Медвежья кровь - Елена Синякова

— Ты смелее, чем думаешь о себе сама, — отозвался медведь, не пытаясь пошевелиться и сидя совершенно расслабленно. — Замени лопату на топор в качестве средства самообороны — и увидишь, что жить станет куда проще.

Услышав это от него, я не сдержалась и нервно хохотнула.

— Почему не на ружье?

— Топор более универсальный. Он не сломается в самый нужный момент. Его не заклинит. Могу научить тебя некоторым приемам, если захочешь.

— Приемам самообороны?

— Нападения.

Почему-то я не сомневалась в том, что медведь умеет хорошо драться.

Причем не только один на один с настоящими лесными медведями.

— Может, и захочу, — пробормотала я в ответ, воспринимая это предложение куда серьезнее, чем могла себе даже представить.

Я стояла за ним, раз за разом сжимая мягкую пористую мочалку, чтобы пена распределилась по всей спине медведя и кровь было легче смыть потом водой, когда он чуть повернул голову в мою сторону, проговорив тихо, но твердо:

— Прикоснись ко мне.

Я не успела отступить назад, как он добавил быстро, но все так же тихо. Даже вкрадчиво:

— Не задумывайся ни над чем. Я не вижу тебя. И не коснусь в ответ. Просто положи ладони на меня. Сейчас.

Я тяжело сглотнула первый порыв паники. Но сделала это.

Положила раскрытые ладони на его плечи, тут же ощутив, насколько горячая у него кожа, и замерла словно в ожидании удара.

Я ждала…беды.

Ждала так отчаянно, что тело стало холодным и задрожало.

— Не убирай. Просто держи их на мне…

Я даже дышала едва-едва. Но почему-то делала это. То, что он говорил.

Через силу, через страх, через омерзение, которое поднималось из глубины тела…просто я хотела снова стать нормальной. Хотела быть как все, не боясь даже случайного взгляда, брошенного на меня мужчиной!

Я ХОТЕЛА БЫТЬ НОРМАЛЬНОЙ!

Не хоронить себя каждый день, как только сумерки опускались на землю, потому что вместе с ними начинались мои кошмары.

Снова научиться верить людям и улыбаться им в ответ, не ожидая удара в спину.

— Видишь? — тихо и осторожно проговорил медведь, понизив голос так, что он отдавал мурчанием.

— Что?..

— Не происходит ничего страшного.

Я только заморгала быстро-быстро, чтобы не позволить слезам покатиться из глаз.

— Ты можешь прикасаться ко мне, не боясь, что я сделаю это в ответ. Не все касания несут боль. Можешь ущипнуть меня. Или пощекотать. Можешь соскребать кровь пальцами. Или потянуть за волосы. Или укусить.

— Ты только таблетки не любишь? — слабо попыталась улыбнуться я, на что медведь хмыкнул и кивнул, а я смотрела на собственные руки и пыталась привыкнуть к этой новой для себя картине.

Я касалась мужчины.

Впервые осознанно с того дня, как меня изнасиловали.

— Не слишком противно, правда?

— Не слишком, — отозвалась я, сразу не решившись произнести это вслух. Но в конце концов почему-то прошептала: — Ты не похож на того... Другого.

Его плечи напряглись под ладонями, и я дернулась в ответ, в первую секунду в желании одернуть руки, но услышала его мягкое и спокойное:

— Оставь.

И я снова подчинилась.

Снова сделала то, что говорил медведь, ощущая, как его мышцы пол гладкой горячей кожей расслабились, перестав проступать, подобно хищнику, что рвался наружу из тела.

— Я выше?

— Выше, шире, мощнее. Гораздо мощнее…

Я могла бы собрать еще десяток сравнений о том, настолько ужасным и мерзким был тот мужчина.

И дело было не столько во внешности, сколько в человеческой жестокости и эгоизме, ведь весь поселок знал, что я с братом была на тот момент одна. Что не было никого, кто смог бы защитить.

Он шел, заранее зная, что сделает со мной.

— Это случилось рядом с домом?

Медведь продолжал сидеть спиной ко мне и смотреть невидящими глазами прямо перед собой, потому что чувствовал, что мои мысли были тяжелее слона от тяжести воспоминаний, а попытка раскрыться — хрупкая, словно крылья стрекозы.

Я и сама не верила, что заговорила об этом. Сама. И пыталась рассказать, словно слова могли исцелить меня и помочь встать с колен.

— …Почти на пороге.

Мой голос охрип и становился с каждым словом все тише и тише, но я знала, что медведь все услышит. Что он все почувствует и примет так, как есть.

Я не смогла рассказать об этом маме и нашей соседке.

Не могла все эти годы рассказать даже собственному блеклому отражению в зеркале, где видела девушку с печальными глазами, с лица которой пропали все краски жизни.

Я помнила каждую секунду того сотни раз проклятого момента.

Как я выходила из пристройки с дровами, чтобы растопить камин на ночь.

Как увидела незнакомого мужчину, который шел, докуривая вонючую сигарету и улыбаясь мне мерзкой похотливой улыбкой.

Как я поняла его мысли, которых он не особо-то и скрывал, а я бросилась домой, чтобы закрыться изнутри, но не успела добежать… Он поймал меня на пороге, дернув за волосы, и не отпускал их, даже когда я кубарем скатилась на землю, застонав от боли и давясь кровью во рту.

Тогда мне казалось, что я сломала ребра, но еще не понимала, что не это будет самым страшным, что случится со мной…

— Я...лежала на земле под ним и молилась только об одном... чтобы он не вошел в дом и ничего не сделал Эде… — голос дрожал так, что я едва понимала сама, что говорю, задыхаясь от колючего удушливого комка в горле, от которого слезы хлынули из глаз так сильно, что заволокли своей пеленой