Василиса Опасная. Воздушный наряд пери (СИ) - Лакомка Ната

– Плохо гадаешь, – засмеялся Кош. – Так мне любая цыганка на улице скажет.

– И деньги возьмет, – в тон ему ответила Барбара. – А я – совершенно бескорыстно… – она мельком посмотрела в чашку и замерла, а потом нахмурилась. – А вот тут что-то странное, – она склонялась над чашкой всё ниже. – Птица… огненная… а вокруг неё – враги… Раз, два, три… четыре… пять… Пятеро врагов? Это в «Иве»? И, похоже, это прямо сейчас…

Кош сорвался с места быстрее, чем она успела моргнуть, и выскочил вон, обернувшись гепардом.

– Опять гепард, – пробормотала Ягушевская, хватая футляр с рогульками и бросаясь следом за ректором. – Сначала бежал гепардом от любви, теперь гепардом бежит к ней…

Кош преодолел коридоры «Ивы» до комнаты Красновой за пару минут. Но уже подбегая, понял, что её там нет. Нет, коньяк был лишним, раз напрочь выбил мозги. Надо было посмотреть по камерам. Он быстро принял человеческий облик и достал из кармана фотографию. На ней была Василиса Краснова. Фотограф поймал тот момент, когда она оглядывалась через плечо. Губы чуть приоткрыты, глаза распахнуты – удивлённо, немного испуганно, будто она увидела что-то необычное.

Коснувшись глянцевой поверхности кончиками пальцев, Кош немедленно уловил тонкие вибрации от души Красновой. Она была здесь, совсем рядом, и кипела от гнева и ярости…

Столовая!..

Гепард метнулся пятнистой тенью по коридору, напугав кого-то из припоздавших студентов, и уже через тридцать секунд ректор ворвался в столовую – и очень вовремя.

Краснова визжала и брыкалась, пытаясь освободиться от железной хватки Царёва – тот держал девушку поперёк туловища, пытаясь оттащить в сторону. Первым порывом Коша было рвануть к ним, оттолкнуть мальчишку, чтобы убрал руки подальше…

Но в следующую секунду он увидел бледное лицо Вольпиной, Быков пытался её приподнять, ругаясь совсем не педагогично, вокруг толпились испуганные студенты, кто-то из девиц плакал навзрыд.

– В сторону, – коротко приказал Кош, уже став человеком, и перед ним немедленно расступились.

По-крайней мере, Краснова была жива и здорова. А вот Вольпина…

– Чёрт-те что творится, Кош Невмертич! – возмутился, увидев его, Быков. – Это не студенты, а дикари какие-то! Заколдовали Ивлеву, теперь вот – Вольпина… Эй! За медсестрой кто-нибудь пошел?!

– Всем оставаться на местах, – приказал Кош и оттеснил его плечом.

Он встал на колени и провел ладонью над лицом Вольпиной. Да, внешнее магическое воздействие. Кто-то ударил Вольпину магией, прямо в мозжечок – сильно, грубо, беспроигрышно. Вольпина не притворялась, она и в самом деле была без сознания. Пульс едва слышен, кровь течет медленно, нехотя…

– Царёв! – окликнул ректор, не повернув головы. – Отпустите Краснову и быстро – в медчасть. Скажите, что сейчас поступит пациент с нарушенным мышечным тонусом.

Возня и писк за спиной, быстрый топот ног, а потом – гневный голос Красновой:

– Это – не я!

– Что произошло? – спросил Кош, помогая Вольпиной сесть.

Она приоткрыла глаза, похлопав ресницами – взгляд был бессмысленный, затуманенный. Быков сунулся со стаканом воды, но Кош только отмахнулся. Вода здесь не поможет.

– Что произошло? – повторил он.

– Я почти ничего не видел, – ответил Быков. – Кто-то заколдовал Ивлеву, и пока я с ней возился – бац! – Вольпину вырубили.

– Это Краснова! – раздался вдруг голос из толпы студентов.

Самсонов. Дружок Вольпиной, вроде.

– Я видел, Краснова толкнула Карину, – Самсонов чуть не плакал и пару раз шмыгнул носом. – Сначала наорала на неё, что Карина, якобы, Машку заколдовала… А это не Карина! Доказательств нет!

– Сама обвиняла без доказательств, а теперь отпирается… – возмущенно произнесла какая-то студентка, но выйти побоялась и спряталась за спины остальных.

– Да вы все спятили! – голос Красновой зазвенел от злости, и ярость её так и переполняла. – Спя-ти-ли! Это – не – я!

