Ведьма из прошлого (СИ) - Эл Софья
— Убить Анну, — безапелляционно отчеканил Вигмар, растворяя всю ложь и недомолвки вокруг, — называй вещи своими именами. Именно это я и собирался сделать еще очень давно. Тогда мои суждения о ведьмах были так же скудны, как у тебя, лишь за одним отличием — я понимал, как использовать свою силу.
— Тогда что пошло не так? — спросил Гилберт, отбросив подальше всю мораль, что мешала говорить ему то, что он думал, — И не говорите, что вас остановило то, что она ваша дочь и была лишь ребенком. Об инквизиторах я знаю достаточно, чтобы в это не поверить.
Вигмар задумчиво поцарапал ногтем край стола. Если бы Гилберт мог видеть его взгляд сейчас, то непременно заметил, что Вигмар мысленно где-то далеко.
— Я готов услышать все, что вы мне расскажете, — тихо сказал Гилберт, разглядывая пустую кружку, — но не могу обещать, что буду помогать вам.
Вигмар кивнул. Он не задавал Гилберту вопросов более — он понимал, что должен рискнуть. Он не пытался тянуть время — он уже решился. Вигмар просто искал край нити, с которой началась вся эта история. Напряжение, что так и витало в воздухе, растворилось, а отвар, наконец, прогнал остатки тьмы. Гилберт ощущал интерес и тревогу, а Вигмар — опустошению и надежду. Как это не было странно, но оба в этот момент словно видели друг друга насквозь. Старый инквизитор нашел себе ученика.
— Нас учили, что любые проявления в человеке способностей, что были выше описанных в библии, — это присутствие дьявола в его теле. Я верил в это и служил со всей самоотверженностью, что присуща молодым людям, зараженных идеей. Очень долго я был слеп и глух к тому, что делаю. А еще я был эгоистичен и малодушен, ведь прекрасно осознавал, что сам отличаюсь от других. Пока не встретил человека, что открыл мне глаза на правду, — Вигмар улыбнулся, но взгляд его, что был закрыт туманом мыслей, пропитала боль, — подобно тебе я слушал тогда и не понимал, зачем это делаю. Я уже и не вспомню, как состоялась та встреча, слишком много влияния на меня было оказано тьмой за время моей жизни, но тот человек рассказал мне о том, кто же я на самом деле.
Тогда, в далеком прошлом, он объяснил, что весь мир гораздо сложнее, чем кажется. Старый инквизитор вместе со мной читал библию и показывал чудеса апостолов спрашивая, не ересь ли это? Помнится, тогда мне казалось, что он самый большой еретик из всех ранее мной встреченных. Но он снова и снова возвращался к страницам спрашивая, а кто же они? Моисей, раздвинувший воды, Ной, что построил ковчег, апостол Павел, что однажды даже воскресил мертвого. Все они. Он спрашивал, пока я не услышал то, что он хотел донести. Во все времена существовали люди, что обладали способностями, выше человеческих, но служили совсем не дьяволу.
Он сказал, что таких людей подобные нам называют “светлыми хранителями”. Я был в ужасе. Потому что гораздо проще думать о том, что мне попался старик еретик, чем о том, что прикрываясь служением одному, я уничтожал свет. Мне очень не хотелось открывать глаза и видеть фанатичное чудовище внутри себя.
Вигмар замолчал. Его решительность вдруг пошатнулась. Кончики пальцев затряслись, а горло словно сковало, не позволяя идти словам. Он знал, что это с ним делает тьма — теперь был уверен точно. Сейчас он точно все делал правильно.
— Старик рассказал, что как и любому человеку, хранителю дарована воля и право выбора. Пока хранитель действовал лишь в интересах человечества, служа на благо людей, Господь помогал ему. Но обладание такой силой было еще и испытанием. Соблазнов всегда множество, а удержаться от них мог не каждый. Даже Христа предал Иуда, что был рядом с ним. Человек слаб, хранитель — тем более. Почему же хранитель просто не лишался своих сил, поддавшись греховному желанию, направив их на изменение самой воли всевышнего — старик не знал. Он говорил, что возможно ступив на другую сторону, хранители оказывались во тьме и свет больше не мог проникнуть в них, — Вигмар пожал плечами и нахмурился, — но этого я не знаю до сих пор. Мои же мысли на этот счет много лет спустя — если хранитель поддался влиянию тьмы — значит на то его воля. Факт был один — ступив на скользкую дорогу греховных желаний, хранитель больше не мог остановиться и постепенно обращался во тьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что стало с тем стариком? — осторожно спросил Гилберт, не позволяя Вигмару уплыть далеко от только найденной нити повествования.
