Донна Грант - Повелитель полуночи
— Он оставался в университете?
Гвинн кивнула.
— В его кабинете был диван, на котором он спал, шкаф полный одежды, и прочее. Это был его дом, дом, в котором он бывал чаще, чем в нашем. Когда я стала подростком, мое возмущение переросло в ненависть. Всегда были лишь моя мама и я. Мы всегда были одни.
— Вы двое были близки. — Логан видел, как она улыбается, упоминая мать.
— Да. Мы всегда были вместе. Неважно, как много ночей или недель проходило без моего отца, она всегда бывала радостно взволнована, когда он наконец-то наведывался домой. Я никогда не понимала ее. Она говорила мне, что любит его. Словно это как-то компенсировало его отношение к нам.
— Разве он не общался с тобой?
— Ничего подобного. Я всегда была на заднем плане. Он выводил маму в свет или приносил ей домой небольшой подарочек, приговаривая, как сожалеет, и что в следующий раз так не задержится. А на следующее утро он уходил.
Чем больше Гвинн говорила, тем все меньше Логану нравился Гари Остин.
— Пять лет назад, мама стала чувствовать себя обессиленной. Это было так не похоже на нее. Она всегда была неуемной, всегда что-то делала. Прошел год и все стало только хуже. К тому времени я жила отдельно, но оставалась с ней, чтобы убедиться, что она поела. Она едва могла вставать с постели. Именно тогда я узнала, что папа не наведывался к ней в течение трех месяцев. Я собиралась позвонить ему и сказать все, что думаю…
— Но она попросила тебя не делать этого, — завершил Логан.
Гвинн взглянула на него и печально кивнула.
— Она сказала, что не хочет, чтобы он увидел ее в таком состояние. В конечном счете я убедила ее сходить к врачу. Оказалось, у нее лейкемия. Целый год она болела и не принимала лекарства, Логан.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить, слышал ли о такой хвори.
— Что такое лейкемия?
— Рак костного мозга. Болезнь прогрессировала настолько, что даже пересадка костного мозга уже не смогла бы помочь.
— Что зависело от тебя?
Она пожала плечом.
— Они могли бы взять у меня часть костного мозга и пересадить ей.
— Звучит болезненно.
— Так и есть, но я бы пошла на это.
Логан хотел прикоснуться к ней, притянуть в свои объятия и стереть боль и страдания, что он увидел на ее лице. Понимание того, что она пережила это в одиночестве, без отцовской поддержки, у него вызвало желание вырвать глотку у Гари.
— Каким-то чудом мама прожила еще один год. То было ужасное время. Ее страдания не прекращались ни дома, ни в больнице. Там нас и нашел отец. По приходу домой, он нашел его опустелым. Соседи рассказали ему, где нас искать. Придя в больницу, он не отходил от мамы ни на шаг до того дня, когда ее не стало.
— Мне очень жаль, Гвинн.
— Это жизнь, — ответила она сквозь слабую улыбку. — Уже прошло три года, однако, такое чувство, что боль никогда не уйдет.
— Уйдет. Просто вспоминай о хорошем.
— Вспоминаю, — произнесла Гвинн, кивая головой.
Логан огляделся по сторонам. В полном одиночестве они забрели в отдаленную часть острова. Туда, где накануне Гвинн слышала ветер.
— Расскажи мне, как все изменилось между тобой и твоим отцом, — сказал Логан.
Она закатила глаза и поджала губы.
— Я пошла на это ради мамы. Она хотела, чтобы мы поладили, вот я и сделала вид. К тому времени, как она умерла, наше притворство должно быть уже вошло в привычку. Большая часть моей злости на него испарилась. Он был единственным родным человеком, которого я могла потерять. А я только что лишалась матери. Я не была готова остаться одна-одинешенька на всем белом свете.
— Никто не готов.
С губ Гвинн сорвался тяжкий вздох, но на них появился и легкий намек на улыбку.
— Стоит отдать ему должное, он постарался наладить со мной отношение. Каждый воскресный вечер мы вместе ужинали. В течение всей недели общались. Это были самые близкие отношения, что существовали между нами.
Логан смахнул прядь волос с ее ресниц.
— Но это же хорошо.
— Четыре года назад, если бы он пропал, я бы не пошевелила и пальцем, чтобы найти его. А сейчас, я взяла на работе отпуск и истратила свои сбережения, чтобы прилететь сюда. Зачем? Его здесь нет.
— Нет, но ты познала себя. Открыла, кем являешься. Ты обладаешь магией — старой, как само время, что течет сквозь тебя.
Она широко улыбнулась.
— Так и есть. Сколько людей могут сказать это?
— Думается мне, что немногие.
Гвинн вытащила руку из кармана и коснулась его руки.
— Спасибо, Логан.
Взглянув в ее фиалковые глаза, окаймленные густыми черными ресницами, он был пленен.
Порабощен.
Околдован.
Их тела почти соприкасались. Взгляд Логана упал на ее губы, не осознавая, что делает, он потянулся к ней, чтобы поцеловать и наконец-то познать ее вкус. Его переполняла страсть, заставляя изнывать от желания ощутить ее в своих объятиях. Он желал узнать ее, жаждал коснуться. Томился по… ней.
Неожиданно ощущение магии Гвинн возросло и окружило его, сводя с ума своей невинностью и чистотой.
Он должен обладать ею, познать ее вкус.
— Логан, — прошептала она.
Воин застонал, услышав свое имя на ее губах. «Она скажет это опять», — пообещал он себе. — «Она прокричит его имя, когда он доведет ее до пика наслаждения».
Но сначала — поцелуй.
Губы Логана были на расстояние вздоха от ее уст, от утоления желания, что обуздало его с того самого мига, как он увидел ее.
Звук приближающихся шагов заставил его насторожено вскинуть голову. Он проклял свое везение, увидев группу дурачащихся парней. А когда он опять повернулся к Гвинн, ее уже не было.
Логан сжал кулаки, пытаясь сдержать одолевшее его вожделение. Он нашел девушку в двадцати шагах от него.
— Здесь, — прокричала Гвинн, преклонив колени рядом с чем-то.
Быстрыми шагами Логан преодолел разделяющее их расстояние.
— Что это?
— Двойные спирали.
Присмотревшись, он увидел камень размером с человеческую голову, на котором были изображены те же самые двойные спирали, что были на книге и на амулете.
— Они идентичны, — сказала Гвинн и встала рядом с ним. — Что теперь?
— Теперь мы отыщем книгу.
Глава 15
Гвинн не могла успокоить разволновавшееся сердце. И желание, что не хотело уходить. Увидев, как потемнели глаза Логана от желания, она поняла, что он собирается поцеловать ее. И ей страстно хотелось, чтобы он это сделал.
Девушку окружало исходящее от него тепло; его близость, как наркотик, заставляла ее думать о нем. И только о нем. Мир просто перестал существовать, когда он склонил свою голову к ней.
