Оборотень по объявлению. Тень (СИ) - Буланова Наталья Александровна

Дочь смеялась так громко, широко улыбаясь. Все зубы видно!

Я ее такую никогда не видел.

Бредово, но она выглядела безумно счастливой.

– Это стресс. Адреналин, – успокаивал я.

Ее или себя?

Достал из кармана сигнальную ракету и запустил в воздух. Команда лис ждала в нескольких киллометрах. Зеленый цветовой сигнал означал, что помощь не нужна, вернемся сами, лисы свободны. Синий, что нужна помощь, подходите. Красный, что срочно нужен вертолет.

Красный. Определенно красный!

– Леся, ты можешь обернуться? Зверем сейчас теплее, шкура не будет мокрой, – попытался достучаться я через хохот до дочери.

И Лисенок прекратила смеяться, но не улыбаться. Кивнула и тут же обернулась песцом.

– Леся! – услышал я.

Это Бура бежал сюда со всех ног. Достал.

И парней, что ждали моего сигнала достал. Что он может со своими перевязанными лапами?

Но нет, бежит. Чернобурый прохвост.

Извинялся все передо мной. Думал, из-за него Леська сорвалась.

Много о себе мнит.

Я замотал потуже мою полярную лисичку в пуховик и выразительно посмотрел на приближающегося парня. Тот аж затормозил.

Послышался вертолет.

– Как Леся? – спросил Бура.

Я что-то так зол. Не хочу отвечать.

Но чернобурый сам уже увидел провал в реке и побледнел.

Вертолет приземлился, я заскочил в него с дочерью и закрыл дверь.

Бура смотрел на меня снизу, к нему как раз подбежали другие лисы. Никаких мук совести. Пусть едет со всеми на машине.

Я прижал к себе Лисенка.

Кира мне голову оторвет. Мы чуть ее не потеряли.

Я закрыл глаза и прижался к ее мордочке. В голове творился такой бардак, что я не мог облачить это ни в слова, ни в чувства. Я просто не выпускал своего единственного ребенка, пока Кира не вырвала ее у меня из рук.

Неженка похудела и осунулась за эти дни. Взглянула лишь мельком.

Я вывалился из вертолета, встал по привычке широко, спина прямая. Никто не знал, что душа у меня в узел. Проволок ноги до медицинского блока. Еще на подходе услышал веселый голос дочери. Смешинки, которые уже как год исчезли из ее интонации. Открыл дверь, боясь, что это галлюцинации. И увидел такую же ошарашенную Киру.

А Лисенок сидела в теплом махровом халате и, захлебываясь впечатлениями, рассказывала о своих приключениях. Страшные испытания для подростка казались ей веселым опытом.

Мы с Кирой сели рядом на кушетку. Бедро к бедру, а взгляды на дочь.

Сначала мы молчали, но Леська так щедро делилась радостью познания звериного мира, что с нас будто каменная крошка стала сыпаться. Словно две ожившии статуи, мы скованно улыбались, и из глаз стала пропадать черная бездна страха.

Дочь смеялась. Светилась. Так непривычно было слышать все, что у нее на уме. Она никогда не рассказывала нам все так подробно, и мы впитывали как губки. Впитывали и заражались задором жизни. Внутри что-то туго закрученное медленно отпускало.

Леська будто расцвела. Ей нужен был этот выгул зверя, это погружение. Это зло, что обернулось добром. Я не выдержал в один миг. Меня пробило.

Я вскочил, прижал к себе своих двух девочек и втянул воздух у их волос. За этих двоих я порву весь мир. Пойду против всех. Сделаю все, чтобы они были счастливы.

Знаю, что получу взбучку от Киры, но, кажется, это того стоило. Я вернул живую дочь. Живую не только телом, но и душой.

Глава 11.

Тень

Тело болело так, будто меня два десятка парней крепко побили. Только не отключиться бы! Бродячие ждут, когда я спущусь – уверенный альфа, который поведет их за собой. Им нужно показать, что для меня Настя – не так, с кем я останусь нежиться в постели, а та, с которой я свожу счеты гордости и уязвленного мужского самолюбия. Я сам затащил свою истинную в бездну, и теперь в ответе за нас двоих. Я должен выгрести из этой выгребной ямы.

Надеюсь, Настя выдержит. Она так хотела свободы, и вот она где.

Но обещаю, если мы выберемся из этой передряги живыми, я отпущу ее на все четыре стороны. Я и так не ожидал, что девушка поддержит меня в игре.