Вигмар посмотрел прямо в глаза Гилберта. Бывший инквизитор молчал, но охотнику и не нужны были сейчас слова. Он видел. В глубине черных зрачков, алыми всполохами крови и пламени, блестела кровь, что пролилась в тот день.
— Человек слаб, Гилберт, — проговорил Вигмар, тут же поджав губы, — а я был глух и слеп.
— Что он сказал о тьме и о нас? — судорожно растирая горло, спросил Гилберт.
— Он говорил, что змий искуситель с начала сотворения мира пытался создать собственный, подобный. Здесь все начинало путаться, как я знаю спустя это время — старик сам не знал всей правды до конца. Да и кто же мог ее знать. Было лишь понимание, что с начала времен идет борьба за людские души света и тьмы. И всего всегда поровну. Случилось что-то очень хорошее — жди беды. Очень плохое — радость, даже небольшая, что последует, покажется ярче. Только вот для света целью этой борьбы было сохранение равновесия. Чтобы супротив зимы было лето, а после осенних дождей наступала весна. А для тьмы не нужно было равновесие. То, что уничтожает, не создано созидать, — Вигмар тяжело отер пот со лба и откинулся на спинку стула, — поэтому, если хранителем завладела тьма, пути к свету у него больше нет. Лишь смиренное созидание и отказ от использования силы, что наполняла его.
— Но вы сказали, что Анна — дитя тьмы, — Гилбарт тряхнул головой, ладонью поправляя упавшие на лоб волосы, — как такое возможно?
Вигмар несколько раз кивнул собственным мыслям и вновь обратил внимание на Гилберта.
— Понял я это лишь через несколько лет, после того, как говорил со стариком. Тогда я не захотел принять его суждения, но каждый день, глядя в глаза очередному подозреваемому в ереси, видел старика. Он стал сниться мне чуть ли не каждую ночь, заставляя возвращаться в тот день и к тем размышлениям, что я сам посчитал греховными, дабы спрятаться подальше от своей же сути.
В период этого раздрая я и встретил женщину, что показала то, чего я не понимал. Она рассказала о светлых хранителях и детях тьмы не с точки зрения веры, а с точки зрения природного баланса. Суть от этого изменилась не сильно, но общий смысл ее слов был понятен — темным хранитель может не только стать, но и родиться. Как наследственная особенность, как хворь, если тебе угодно, тьма, подобно свету, могла переходить из поколения в поколение, оставляя свой отпечаток на личности человека. Мы рассуждали с ней о войнах, о том, что то, что для одного кажется светом, для другого — тьма. Говорили и о том, что благо для каждого свое, что у правды всегда есть сторона, а для понятия истины необходимо видеть картину целиком. Она говорила о предназначении каждого и я верил ей.
Она не скрывала того, что ведьма. Изначально сторонилась меня, но так уж получалось, что мы постоянно сталкивались. Я был молод, вновь полон сил и по-мальчишески влюблен, поэтому бросил все, что держало меня в прошлой жизни и уехал вместе с ней подальше от плохих воспоминаний.
Я слишком поздно понял, к чему были все разговоры о тьме. Ведьма, которую тогда я называл своей женой, была хитрее и умнее любой, что попадалась мне ранее. В период, пока мы общались, она держала строгий пост, если это так можно назвать. Она не практиковала магию совсем, поэтому невозможно было изначально определить, к созданиям света или тьмы она относится.
Ну а после нашего отъезда, будучи дочерью потомственных травников, она многое решала не прибегая к магии. Как сделать так, чтобы мужчина проспал всю ночь и не заметил отсутствия женщины, как наделить его страстью, что затмевает разум и не дает обнаружить следы тьмы на ее теле, как расстроить желудок, чтобы он же не мог думать ни о чем, кроме как о своем выздоровлении — на все эти вопросы она могла ответить не с помощью силы, а лишь за счет женского коварства.