Елена Муравьева - ПЛАН «Б»

Отец появился в доме через две недели после похорон. Вошел, поцеловал в щеку и объявил с порога:

— Поживу с тобой.

«Он понимает, как мне тяжело и хочет помочь, поддержать», — подумала Тата и ошиблась. Папенькой двигала иная мотивация. За ужином, не отрывая взгляд от телевизора, он небрежно уронил:

— Я сейчас на мели, поэтому денег на хозяйство дать не могу. Покормишь меня?

Детское обожание и юношеская обида давно остались в прошлом. Сейчас Тата относилась к отцу ровно и приветливо. Не более. Наверное, поэтому озвученная безапелляционным тоном просьба вызвала глухое раздражение: «Он не спросил, хватает ли мне самой на жизнь». Однако отказывать было неудобно, и она ответила:

— Да.

Три недели Тата готовила на двоих, одна убирала в квартире, игнорируя, звучащий в мозгу ехидные реплики Внутреннего Голоса вроде: «Папочка хорошо устроился, нашел себе служанку…»

Кстати, о Внутреннем Голосе…

Раньше Тата почти не обращала внимания на то, что в мозгу, как бы сами по себе, без ее воли и участия, то и дело звучали различные советы, приказы, комментарии. Однако после похорон тон и лексика фраз разительно изменились. Без бабушки Внутренний Голос распоясался, стал язвительнее, безжалостнее и вякал, буквально, по всякому поводу.

Но в данном случае, замечание было справедливым. Папочка явно загостился. Пора и честь знать.

— Папа, мне уже легче, — когда терпение закончилось, сказала Тата. — Ты можешь возвращаться к себе.

Отец сделал надменное лицо:

— Ты не поняла. Я вернулся совсем.

— А эта твоя …ну…

— Мы расстались. — Предваряя следующие вопросы, отец поделился планами: он ушел от своей пассии навсегда. Жить, намерен в «хоромах», а свою квартиру будет по-прежнему сдавать в аренду.

Тата возразила:

— Здесь ты жить не будешь!

— Почему? Неужели я тебя стесняю?

— Не надо мной манипулировать. Квартирный вопрос мы выяснили шесть лет назад.

За время отсутствия папочка подрастерял хваленое хладнокровие и заорал:

— Гадина! Мерзавка! Как ты с отцом разговариваешь?!

— Папа, — Тата глубоко выдохнула, пыталась совладать с собой, — перестань кричать. Терпеть подобное обхождение я не намерена!

На этом первая ссора закончилась. Следующие тоже не привели к желанному результату. Однажды, придя из университета, Тата увидела ужасную картину: вдрызг пьяный отец лежал посреди гостиной на полу, раскинув руки и ноги, в луже мочи. Дрожащей рукой она потянулась к телефону:

— Вадим, только маме не говори…Что делать?

— Проспится, гони в шею, — приказал отчим. — Замки поменяй. Пригрози пожаловаться в милицию. Не уймется, я приеду.

— Как вы? — Тата сменила тему.

— Да, так, неважно…

Оказывается, банк, в котором хранились сбережения Барбары, на грани банкротства. У самого Вадима с деньгами тоже полная неопределенность. Компании пришлось выплатить крупную неустойку, это здорово ударило по бизнесу. В кондитерской также упали продажи.

— У нас какая-то черная полоса. Так что ты с деньгами аккуратнее. Ладно? — попросил Череда.

— Ладно, — ответила Тата и, огорченная, набрала номер лучшей подруги. Хотелось пожаловаться, но, эфир поперхнувшись треском, вклинился в чужой разговор.

— У Татки сейчас сплошные проблемы, — лучшая подруга делилась информацией с общей знакомой. И, добрая душа, вкладывала в каждое слово столько яду, что хватило бы на приличный террариум. — К ней папочка переехал. Вроде бы даже навсегда.

— Ну, да?!

— Не исключено, что он потребует раздела квартиры через суд. Если дело выгорит, то наша богатенькая невесточка останется без шикарной хаты.

— Но половина-то ее?

— Конечно. Но половина-то тю-тю. Представляешь, какой конфуз ее ждет. И это еще не все.

— Рассказывай, не томи!

— У матушки Таты проблемы с деньгами. Дождик из зелененьких становится все скуднее.

— Неужели, «прынцессе» придется идти вкалывать, как всем нам, простым смертным?

— Избави Боже! До диплома ни-ни.

— А с личной жизнью как? Все по-прежнему?

— Да, осенью свадьба.

— Неужели ничего сделать нельзя?

— О чем ты говоришь! У нее деньги, квартира, а меня за душой гроша ломаного нет. Я нашего общего любимого очень даже понимаю.

— Но вы же все равно встречаетесь?

— Изредка. Раз-два в неделю.

— Как его на вас двоих хватает?

— Кобелина еще тот.

Тата нажала на рычаг. От обиды перехватило дыхание. Но слез не было. Голова работала четко и ясно. Что случилось с ее красивой праздничной жизнью? Почему навалилось вдруг столько проблем? Ведь прежде в личной вселенной все находилось в равновесии и гармонии.

Бабушка говорила: в жизни человека все хорошо, пока он следует своему пути. Однако стоит свернуть в сторону и шаг влево-право расценивается, как попытка к побегу. И наказывается. Раз так, то предательство жениха и лучшей подруги, финансовые неурядицы мамы и Вадима, притязания папы явно указывали на необходимость подкорректировать выбранный курс.

Но что именно требовалось изменить?

Тата учинила строжайший аудит всем свершениям и чарам, и не обнаружила отклонений. Поступки соответствовали нормам общественной и личной морали, чудеса были идеально сбалансированы. Следовательно, возникшие проблемы имели другие корни.

— Думаешь, если ничего плохого не сделала, то и наказывать тебя не за что, да? — с подковыркой спросил Внутренний Голос.

«Да», — ответила Тата.

— Наивная ты моя.

«Неужели я наказана за несовершенные поступки?»

— Вполне возможно.

«Как это?»

— «Думай сама».

Спустя неделю ситуация прояснилась.

Тата готовила угощение на бабушкины сороковины и вдруг замерла, словно громом пораженная. Скорее всего — пришло понимание — устоявшийся порядок ее жизни был создан бабушкой. И без поддержки начал превращаться в хаос. Аналогичным образом регулировалось благополучие и мамы с Вадимом. И даже папы.

«Что же мне теперь принимать от бабушки эстафету?» — Тата испугалась. Ей совсем хотелось мирить отца с его подругой, поддерживать финансовые возможности банка Барбары, вести к высотам капитализма компанию Вадима и направлять в мамин магазин покупателей. Не было ни малейшего желания улаживать и бесконечные неурядицы, которыми полнятся чужие жизни. Вернее, можно было в случае острой необходимости посодействовать близким один, два, ну, три-четыре раза. Взвалить же на себя постоянную ответственность — увольте. Слишком большая это морока и слишком явная несправедливость по отношению к ней.