Судьба гнева и пламени - Кэти Такер
– Ты думаешь, что сможешь это сделать? Урезонить его? – Вдруг я сумею выскользнуть самостоятельно, как только соберусь с духом. Это будет не первый город, по которому я прокрадывалась тайком, хотя это, безусловно, первый город, где за мной охотится армия.
– Стоит попробовать. Мой брат теперь король, и от него очень многого ожидают. Надеюсь, он научится принимать решения, руководствуясь головой, а не сердцем.
Потому что, видимо, его сердце я разбила.
Одно лишь воспоминание о страдальческом взгляде его глаз вызывает у меня чувство жалости.
Туфли Анники шустро шаркают по каменному полу.
– Как ты освободила меня от мёрта? Он был в необработанном виде, а у тебя были голые руки.
Я помню, как она использовала это слово у реки. Должно быть, она говорит о серебряной веревке.
– Он просто развалился.
– Необработанный мёрт будто тысяча лезвий, что пронзают твою кожу, пока он подчиняет тебя, обездвиживает. Он не может просто развалиться под чьим-то прикосновением. – Она добавляет себе под нос: – Это не имеет никакого смысла.
– Прямо как история моей жизни на данный момент.
Люди не просыпаются в чужой, средневековой стране с армией, преследующей их после того, как сумасшедшая женщина пронзает их грудь острым предметом, и все же вот она я.
– Ты не такая, как раньше. То, как ты говоришь, о каких странных вещах толкуешь…
– Я пыталась вам сказать. – Может, если они начнут замечать, как плохо я вписываюсь в этот средневековый косплей, то перестанут настаивать на том, чтобы меня убить.
Нам попадается еще одна лестница, но она ни к чему не ведет.
– Хотя, полагаю, ты бы выглядела иначе. Это настоящая Ромерия, не так ли? Версия, которую мы видели раньше, была фарсом, дабы нас покорить.
– Это не то… – Что я имела в виду.
Я вздыхаю. Как я должна объясняться, когда они не верят ни одному слову, которое вылетает из моих уст? Опять же, если верить Софи, то знать, кто я на самом деле, не менее опасно.
– Возьми. – Анника протягивает мне фонарь и обеими руками дергает за рычаг. Потолок над нами смещается в сторону со скрежетом, словно камни царапают друг друга. Он открывается достаточно широко, чтобы можно было пролезть.
Анника берет фонарь и ведет меня наверх.
– Это так круто, – бормочу я, оценив скамью красного дерева, которая сдвинулась, открывая секретный проход.
– Круто, – эхом повторяет она, словно пробуя слово на вкус. – Ибарисанцы такие странные.
Я быстро осматриваю окрестности. Их святилище – церковь, и похоже, что мы находимся в дальнем ее углу.
– Пойдем, найдем верховную жрицу. С ней нужно посоветоваться, если хочешь получить здесь приют.
Сейчас же полночь.
– Разве она не спит у себя дома?
Анника усмехается.
– В такую ночь?
Я следую за Анникой, пока она петляет по проходам и поперечным сечениям нефа[10], мимо величественных колонн, рядов скамеек и открытых площадок. Над нами – даже ночью – мерцает золотая мозаика, но здесь слишком темно, чтобы разглядеть рисунки и узоры. В воздухе пахнет сладкими соснами и розами.
Анника пересекает середину и направляется к главному проходу, по-прежнему освещенному факелами с открытым пламенем.
Я гляжу на цветочные композиции, выстроившиеся вдоль дорожки к алтарю, состоящие из розовых цветов размером с обеденную тарелку – их аромат такой же сильный, как если бы я зашла в цветочный магазин. Вдоль этого центрального прохода, наверное, тысячи цветов.
– Это была бы красивая свадьба. – Взгляд Анники скользит сначала по букетам, затем по моему платью, а после она неохотно добавляет: – Должна отдать тебе должное, ты была бы потрясающей невестой.
До меня доходит смысл ее слов. Ошеломляющее осознание.
– Я должна была выйти за него замуж сегодня.
Я смотрю на свое платье. Даже разорванное, окровавленное и вконец испорченное, оно все равно потрясающее. Вероятно, это было мое свадебное платье. И все эти цветы, наверное, для нашей церемонии.
Но в тот день, когда я должна была выйти замуж за Зандера, я убила его родителей.
Кто эта другая ужасная версия меня?
– Да. И в нимфеуме[11] ты бы занималась с моим братом вещами, которые я не желаю даже воображать. – Ее носик, похожий на кнопку, морщится. – И кто знает? Возможно, Судьбы благословили бы вас потомством в ночь кровавой луны.
Кровавая луна.
Софи сказала что-то об этом за мгновение до того, как ударила меня ножом.
– Ты могла бы принести мир стольким жизням, если бы только преодолела свою ненависть к нам. – В глазах Анники мелькает блеск, и она ускоряет шаг к алтарю. – Я обеспечу тебе убежище и попробую убедить брата либо оставить тебя в плену, либо сопроводить через Разлом в твое королевство. Я бы предпочла второй вариант, поскольку не хочу, чтобы мне и моим братьям пришлось снова лицезреть твое коварное лицо. Сомневаюсь, что военный совет поддержит такой план, но, если так случится, ты вернешься в Ибарис, восхвалишь Илор за его милосердие и убедишь своих людей, что мы не те монстры, коими ты нас изображаешь. Мы просто делаем то, что должны, чтобы выжить.
Я пытаюсь осмыслить ее слова, но отвлекаюсь от всех иных мыслей, едва взглянув на алтарь.
Или, точнее, на четыре величественные скульптуры, стоящие по углам алтаря, высеченные из камня и отполированные до блеска.
Мои глаза мгновенно останавливаются на той, у которой рога вывернуты высоко к потолку. Его грудь широкая и мощная, как и остальная часть скульптурного обнаженного тела. Он стоит, как человек, но на копытах. Его нельзя спутать ни с кем. Это вырезанное из камня существо в хранилище Софи – Малакай. Она назвала его Судьбой. В углу напротив него стоит высокая стройная женщина с миниатюрной грудью и широкой короной рогов, торчащей из головы.
И́фу.
Еще две статуи стоят в других углах. Я не заметила этих существ в склепе Софи, хотя тогда я отвлеклась на другое. Одна из них – женщина с пышными изгибами в виде песочных часов и крыльями бабочки, торчащими из спины; другой – коренастый мужчина с двумя более короткими изогнутыми бычьими рогами.
Это четыре Судьбы, о которых говорила Софи. Четыре божества, по ее словам, отвечающие за всю жизнь на планете. По логике вещей, они также должны быть и богами местного населения, раз уж стоят рядом с алтарем. Я никогда не слышала, чтобы кто-то поклонялся подобным идолам.
Когда мы подходим ближе, на лице Анники отражается паника.
– Маргрет?
Она взбегает по пяти мраморным ступеням помоста. Я замечаю пару ног, торчащих из-под