Ирина Молчанова - Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид
Катя подошла к окну и присела на подоконник. За белым от морозных узоров стеклом на площадке мелькали бледные огоньки украшенной ели. Все готовились к Новому году, а девушка и думать о нем забыла. Она расчистила на стекле «глазок», чтобы полюбоваться елкой, но вместо наряженного дерева увидела Влада. Он сидел на ветке тополя напротив ее окна, привалившись к могучему стволу. Их взгляды встретились, молодой человек улыбнулся и в приветствии приподнял руку. Она не могла ничего с собой поделать, горестные мысли упорхнули птичкой, на лице расползлась бестолковая улыбка. Он был тут, не забыл о ней, не бросил ее — больше ни о чем думать не хотелось. Как он забрался на дерево? Чьи же глаза и отпечаток руки видела она полмесяца назад? Чьи шаги слышала за спиной? Все это показалось такой ерундой по сравнению с тем, что он был от нее на расстоянии трех шагов — пусть воздушных шагов — все равно.
«Здравствуй!» — размашисто написала она ногтем на стекле.
Он с улыбкой кивнул, вынул из кармана мобильник и показал ей.
Девушка расчистила окно рукавом от пижамы. Пиликнул мобильник на столе. От Влада пришла эсэмэска: «Можешь говорить?»
«Да», — отправила она ответ, устраиваясь с ногами на подоконнике.
Когда раздался звонок и на дисплее высветилось «Влад», ей показалось, что она не сможет ответить, а задохнется, прежде чем заговорит.
— Здравствуй, Катя, — услышала она мягкий голос. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — все-таки выговорила она и несмело улыбнулась ему через стекло.
Повисло молчание. Чтобы хоть как-то нарушить его, Катя спросила:
— Ты не свалишься?
— Едва ли, — засмеялся он, не отрывая от нее мерцающего в полумраке взгляда.
Она боролось с желанием узнать, как ему удалось залезть на дерево, но он раньше нее заговорил:
— Рад, что тебе лучше… Я беспокоился.
Сердце сжалось в комочек от удовольствия и, точно резиновая уточка для ванны под нажимом ладони, разжалось. Мурашки поползли по спине, дыхание сбилось, ей было неловко от того, что он сейчас смотрит на нее — тронутую его волнением до глубины души.
— Спасибо, — прошептала она, опуская голову на грудь и плотнее к уху прижимая телефон. — Я думала, ты забыл про меня, — сама не зная зачем, призналась Катя. Может, хотела ответить на его признание, а может — услышать еще раз, что ошиблась.
— Разве я могу о тебе забыть? — засмеялся он и, чтоб привлечь ее внимание, швырнул в окно снежок.
Они смотрели друг на друга и молчали.
Самое время было перейти к вопросам, которых накопилось так много, что уже не помещались в голове, но она почему-то медлила.
Боялась правды. И боялась признаться себе в страхе. Она знала точно — большинство ответов на вопросы ей не понравятся. Но ей нравился Влад, так сильно, как еще ни один мальчик.
«Может, к черту вопросы? Пусть первым заговорит об этом! Когда-нибудь все равно придется, тогда… тогда я все узнаю!»
Кто-то внутри называл ее безрассудной дурочкой, но Катя решила не обращать внимания.
— Не хочешь ни о чем меня спросить? — оборвал тишину Влад.
— Я подожду, — выдохнула Катя, — когда ты сам захочешь мне рассказать.
Он задумчиво наклонил голову:
— А если никогда?
Она помолчала, потом как можно веселее сказала:
— Если меня не будут пытаться убить каждый день лишь за то, что знакома с тобой, то я, наверно, смогу не думать… не думать о том, чего не понимаю.
Влад нахмурился, она даже подумала, что обидела его. Захотелось забрать назад свои слова.
«А что, если меня преследовали не из-за него? А я обвинила вот так просто! Неблагодарная, он в люк за мной прыгнул, а я…»
— Не беспокойся, — произнес Влад, — я прослежу, чтобы тебя никто не обидел.
Катя облегченно вздохнула и вывела на стекле веселую рожицу.
— Катюша, — раздался из коридора мамин голос.
— Мне пора! — только и успела пробормотать Катя, как в комнату вошла мама.
— А ты чего это расселась! — возмущенно хлопнула себя по бокам Валентина Васильевна. — А с кем говоришь?
Девушка закрыла мобильник и соскочила с подоконника.
— Ни с кем! Я елкой любовалась, — соврала она и, забираясь на кровать, прибавила: — Скоро ведь Новый год.
— Да-а, — мечтательно протянула мама, — мы с отцом решили не наготавливать в этот год, сделаем всего понемножку, салатиков, торт спеку…
— Здорово, — без энтузиазма кивнула Катя.
Мать подошла к окну и задернула занавеску.
— А то дует, — пояснила она и между прочем добавила: — Папина сестра в гости на Новый год приглашает, вот думаем… А у тебя есть какие планы?
«Спрашивает о моих планах?» — не поверила своим ушам Катя.
Валентина Васильевна скупо поджала губы, обронив:
— Я подумала, может, ты с тем мальчиком захочешь справлять… как там его?
— Влад.
Подумать о том, где и с кем будет отмечать праздник, Катя еще не успела, поэтому честно созналась:
— Я пока не знаю.
— А что он, Влад этот, не предложил? — все тем же тоном праздного любопытства, спросила мама.
«Так вот она к чему. Решила разузнать, как далеко уже все зашло!»
— У нас не было времени поговорить об этом, до Нового года еще полмесяца… успеем.
Мобильник в руке пиликнул. От Влада пришла эсэмэска: «Рад был видеть. Поправляйся!»
— От него? — вскинула брови мать.
— Да.
— Что пишет?
— