Надежда феникса (СИ) - Эльденберт Марина

Чаще всего, правда, объясняла бабуля, мы ее пускали как тяжелую артиллерию. Потому что отказать пожилой женщине гораздо сложнее, чем начинающей певице из кафе. Ну или продолжающей певице, которая прошла кастинг на телешоу.

— Она неисправима, — признала я.

— Не все стоит исправлять, — философски заметила бабушка. — А то, что нужно, жизнь подкорректирует. Если не ошибаюсь, тебе еще нужно успеть подготовиться к балу?

— Да, — я с сожалением поднялась. Почти забыла, каково это — вот так уютно сидеть с самыми-самыми родными со всеми этими… Фениксами! Который, к слову, тоже совершенно необучаемый, как моя сестра. Ну да и ладно.

Обняв и поцеловав бабулю, договорившись с ней встретиться на балу, я направилась к себе, где меня уже встречали знакомые девушки, которые принялись ахать и охать, что мы непременно опоздаем. Я была настроена более оптимистично, попросила не делать мне прическу, а просто красиво уложить волосы, оставив большую часть длинными.

Пока все это творилось, я старалась не поскользнуться в той самой комнате с мыслями о том, что я на самом деле собиралась остаться. Можно было сбежать от бабули и от разговора, но не от себя.

Когда, как это произошло? И при чем тут мое сердце?

Неужели при чем?

Прикрыв глаза, я постаралась почувствовать свой мир. Тот, в котором родилась, в котором провела столько лет. Должна же у меня быть хоть капелька ностальгии? Хоть чуть-чуть? Самую малость? То самое щемящее чувство, которое возникает, когда смотришь на старые фотки. Сердце радуется, цветком в груди раскрывается нежность, а в самой сердцевине — легкая горчинка того, что как прежде уже не будет.

Вот и где это чувство? Где оно, спрашивается? Где?

Его не было. То ли потому, что все близкие были здесь, в этом мире, со мной. То ли потому, что…

— Не успеем! Ох, не успеем!

Я вынырнула из мыслей в тревоги девушек.

— Не переживайте, — сказала я. — Мне можно чуть-чуть опоздать.

Я — шальная императрица из примитивного мира. Мне все можно.

— Ох, нет, ларэй. Сегодня нельзя.

— Почему?

— Потому что вы сопровождаете его императорское величество.

— Опять?! — вырвалось у меня.

Девушки заморгали.

— Так вы же все время его сопровождаете, ларэй. Даже ходят слухи…

— Какие?

— Что его императорское величество сделает вам предложение.

Я чуть не поперхнулась вдохом.

— Откуда?! — вырвалось у меня многозначительное.

— Да отовсюду, — простодушно произнесла девушка, занимающаяся моими волосами. Она вытянула одну прядь, брызнув на нее зельем из флакончика, и так замерла в позе локона. Скользнула по моему плечу, когда служанка ее отпустила, прямо мне на грудь. — Например, на приеме он посадил вас на место будущей императрицы…

На этом я даже не поперхнулась, а просто перестала дышать. И надо же было в этот самый момент раздаться императорскому голосу:

— Почему вы еще не готовы?

— Ваше императорское величество… — защебетала было служанка, сбиваясь и бледнея, но я ее перебила:

— Из-за меня.

Воздух все еще отказывался возвращаться в легкие, потому что меня для начала огорошили новостью, а еще сейчас его императорское величество был отчаянно, демонически красив. Нет, он явно выделился бы в любой толпе просто своей энергетикой и силой, которая шла в комплекте. Фигурой, статью, властным взглядом, в котором отчетливо читалась привычка повелевать всеми и вся, но сегодня он превзошел самого себя. Не то для того, чтобы помериться с Миранхардом… м-м-м, главностью, не то для того, чтобы показать в принципе всем, кто здесь главный главнюк, но он был при короне. В черной императорской форме, мундире, сверкающем платиной пуговиц и погон главнокомандающего. Корона, словно впитавшая всю драгоценность платины со всего мира, была инкрустирована камнями, подозрительно похожими на опалы. Как здесь эти камни назывались, я понятия не имела, но выглядело это мощно.

Настолько, что у меня захватило дух и перехватило дыхание.

Зря.

