влажным от слез.

Мама!

Она встала и побежала вниз. Она замерзла, но это не имело значения. Она пошла на кухню, а потом вниз по кованой лестнице, ледяной по сравнению с ее босыми ногами. Она сняла крошечный ключик с цепочки и открыла дверь.

Внутри была непроглядная тьма. Сара ощупала стену руками в поисках выключателя. Она включила свет и сразу же увидела тень на полу, вперемешку со слезами, так что не могла сказать, где заканчивалась ее тень и начиналась тень незнакомца. Она ахнула и обернулась.

Это был Гарри.

— Все в порядке?

— О, это ты! Ты напугал меня. Ты всегда так тихо ходишь.

— Я услышал звук. Я не спал. Я пообещал тебе, что не буду.

— У меня был сон... Я видела маму. Она передала мне послание.

Глаза Гарри расширились, его сердце забилось быстрее. Это же не... она не могла воскреснуть, чтобы сказать ей...

— Что она сказала? — грудь Гарри быстро поднималась и опускалась.