Боярыня (СИ) - Даниэль Брэйн
Итак?..
Дверь в кабинет, дверь в соседнее с ним помещение. На чертежах оно такое же маленькое, как и кабинет, и печь одна на обе эти комнатушки. Куда запрятали шкатулку до того, как перенесли ее в мою опочивальню, и вот еще интересный вопрос — зачем ее вообще унесли? Разве что как улику — подбросить мне, потому что изъять содержимое можно было и в кабинете. Да, в нашем мире наличие шкатулки в моих покоях само по себе никак не указывало следствию на то, что я убийца, но здесь рассчитывать на здравую оценку улик и событий я не могла. Мне нужно место, где шкатулку спрятали изначально. Здесь? Или здесь? Носиться по всей трапезной с ней бы не стали и вряд ли сунули туда, где случайно на нее мог кто-то наткнуться. Может быть, здесь?
Что ты тут делаешь, матушка, с фонарем в такой позе, мог бы спросить меня любой заглянувший случайно. Ищу человека, честно ответила бы я. Я ведь и в самом деле ищу — настоящего убийцу. Может, здесь, под трапезным столом, есть следы?..
А что если… я выпрямилась, посмотрела на двери комнаток. Затем подошла к двери кабинета, постояла, покачала головой, пошла к соседней. Прелюбопытно, но…
Это была библиотека. Условная, потому что из всех книг на виду там были только три рукописных тома в богатом окладе. Два подсвечника, чернильница, резное кресло, квадратный стол, накрытый — ну без вариантов! — красной с золотом тканью.
— Гриффиндор, — пробормотала я. — И никаких следов Тайной Комнаты…
Тайника. Но все равно — никаких. Я обследовала все тщательно, едва не обнюхав, и, конечно, обнаружила чернильные пятна, но старые. А что если…
…Почему мне сразу это в голову не пришло?
Что если шкатулка и не покидала пределов кабинета до тех пор, пока оттуда не убрались восвояси я и вся челядь?
Чуть не потеряв проклятые мюли, я кинулась в кабинет. В мое время его бы закрыли и опечатали, в эту эпоху вынесли тело — достаточно. На столе икала продрогшая свечка, никто не топил печь, было зябко, но не печь меня интересовала. Сундук. Огромный ларь. Если бы мне нужно было что-то спрятать, я бы сделала это у всех на виду.
Крышка оказалась тяжелой, но я уже представляла ее вес — пару раз залезала в сундуки в моей опочивальне. В ларе лежали здоровенные толстые книги в инкрустированных камнями обложках, на одной из них даже при недостатке света я различила чернильные пятна. Но остались они от того, что на книгу поставили шкатулку, или с книгой небрежно обошлись ранее?
Я наклонилась, кика съехала на лоб. Я раздраженно вернула ее на место, подумав, что мода этого времени уже позволяет женщинам обойтись без нее, но, помня о визите купца, бросать вызов традиционалистам остереглась. Купец был мне нужен, стоит немного потерпеть, прогресс оставлю на потом, пока он преждевременен. После чего я все-таки вынула книгу и, положив на стол, рассмотрела.
Дорогое удовольствие в это время — чтение, библиотека — подтверждение статуса и богатства. Я затруднялась сказать, сколько стоит это произведение искусства, и дело даже не в камнях, которые мне показались драгоценными, не в серебре и не в тщательно выделанной коже. Книга была рукописная — я открыла ее, полистала, все еще удивляясь, что вместе с телом мне досталась и грамота. Грамота! Может быть, знатный, но давно обедневший отец будущей боярыни Головиной обучил ее всему, понимая, что шанс на удачное замужество у дочери призрачный и придется ей идти… в монастырь? А очень похоже, размышляла я, листая книгу и изумляясь, что понимаю, что в ней написано. Я бы назвала это «житиями святых», в книге речь шла о Пятерых и их деяниях. И да, их приключения мне были интересны, и забрать и положить книгу у себя я имела полное право, но — неразумно. Улику надо либо оставить на месте, либо перепрятать…
Улику, да. Я закрыла книгу, от свечи запалила вторую, измерила пальцами расстояние между пятнами от чернил на обложке — все же заметными — и сравнила его с пятнами на столе. Так как будет лучше? Научить дьяка сыскного приказа снимать отпечатки пальцев или сперва узнать, жгут ли тут на костре за колдовство? То, что в моем мире отняло бы время на протоколы и экспертизу и дало бы безоговорочный результат, здесь становилось нереализуемым.
Итак, я знала, где держали шкатулку до того, как сунуть ее в мою печь; я даже догадалась, чем меня ударили по голове… Я вернула книгу в сундук, закрыла крышку, выглянула в трапезную. Когда я выходила сюда в первый день, посуду уже прибрали, но мне все это время подавали еду как в глиняных горшках, так и на металлических блюдах, и в металлических же горшочках. Врезать такой посудиной по голове… эффект будет тот, какой нужно? Но совершенно неважно орудие, все равно ничего с ним не доказать…
Похоже, что теперь мне оставалось выяснить только одно, и приходилось лишь ждать, пока подвернется возможность.
Я потерла глаза. Все так просто, почему же дьяк сыскного приказа не дошел до этого своей головой? А светлейший, который получил титул за ум, как иронизировала императрица, куда у него делся хваленый разум в момент, когда он был необходим? Впрочем, необходим не светлейшему, и что удивляться, что ему никакого дела не было до того, что какую-то благообразную вдовушку обвинят в том, что она не совершала?
Или совершала. Черт бы это все побрал.
Я вернулась в кабинет и даже не успела закрыть за собой дверь, как в трапезной пошло оживление. Кто-то робко поскребся, и я отступила на шаг.
— Кто там, заходи.
Интересно, так ли должна говорить боярыня? Пимен проглотил приглашение без малейших проблем, я попала в самое яблочко.
— Купец Разуваев, боярыня, — прогудел он. — Прикажешь ввести?
— Прикажу, — кивнула я. — Стой. Дверь закрой, иди сюда.
Пимен послушался. Он был непривычно застенчив, я догадывалась, что тому причиной.
— Спросить меня о чем хочешь, Пимен? — усмехнулась я, усаживаясь в кресло. То самое, в котором сидел мой муж. Но какие могут быть предрассудки? — Так спрашивай.
— Марья, боярыня, велела баньку, — замямлил Пимен. — Мол, твоя на то была воля.
— Была, — кивнула я. — Мне она потребна. Бань много.
Истинная правда. Помимо господской бани в самом доме, на территории имения я насчитала