— Судя по тому, что я услышал, из-за активного обсуждения моих матримониальных планов на вас, ларэй, — сообщил этот Главный Главнюк, после чего прокомментировал: — У вас осталось совсем немного времени, чтобы завершить образ.

Материализовавшиеся на его ладони песочные часы он поставил на столик у камина, сам вольготно расположился в кресле и сообщил:

— Приступайте.

Я чуть не подавилась повторно, а вот девушки явно занервничали. Мои волосы тянули и дергали так, что мне грозило лишиться доброй ихполовины, щедро заливали зельем, протягивали локоны, часть отбрасывая за спину, часть на плечи, при этом постоянно косясь на идиотские песочные часы. Которыми я, признаюсь честно, с удовольствием запустила бы в того, кто их вытащил из подпространства.

То есть в императора.

Устроившись в кресле, он даже сидя наблюдал за всем происходящим с высоты своего положения, оставаясь при этом совершенно пылепулеводонепроницаемым, с точно такой же непроницаемой физиономией. Его взгляд скользил по мне, оценивая, как породистую кобылу. Ну или какие у них тут породы ценных животных, и какие животные в принципе.

То ли из-за этого, то ли из-за того, что меня в спешке дергали за волосы, на глаза навернулись слезы. Мне с трудом удалось их сдержать: не дождутся. Еще я из-за всяких императоров не плакала! 

Ему же явно нравилось то, что получалось, потому что выражение удовлетворения в темно-синих глазах читалось явно.

— Мы закончили, ваше величество, — девушки низко поклонились и отступили, позволяя оценить проделанный объем работ.

Ну что я могу сказать? Кукла получилась красивая. Очень. Очередное красивое платье, прическа, как в золотой век Екатерины у дебютантки. Здесь не использовали макияж, но он и не нужен был. Благодаря открывшейся силе алой сирин мой цвет волос с лихвой компенсировал его отсутствие, а еще подчеркивал цвет кожи и темно-вишневый цвет бровей и ресниц. Нежно-розовые, слегка пухлые губы, чуть покрасневшие щеки. За такую внешность половина инстадив удавилась бы, а я смотрела в зеркало и думала, что бы такое выкинуть.

— Свободны, — коротко отозвался император, и девушек словно ветром сдуло. В тот самый момент, когда на горстку снизу упала последняя песчинка. — Что же касается вас, ларэй, прошу.

Он подал мне руку.

— Благодаря расторопности ваших служанок, мы даже будем вовремя.

Я посмотрела ему в глаза и твердо произнесла:

— Ваши матримониальные планы меня совершенно не интересуют.

— Несомненно. — В его голосе прозвучала снисходительная издевка, и меня накрыло окончательно.

— Мне надо в уборную.

Я направилась в искомое место раньше, чем его императорское величество успело опомниться. Он не просто необучаемый, он неисправимый! Невозможный, бесконечно чванливый сноб и шовинист, привыкший к мысли, что все всегда делается по его. А это мы еще посмотрим!

Рискуя вывихнуть себе руки, я расстегнула крючки, расшнуровала лиф, стянула с себя платье, нижнее платье, весь этот ворох нижнего белья. Футболка и джинсы валялись тут же, девушки не успели забрать, и я влезла в них, рискуя убить прическу. А впрочем… шпильки полетели на пол, я запустила пальцы в локоны и как следует взъерошила их. Конечно, благодаря зельям пряди держались, но выглядели уже не так прилизанно-эстетично-картинно, как раньше.

Подумав еще немного и вспомнив Любу, я подхватила футболку и завязала ее узлом, оставив чуть приоткрытым живот. После чего освободила ноги из туфелек, запихнула в кроссовки и в таком виде вернулась пред светлы очи Феникса. Которые, когда он меня увидел, стали медленно увеличиваться в размерах, грозя переплюнуть глаза филина.

— Пришло время чтить традиции моего примитивного мира, — сообщила я.

— Вы с ума сошли?! — вместо филиновского «Ух!» у Феникса родилось это.

— Отчего же? — невинно пожала плечами, подхватывая его абсолютно офениксевшее императорское величество под локоть. — Я — ларэй Надежда Ягодкина, глава рода алых сирин, сегодня появляюсь на балу в традиционном наряде моей второй родины. Или никак.