Лекарки тоже воюют 2 (СИ) - Ветреная Инга

- Парни, выжившие в той бойне, рассказали, - пожав плечами, ответила я. – Они же по моей просьбе и документами с записями поделились.

- Они не имели права! За огласку секретной информации им грозит наказание! – мстительно зашипел историк.

- А ты, червяк, думаешь, что после той бойни их еще можно чем-то напугать? – с сарказмом спросила я.

Услышав мой вопрос, капрал в испуге съежился, уже не зная, как меня приструнить.

- Учитель Престон, Син, в мой кабинет! – скомандовал директор Ридлей, и я направилась в указанном направлении.

Решившая поддержать меня Мояра, не отставала от меня, передвигаясь на собственных ногах, а вот преподавателя истории не очень аккуратно волочили Цун и Керем, чтобы у того вновь не возникло желания сбежать от нашей душевной компании.

Как только дверь в директорский кабинет захлопнулась, бывшему капралу удалось принять вертикальное положение, он приосанился и опять противно заголосил:

- Я требую уважения к себе, как к учителю и как к старшему по званию!

- Что ж Вы, учитель Престон, так же рьяно не требовали помилования для своего командира на военном трибунале? – рыкнул на коллегу директор. – В этой школе я - старший, поэтому Вам, господин Престон, придется подчиниться моему решению: в свете открывшихся фактов, я считаю Ваше поведение неэтичным и недопустимым! Поэтому  требую, чтобы Вы в присутствии всей школы принесли ученице Син свои извинения!

- А если я не подчинюсь Вашему абсурдному приказу, господин директор? – нахально уточнил капрал.

- Вы вылетите с волчьим билетом из нашей школы, как пробка из шампанского! Вряд ли будущие работодатели захотят взять на работу учителя со столь сомнительной репутацией, как Ваша? – директор был до жути откровенен.

Возмущенный рот историка тут же захлопнулся. Бывший капрал предпочел быстро ретироваться в меняющихся жизненных обстоятельствах и принять наиболее выгодное для себя решение:

- Так точно, директор Ридлей! В ближайшее время мною будут принесены извинения ученице Син!

- И я надеюсь, что Вы больше не позволите себе на уроках отступать от школьной программы? – уточнил директор.

- Никак нет! – привычным военным языком ответил историк.

- И запомните, господин Престон, - с нажимом в голосе, сообщил директор Ридлей. – В нашей школе неуважительное отношение к ученикам может неожиданно плохо закончиться для учителя!

- Я уже успел в этом убедиться, - кидая на меня затравленный взгляд, прохрипел преподаватель.

- В таком случае возвращайтесь в класс, - распорядился начальник школы, и учителя Престона тут же, словно ветром, сдуло.

- Мы тоже не будем Вам мешать, - произнес Керем, повернувшись к выходу.

- Нет, ребята, задержитесь! – неожиданно попросил нас директор.

Убедившись, что дверь в кабинет плотно закрыта, руководитель элитного учебного заведения обратился исключительно ко мне:

- Син, стоит ли из любой конфликтной ситуации устраивать публичную порку? Может быть, следует искать компромиссы и становиться более лояльной?

- В батальоне капитана Дамайона служило много моих друзей, двое из них умерли у меня на руках. Группа лекарей прибыла на место боя вместе с разведротой, спешившей им на выручку. Мы дружили несколько лет, а сейчас Вы предлагаете мне искать компромиссы в их гибели и становиться лояльной к людям, предавшим ребят?! – твердо разъяснила я свою позицию. - А то, что Вы, директор Ридлей, называете публичной поркой, является правдой, которую я не считаю нужным скрывать и замалчивать!

Я пристально смотрела на нового директора школы, фиксируя его реакцию на свои слова. Он резко побледнел, ссутулив плечи, словно на них давила огромная тяжесть.

- Син, война закончилась! Теперь мы живём по законам мирного времени, - пытался он меня вразумить.

- Верно! Но война закончилась исключительно благодаря подвигам таких парней, что остались лежать у подножья Азорских гор. И именно мы, воевавшие и оставшиеся в живых, должны устанавливать законы мирного времени!

- А как же насчет ОСТАЛЬНЫХ? По разным причинам они не знают, что такое настоящая война? – не отступал он.