Принцесса все еще лежала подо мной, и уголки ее губ подрагивали, будто она не осмеливалась улыбнуться. Спрашивала взглядом: “Я молодец?” Ее губы так и хотелось поцеловать. И я же целовал. В клубе, на свадьбе Яра и Ди. Но я был так зол и так захлебывался болью, что ничего не помню из ощущений. Их словно отравили. Сейчас тоже все плывет. Рассудок отказывается работать, но целовать ее хочу. И кое-что еще хочу, куда как большее.

Но сейчас мне лучше не прикасаться к ней лишний раз. Не привыкать к вкусу ее губ. Не обнимать. Я же пожалею об этом, когда настанет пора отпустить Настю.

Все те ситуации, которые я раньше так мечтал пережить с любимой, испорчены навсегда. Первый наш поцелуй. Первые валяния в постели. Я засмеялся через боль, перевалился на бок и протер глаза. Резко встал, накрыв покрывалом Настю. Не глядя на нее натянул на себя обратно мокрые плавки. Это противное ощущение холодной ткани по коже напомнило о задании.

Именно так я теперь воспринимал миссию, в которую меня затянули. Очередное дело, где я должен поймать игрока.

И все же я не удержался и посмотрел на Настю через зеркало на шкафу. Она нервно кусала губы, глядя на мою задницу. Я возмущенно обернулся.

– Хочешь еще? – спросил громко. – Понравилось? Губу закатай. Нагрубил. Настя в шоке. Еще бы. Я так с ней никогда не говорил. И будто чтобы еще сделать ей больнее, подошел и поднял край покрывала. Она от испуга сдвинула ноги. Я лишь мельком обратил внимание не ее простое нижнее белье, а сам вырастил коготь на указательном пальце, призвав зверя. Если бы не дикая усталось от боли, мне было бы сложнее контролировать животный порыв взять истинную, сделать своей. Вместо этого я царапнул ее по бедру, чтобы пошла кровь. Я поймал пару капель с раны, мазанул себе по низу живота.

Выгляжу как похотливое животное.

Этого хватит. Мы пахнем друг другом и ее кровью. Самому стало не по себе, и я быстро поднял полотенце с пола, повернул замок, открыл дверь и пошел вниз, не оглядываясь. Я порвал ее футболку, так что она не спустится. Это уже хорошо. А моя задача сейчас как следует заставить других девчонок повизжать в моих руках. – Ну как, шеф? – ко мне подошел лис с волосами, стянутыми в тощий хвост. – Задал ей жару?

Никогда не понимал жажду некоторых мужиков посмаковать постельные подробности. А еще я заметил, как он назвал меня шефом. Не главой, нет.

– Что там задавать? Бревно, – я вышел на улицу, хвостатый следом за мной.

Как заорет:

– Да ладно? Слышали, народ? Без истинности пелена-то спадает с глаз! Надо для всех нас украсть у гибридов таблетки от истинности. А то перемкнет в голове, будет тоже у бревен сидеть по двадцать лет. Ждать чего-то!

Хвостатый заржал. Мелко поступил, по-крысиному.

Все застыли в ожидании моей реакции и пока не смели смеяться. Ждали.

Я не разочарую. Крысе – крысья смерть. Не глядя, я схватил одной рукой лиса за горло и сдавил. От хруста позвоночника не дернулся ни один присутствующий, даже девушки. Они же тоже Бродячие. Они все – по уши в крови.

Кое-кто даже ободряюще улыбнулся. Кто-то закивал, соглашаясь со мной.

Глава должен быть сильным, чтобы его уважали. Он не должен допускать, чтобы его выставляли насмех. И он должен быть беспощадным в отношении своей репутации. Я отшвырнул дохлого лиса в толпу и приказал:

– Убрать. Начисто. И двое тут же взяли бывшего члена клана под руки и уволокли, будто занимались этим по десять раз на дню.

Я прекрасно знал, чем дышат эти бандиты: развлечением, прибылью, похотью и разбойным промыслом. Среди них есть настоящие отбросы, а есть те, кто относится к делу, как к ремеслу. И я планировал как следует прорядить ряды Бродячих. Не сразу, шаг за шагом, чтобы они сразу не сообразили, что их зачищают. А для этого мне сначала нужно как следует притупить бдительность алкоголем. Он слабо действует на сверхов, поэтому оборотни добавляют в него разные травки, чтобы почувствовать расслабление. Бродячие раньше знали в этом особый толк, и, я смотрю, не растеряли навык – то тут, то там, подсыпали себе то, отчего плыл их зверь. В умеренном количестве, потому что не доверяли никому из окружения.