Драконы космического флота - Татьяна Михаль
— Вам для чего эта информация, доктор?
И тут же спешно добавляет:
— Между прочим, я женат. У меня прекрасная и любимая жена. Моя драгоценная пара. И ваш вопрос про мой «Дар жизни» неуместен и…
— Боже, — выдыхаю я немного раздражённо и говорю, прерывая капитана: — Вы меня не волнуете как мужчина, капитан! Я не покушаюсь на вас в том плане, в каком вы подумали! Я интересуюсь чисто в научном плане. Просто ответьте: есть или нет?
— Был, — сдавленно отвечает дракон, чешет макушку и добавляет: — когда мы с Эйвери нашли друг друга, у меня ещё достаточно оставалось «Дара».
Я зависаю и смотрю на капитана в полном недоумении.
— Ага… Раз «Дар жизни» угас, то вы скоро сойдёте с ума? — тихо спрашиваю дракона.
Капитан вдруг смеётся и качает головой.
— С чего вы это взяли?
Стучу пальцами по столу и говорю:
— Я изучила справочник по вашей расе. Информации много, но самого важного нет. Нет подробностей про ваш «Дар жизни».
Капитан как-то уж тяжко вздыхает и начинает объяснять:
— Дракон теряет себя, сходит с ума и в страшных муках погибает, когда его «Дар жизни» угасает.
Киваю. Да, так и сказано в обучающем документе.
Мужчина продолжает:
— Но это происходит в том случае, если дракон не встретил свою пару и не связал с ней свою жизнь. Такие случаи крайне редки, доктор... Правда, в последние годы статистика не радует…
На мгновение он задумывается и сильно хмурится, потом возвращается к объяснению:
— Обычно драконы и дракайны быстро находят друг друга. Так получается, что даже на больших расстояниях наш зверь при помощи «Дара» интуитивно ощущает, где, примерно, находится ОНА. Мы едем, летим, плывём в другие города, пересекаем континенты, чтобы оказаться в том месте, где живёт, находится наша избранница. Обычно встреча происходит в течение десяти-пятнадцати лет после совершеннолетия мужчины. «Дар жизни» за этот отрезок времени набирает силу и её становится проще найти. Повторюсь, это редкость, когда дракон не встречает свою избранную. Мы с Эйвери в союзе уже девяносто семь лет. У нас двое детей, три внука, одна внучка и одна правнучка. Наша жизнь наполнена всеми радостями, которые могут позволить себе абсолютно любые пары, если вы понимаете, о чём я.
Конечно, я понимаю. И рада, что у Лукаса всё прекрасно в жизни. А вот за адмирала беспокойно.
Капитан вновь задумывается. Видимо над той самой неутешительной статистикой. А у меня начинает в голове вырисовываться примерная ситуация.
— Так, понятно, — говорю я, — у меня тогда ещё такой вопрос: А может ли у дракона или дракайны избранной парой оказаться представитель иной расы?
Капитан весь напрягается и не сразу, да ещё осторожно отвечает, при этом глядит на меня с подозрением:
— Может, доктор. Ещё как может. Вы земляне не помните свою очень далёкую историю. Со времён, когда у вашей планеты ещё не было спутника Луны, и ваша цивилизация была на более высоком уровне, чем даже сейчас, драконы – наши далёкие предки сотрудничали с вами и другими галактиками. Весь обитаемый космос был открыт для торговли на любой галактической широте. Даже селты тогда ещё не возомнили себя наивысшей расой и сотрудничали со всеми. Это был расцвет всех галактических систем, доктор. Настоящее развитие шло семимильными шагами. Драконы и земляне – единственные из остальных гуманоидов идеально подходили друг другу. И было, да было такое, что драконы находили свои пары среди человеческих женщин.
Кусаю нижнюю губу, и когда дракон умолкает, спрашиваю:
— И… что случилось? Что произошло, отчего вы сами себя отсекли от других галактик и больше ни с кем не сотрудничаете?
Капитан грустно улыбается и отвечает:
— Доктор, чтобы вы понимали, для нас драконов, избранница и наши дети – самое дорогое, что у нас есть. Они наша жизнь и наше самое слабое место. Не бывает развития без конкуренции. А конкуренция не всегда бывает честной, доктор. Мы все, дети вселенной, честолюбивы, горделивы и жадны. Большинство рас устроены так, что им всегда всего мало. Жадность всегда приводит к смертям и катастрофам. Наше излишнее доверие привело к трагедиям, когда драконов ради выгоды и селты, и ваши предки, земляне шантажировали. Похищали их пары, детей и чтобы получить искомое, руду, что добывается только на нашей планете, другие драгметаллы, да и многое другое. У нас сохранены летописи с именами тех пар, кому выпала столь безрадостная доля. Поверьте, доктор, гнев драконов страшен. Буду откровенен, человеческая цивилизация была разрушена благодаря нашему участию.
Вот это поворот.
Капитан умолкает, явно погрузившись в свои безрадостные мысли, но меня распирают другие вопросы.
— Поэтому ваша раса закрылась ото всех? — спрашиваю мягко, вложив в свои слова максимум сочувствия.
Он поднимает на меня взгляд, полный печали и вселенской грусти и кивает со словами:
— Да, доктор Мэй. Мы умеем учиться на своих ошибках. Подобного промаха драконы никогда больше не повторят. Мы сейчас нейтрально относимся ко всем цивилизациям. Кроме селтов, конечно. Эти за долгие века так ничему и не научились. Наши технологии не уступают технологиям других рас. Некоторые сферы нашей жизни даже превосходят ваши. В торговле с другими галактиками мы не нуждаемся. Мы самодостаточны и довольны своей жизнью.
Чешу кончик носа и осторожно спрашиваю:
— А как у вас обстоят дела с рождаемостью?
Мой вопрос снова удивляет капитана. Он явно нервничает, но всё же отвечает:
— В последние десятилетия рождаемость значительно упала, но наши учёные следят за нацией. Нет поводов для тревог, доктор.
Взволнованно облизываю губы и задаю новый вопрос:
— А какая у вас численность населения на всей планете?
Дракон подозрительно сощуривается и с подозрением отвечает:
— Примерно пять миллиардов. Доктор, может, объясните, к чему все эти вопросы?
Я тру лицо, длинно выдыхаю, а потом говорю:
— Из того, что я сейчас услышала, капитан, мой вывод такой: ваше затворничество рано или поздно приведёт к вырождению. Это лишь предположение, но… Пять миллиардов! Это же так мало!
Капитан недовольно поджимает губы и довольно резко говорит:
— Позвольте, доктор Мэй, но вы сейчас касаетесь вопросов, совершенно не вашей компетенции. Даже если это просто любопытство и рассуждения, вы не имеете права говорить подобные гнусные вещи, как вырождаемость моей расы.
А мне так и хочется закричать: да ваше затворничество — это самое настоящее этническое самоубийство!
Я качаю головой
