Соловей и кукушка - Анастасия Разумовская
И она пулей выбежала из гостиной, оставив меня в глубочайшем потрясении.
Я забралась с ногами в кресло. Знобило сильней. Казалось, что в горы пришла зима.
Я действительно была такой сволочью?
И… Братом? В каком это смысле? В Нике точно не было королевской крови, я уверена в этом… Или она вообще о ком?
Чувствуя, как раскалывается голова, я поднялась, пошла к себе и упала на постель, закутавшись в одеяло. И тотчас вырубилась.
Разбудила меня Марселия. Мне всё ещё было нехорошо, но пора было собираться на свадьбу. Ни платье, ни украшения из розового жемчуга сейчас не радовали меня. Хотелось, чтобы всё это быстрее закончилось.
Ролдао… Я так и не поговорила с ним.
Плевать. Хотел бы — нашёл бы возможность сам…
Мне закрутили волосы в какую-то пышную причёску, а затем прикололи к ним фату. Хорошо хоть белая тафта скрывала покрасневшие глаза и нос. Впрочем, мне их тотчас напудрили.
Интересно, почему отец не приехал на свадьбу? Сам не захотел, или не пригласили? Мне вдруг показалось странным и диким, что его не было со мной. Ведь он мог бы жить с нами в этом же домике, ходить со мной под ручку в королевском саду… «Вы поразительно не любопытны» — вдруг вспомнилось мне. Что имел ввиду дон Лианор?
Матушка вывела меня под руку. У меня было так скверно на душе, что карета не вызвала тот детский восторг, как в прошлый раз. Всё казалось ненастоящим, как будто я — кукла, которой играют… Двадцатый век и карета… Жених, который меня не любит и которого я не люблю. Принц и Золушка… Какая же это гнусность!
Мне внезапно захотелось развернуться и броситься обратно, к телефону. Набрать номер из пяти цифр и сказать, что я снова передумала… Всё вот это — театр и фарс, и в нём настоящий — лишь Диаманто…
— Что с тобой? Тебе плохо? Надо взять себя в руки, Ирэна, — обеспокоено шепнула мне матушка.
Я молча села в карету, содрогаясь от озноба.
Быстрей бы всё это закончилось.
В придворном храме всё горело золотом: подсвечники, ризы на статуях, сами статуи… Золото — как символ продажности всего сущего, символ власти, подчиняющей любого человека, высасывающей простую жизненную радость… Я стояла перед алтарём и меня шатало. Казалось, многотонный храм давит на меня всей своей готической тяжестью.
В этот раз Криштиан был одет на удивление прилично и современно. Только во всё белое. Даже без браслетов и ожерелий, однако лицо было замазано и тушью и пудрой, и я поняла, что он менял черты своего лица не только ради меня. Принц-разбойник… Как в той сказке про девушку, заблудившуюся в лесу и нашедшую пристанище в хижине разбойников. Героиню страшной истории спасла старушка, спрятавшая её за печкой. А вот другой, не главной девушке повезло меньше — разбойники отрубили ей палец с кольцом… Интересно, а я — главная героиня или нет? Может сейчас кто-то на небе пишет мою историю и решает: убить ли Ирэну во втором акте? Или в шестом?
Сам король вручил нам высокие светлые свечи из воска, и я заметила, как сильно дрожит моя рука. Мой жених показался мне мёртвым, он даже не поздоровался со мной и не оглянулся, когда я вошла.
Ролдао в парадном чёрном мундире высился по правую руку от брата. Его серые глаза лишь мельком скользнули по мне, но я не поняла их выражения. Да и не старалась, если честно. Король, королева и принцесса Алессандра заняли места позади. По мою левую руку стояла Марселия, которая выглядела чудо как хорошо.
А должен был — отец.
Кардинал, похожий на красно-белого попугая, что-то читал звучным красивым голосом, хор пел, а я чувствовала жар и как под фатой по коже течет пот. Выдержать! Выстоять! Но больше всего на свете хотелось скинуть с головы фату и выбежать прочь. Не к Лианору, нет. Просто в леса, в горы… Как жаль, что Алейшо де Аншо, благородный разбойник, оказался в итоге принцем…
Кардинал обратился к моему жениху, упоминая несколько его имён. Одним из них действительно было имя Алейшо. Ну хоть в чём-то не солгал…
—… берёшь ли ты в жёны…
— Нет, — вдруг перебил его Криштиан. — Не беру. Я передумал.
