Анастасия, боярыня Воеводина - Елена Милютина
— Не вышло? — спросил вышедший вслед за ней расстроенный Филарет.
— Вышло, не могла я там опознать. У этой ведьмы на пальцах проклятие заготовлено было. Так что осторожнее, когда вязать будете. Она в темно-красном шушуне и черной с серебром душегрее. И в серебряной кике. Богаче всех одета. Молодая.
— Понял. Чародеев приглашу. Спасибо.
Ведьму взяли. Аккуратно, проклясть не смогла. Сразу с вызовом заявила, что она личная колдунья брата патриарха, Ивана Никитича! Не ожидал Филарет подставы от родной крови. Михаил рассказал ему, как отговаривал Иван племянника выбирать, сам рассчитывал на его место. И, хоть, и обласкал его после венчания на царство Михаил, все-таки вредить вздумал.
Филарет долго не скорбил. Отправил брата обустраивать земли южнее Ельца, строить новые крепости от набегов татар. Укрепить Муравский тракт. Основать поселение в месте, именуемом Студенки Липецкие. Севернее был Муромский, южнее — Романов. Скоро эта лазейка для степняков будет крепко забита.
Глава 15
Ведьму допросили, дознание провели. Полюбовницей Ивана оказалась. Надеялась женой стать. Поэтому и дети все у него умирали в младенчестве, одному Никите выжить удалось, но у него детей никогда не будет — так на него ее зелье повлияло. Да последнюю, Марфу отравить она не успела. Иван, приглашенный Филаретом, как услышал, так чуть полюбовницу не задушил. Потом долго каялся, брату в ноги кинулся, что, действительно, завидовал Михаилу, что его на царство избрали, да еще оказалось, что он справляется! Надеялся, что так и помрет бездетным, а наследником племянника объявит! Филарет его не простил, но счел достаточно наказанным, подтвердил свой приказ обустроить Муравский тракт новыми крепостями, Лебедянь восстановить из своих средств. Воеводу он туда пришлет проверенного, тот сейчас в Воронеже в учении у тамошнего воеводы, хорошо о парне отзывается. Толковый воевода будет. И напомнил, что бы с Муромским не ругался, и на его земли глаз не клал. Известно ему, как Иван с Елецкими собачиться, так вот, к Муромскому пусть не суется. Если он Ивану за обиды чародейством врежет, то ему это простится. А ежели не сам, а жена с дочерью, так простится вдвойне. Проникся Иван, и зарекся с чародеями дело иметь. И так уже пострадал от ведьмы, царицею возомнившей стать! Убрался восвояси, границу укреплять. Ведьму тайно порешили. То ли утопили, то ли в землю зарыли, никто не знал. Времена жестокие были. Но в народе долго шептались, что уморил Господь жену царскую из-за обиды за Хлопову. Марфа тихо радовалась, что хоть не на нее всю вину свалили. Царица тихо умерла в начале просинца (январь). Теперь Михаилу положено было год траура держать, а потом снова жену искать можно.
Москва не сразу строилась, так и палаты Муромского, как в поговорке, медленно возводились. К моменту смерти царицы только под крышу подвели. Отделка осталась. Михаил крышу пока золотом покрывать не стал, в семье тоже траур был. Сестрица Долгорукой, Лидия, из-за тоски по сестре снова ребенка скинула. Уже со счету сбились, какого. Княгиня Наталья уже в какой раз Богородицу благодарила, что спасла ее Мишеньку от такой неудачной жены. Не сравнить с Анной. И красива, и покладиста, слово поперек мужа не скажет, а тихо переубедит в своей правите. И рожает легко, как кошка прямо, (Тьфу, грех какой!) На исходе грудня (ноября) опять сынка родила, да такого крепкого. Так что теперь у Миши три сына и дочка. Красавица растет. Десять годочков скоро, вот-вот заневестится. Такую только за принца отдавать.
Да только владения у нее поболее, чем у иных германских принцев в наличие. Солидный доход дают. Меха драгоценные, жемчуг речной, мелкий, но ценный, лен. Рыба красная и белая в избытке. Весь пост только ее и ели, да продавали мороженную. И теперь вот, древесина ценная, что в воде не гниет. Узнали о ней на Москве, стали заказывать, и для царских палат в Кремле, и бояре побогаче. А так, как рубить из нее умели только мужики из Анниных же вотчин, да архангельские, то от этого богатство тоже прирастало. Нарасхват были мастера. Оброк исправно платили.
Мишино наследство, Устюжен тоже доход давал немалый. Возрождалась Россия. Много инструмента требовалось — топоры, пилы, лопаты, мотыги, гвозди те же. Михаил кузни завел, к нему несколько кузнецов переехало, которых еще по Лебедяни знал. Уже не сырцовым железом торговал, а все больше товаром железным. В Туле-то больше оружие делали. До мелочи хозяйственной руки не доходили. Так что, когда Миша заказал через Аглицкую Московскую компанию стекла для хором своих и в Москве, и в Бобриках, никто из семьи слово не сказал о расточительстве. У царя и то слюда в окошках, а у Муромского — стекло. Но Михаил и тут отличился. Подарил тезке ко дню рождения набор на окна в новом тереме, что Михаил к новой свадьбе строил, из Аннушкиного же леса. Мужики плату не взяли, Анна им полюдье засчитала — не на простое лицо работают, на державу! Да и новый доход нашелся. Окрестности Епифани, что в его земли входили, богаты коноплей оказались. Михаил наладил вначале производство пакли, и стал ее продавать Московской компании. Росла конопля в тех местах обильно, высокая была, волокно давала длинное, прочное, так что брали его охотно, и дороже, чем из других мест. Михаил с президентом аглицкой компании, Джоном Мерриком, знаком был еще по Столбовским переговорам, так что сторговались быстро. И даже договорились на паях завод канатный на землях Михаила построить. Работников много, зимой крестьянам все равно делать нечего, вот, пусть канаты вьют, деньги зарабатывают. Джон ждал только патента королевского, что бы потом продавать в Англии беспошлинно.
И здоровье у Миши поправилось. Ни разу болячка не вспыхнула. Сказалась спокойная семейная жизнь. Хоть бы подольше продлилась!
Так незаметно год царского траура и пролетел. Начали готовить избрание новой царицы. Патент Джон получил, пришлось изрядное количество соболя и чёрно-бурых лисиц, до которых был особенно охоч всесильный Бэкингем, презентовать первому министру короля. Но оно того стоило. Завод поставили в Холмогорах, что бы пылью великой округу не отравлять и Мишины легкие. Анна настояла. У ее семьи целый остров в дельте Северной Двины был, хороший, сухой. Там и построили. Народ свой пожалели, и так чесанием