Ярость, гнев, злость, обида…Это плохо, очень плохо…

– Несите Вольпину в медчасть, – велел Кош Быкову. – Только осторожнее. Ей ещё сотрясения мозга не хватало.

– Да, конечно, – пробормотал Быков и осторожно взял девушку на руки.

Кош медленно поднялся, дважды глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, а потом обернулся к Красновой.

Она стояла, сжимая кулаки, нахохлившись, как воробей, который напрашивался на взбучку у стаи ворон. Её обступили со всех сторон, в то же время боясь подойти слишком близко. Она стояла одна. Одна против всех. Но сдаваться не собиралась. Глаза её горели обидой и отчаянием – красивые глаза, быстрые, яркие, как у соколицы. Волосы лились волной на голубой шелк рубашки, скользя по плечам, по груди… И три верхние пуговицы расстегнуты…

– Всем прийти в себя, – произнёс Кош, отворачиваясь и делая вид, что отряхивает ладони, – всем успокоиться, сесть за столы. Вас задержат здесь не больше пятнадцати минут.

Студенты побрели к столикам, перешептываясь и косясь на Василису, а она осталась стоять, кусая губы.

– Краснова, тоже присядьте, – сказал Кош, избегая смотреть в её сторону, потому что уже с трудом сдерживался.

Хорошо, что в этот момент в столовую вбежала Барбара. В руках у нее был футляр с рогульками – очень кстати. Вот она-то точно не потеряла головы. Значит, прошло уже, отпустил её котик-братик… Надо будет обрадовать Федьку… Кош поймал себя на мысли, что думает о всякой ерунде, только бы позабыть про Краснову, которая и не думала уходить, а по прежнему стояла рядом. И пылала так, что его припекало даже за полтора метра. Аж кровь сворачивалась.

– Быстренько, за стол, – Барбара поняла всё с первого взгляда и легко подтолкнула Василису прочь. – Сейчас мы во всём разберёмся…

Вдвоём они быстро проверили всех присутствующих, включая персонал столовой. Ничего. Ни на одном не было следов исходящей магии. На Вольпиной тоже исходящей не было. Кто же постарался? Кош пристально оглядел студентов, избегая смотреть в сторону Красновой.

Из столовой никто не выходил. Только Царёв и Быков. Надо проверить их.

Быков… опять выгораживал Краснову. Откуда такая симпатия? И Царёв…

Барбара нагадала, что возле жар-птицы пятеро врагов. И где же они?..

Не удержавшись, Кош посмотрел на дальний столик, на одиноко сгорбившуюся фигурку в голубой рубашке.

– Все свободны, – сказал он, поправил галстук и поймал Барбару за запястье. – Скажи Красновой, чтобы через пятнадцать минут была у меня в кабинете, – он понизил голос, чтобы не услышали остальные. – Час на чистку яиц. Через пятнадцать минут.

– Хорошо, – Барбара кивнула, сочувственно посмотрела на него. – Еще что-то?

– Нет, – он оттянул ворот, чтобы глотнуть воздуха. – Пойду, проверю Царёва. На всякий случай.

12

– За что наказана-то?! – вспылила я, когда Ягушевская послала меня в кабинет ректора.

Опять чистить яйца! Что за дурацкое наказание! И за что?!

– Сейчас девятнадцать сорок пять, – сказала Ягушевская, не выказав ни недовольства, ни раздражения. – Ровно в восемь вы должны прибыть в кабинет. Это приказ ректора. Не обсуждается.

– Не обсуждается! – бросила я с отвращением и пошла вон из столовой.

Все завернулись, и я чуть не скорчила гримасу, показывая, как они все бесят. Своей тупостью, своей дуростью!..

И ещё ректор!

Сейчас приду – и всё ему выскажу. Что Вольпина – вовсе не овечечка невинная. Что это всё – её проделки. Я уверена, что её!

Красные глаза черепа на двери блеснули зловеще, и я от души стукнула кольцом.

– Можно? – заглянув в кабинет, я обнаружила, что там пусто.

Мягким оранжевым светом горела лампа из матового стекла, окно приоткрыто, жалюзи приподняты, и в кабинете свежо и прохладно. Пахнет осенней листвой и дождем. Совершенно умиротворяющая обстановка. Но возле застекленных полок, на которых красовались драгоценные яйца Фаберже, лежала груда тряпок, бархоток и стояло ведро. Меня явно ждали, и умиротворение растаяло само собой.