Я медленно обернулась к нему. От потрясения у меня даже туман перед глазами рассеялся.
— Ваше высочество? — пробормотал сбитый с толку кардинал.
— Я передумал жениться. Сеньорита свободна.
Громкий голос принца разнёсся под высокими сводами. Все замерли, все звуки стихли.
— Криштиан, — прорычал король, — это уже слишком.
Сын обернулся к отцу, пожал плечами:
— Ничего не поделаешь. Насильно нас не повенчают, папенька.
— Я долго терпел твои чудачества, но всему есть предел!
Видя, как судорога дёргает левую щёку Алехандро Четвертого, я вдруг поняла, что безумно боюсь этого человека.
— Придётся ещё потерпеть, — рассмеялся Криштиан, разводя руками, и добавил капризно: — Я ещё молод, мне слишком рано связывать себя узами брака.
Он направился было к выходу, но король рванул его за рукав.
— Ты хочешь оказаться там же, где уже был? — прохрипел, другой рукой пытаясь освободить себе ворот. — Ты этого хочешь⁈
Криштиан криво улыбнулся и наклонился к отцу:
— Почему бы и нет? Вот только скрыть этого уже не удастся, Ваше величество, — подмигнул ему. — Скандал будет не замять.
Я не понимала о чём они. Мои руки так тряслись, что свечка потухла и выпала из них. Оба мужчины обернулись на стук и посмотрели на неё.
— Гнилое семя гнилого дерева, — прошипел король. — Мне жаль, что я женился на твоей матери, Криштиан…
Мой несостоявшийся жених насмешливо выгнул бровь. Меня поражало его спокойствие. Лично мне хотелось срочно забиться под одну из скамей храма и сделать вид, что я — мышка. Летучая. Король в гневе был ужасен.
— Что ж, — процедил он, — решай, конечно, сам, сын. Вот только там ты окажешься не один. Я уничтожу все семена этого дерева.
И тут Криштиан побледнел. И это было видно, несмотря на весь слой пудры.
— Ты не посмеешь, — прошептал он, но голос его сломался.
Король злобно и торжествующе глянул на сына.
— Увидишь, — тихо предупредил Алехандро.
Я не поняла, о чём они говорят, но сразу поверила ему.
Криштиан с минуту смотрел в глаза отцу, словно пытаясь увидеть в них что-то, а затем его губы вдруг нервически дрогнули, брови сошлись на переносице, а глаза полыхнули. Он молча наклонился, поднял мою свечу и вложил мне в руку. Затем обернулся к застывшему высокопреподобию.
— На все вопросы — да. Дальше, — прохрипел так, будто ему стиснули горло железной рукой.
А я залипла на его лицо. Никогда раньше не видела такую смесь ярких переживаний! Гнев, ярость, страх, унижение — да чего тут только не было. Я забыла про свой озноб, про туман, я просто смотрела на жениха, потрясённая силой явных чувств. Я забыла даже о короле и единственное, о чём я могла думать: карандаш и бумага! Боже, всю жизнь за карандаш и бумагу!
— Клянётесь ли вы…
— Я сказал, — прорычал Криштиан, — на все вопросы: да.
Кардинал испуганно глянул на монарха и, видимо, тот подал какой-то знак, который подтвердил согласие с сыном.
Принц ощутимо дрожал. Я слегка коснулась его руки и почувствовала эту дрожь загнанного в ловчую яму зверя.
Чем пригрозил ему отец?
Куда обещал вернуть?
Криштиан закрыл глаза, пытаясь взять себя под привычный контроль. И, словно стираемые ластиком, эмоции стали выцветать на его лице. Вот выровнялась линия губ, вот пропали носогубные складки, разошлись брови, смягчились желваки…
Я ничего не слышала и не видела, заворожённая зрелищем потрясающего самоконтроля. Я даже забыла про собственное унижение. А потом принц взял меня за ладонь — и рука его больше не дрожала — и повел среди ошарашенной толпы к выходу. Криштиан шёл с намертво приклеенной к губам улыбкой, вокруг суетились репортёры, и даже кто-то мелькал с киноаппаратом.
— Улыбайтесь, — шепнул он краешком губ, — улыбайтесь, чёрт возьми. Не дайте зверю почуять ваш страх.
Народ на паперти, который не знал об инциденте, стал бросать в нас какой-то крупой и лепестками цветов. Мы снова сели в раззолоченную карету, и Криштиан без сил