- Мы с Моярой попали на войну совсем девчонками! Мне сейчас шестнадцать, Мояра на два года старше! И Вы считаете, что нас должно интересовать мнение ОСТАЛЬНЫХ трусов? Согласно закону военного времени солдаты жертвовали своими жизнями в противостоянии с врагом на поле боя! ОСТАЛЬНЫЕ «скромно» молчали и не оспаривали наших действий. Почему же сейчас они решили, что им позволительно возмущаться и диктовать нам свои правила? – не соглашалась я.

- Ты говоришь правильные слова, но реальность, девочка, намного сложнее! – директор Ридлей выглядел очень уставшим.

- СЛОЖНЕЕ было хоронить друзей! Со всем остальным мы справимся! – не уступала я, уверенная в своей правоте.

- Син, война закончилась! – пытался достучаться до меня директор, но его голос уже не звучал так твердо, как в начале разговора.

- Разве? Тогда почему Вы, господин Ридлей, не чувствуете себя победителем? Почему оправдываете поступки трусов?  Ведь это мы с Вами разбили врага, а не ОСТАЛЬНЫЕ!

Мы ушли из кабинета, оставив директора в глубокой задумчивости. Выйдя на школьный двор, укрылись под тенью раскидистого дуба. Сама не заметила, как прикурила сигарету, вдыхая горьковатый дым. Как ни старалась, мне не удалось остаться спокойной, память о погибших друзьях выворачивала душу. Прикосновение Мояры вырвало меня из задумчивости. Знакомыми жестами подруга молча попросила сигарету. Прикурив, она втянула в себя едкий дым и, уставившись в одну точку, замкнулась в себе.

- Странно было слышать такие жесткие слова от маленькой девочки, - внимательно меня рассматривая, словно впервые увидел, произнес Керем.

- Со стороны вы кажетесь такими добрыми, хрупкими, нежными, милосердными, - не отрывая влюбленных глаз от моей подруги, поделился своими мыслями Цун.

- У меня в батальоне ребята тоже были очень добрыми. Перед боем, итог которого нельзя было предугадать, они давали мне две гранаты, одну для врага ..., - и тут Мояра, вдохнув дым, закашлялась.

- А вторую? – настороженно спросил Цун.

- А вторую для меня! Чтобы живой не попасть в руки эриконцам! – тихо пояснила она. – Вот такое милосердие!

Мне не нужно было объяснять причины столь странного поведения ребят, с которыми служила Мояра. Участь женщин, которым «посчастливилось» попасть в плен к эриконцам, была всегда одинаково ужасна. Так враги пытались вселить в нас страх, сломать! Ничто так не губит боевой дух солдат, как униженные, растоптанные, изнасилованные женщины. Эриконцы делали это напоказ, с изощренной жестокостью! Смерть, действительно, считалась среди женщин-военнослужащих благом по сравнению с эриконским пленом.

Глава 18

Явуз

Еще не рассвело, когда отец неожиданно вызвал меня к себе в кабинет.

- Ты в курсе, что произошло вчера на уроке истории у ребенка? – взглядом указав мне на стул, спросил отец, сразу перейдя к делу.

Сам он уселся в свое рабочее кресло, из чего я сразу сделал вывод, что разговор предстоял основательный.

- Нет, я ждал ее после уроков, но она отзвонилась и предупредила, что уехала со школьными друзьями гулять в город. С тех пор ее еще не видел, - отчитался я.

На мои объяснения отец лишь кивнул, и молча развернул ко мне монитор своего компьютера. То, что я увидел, мне совершенно не понравилось. Учитель вел себя недопустимо грубо по отношению к мелкой, а вот Син в очередной раз меня поразила, ее поведение было безупречно, она умело отбивала каждую атаку преподавателя. Финал противостояния учителя и ученицы совершенно поверг меня в шок: историк – беглый капрал расстрелянного полковника Фразира!

- Как получилось, что на должность преподавателя школы имени Картиса попал разыскиваемый службой безопасности военный преступник? – недоумевал я.

- Престон – внебрачный сын нашего министра иностранных дел. Юноше готовили блестящую карьеру дипломата. Его и к Фразиру-то в штаб отправили, чтобы в личном деле красовалась запись об участии парня в боевых действиях. На передовой он ни разу не появился, предпочитая отсиживаться в штабе, - с горькой усмешкой вещал отец.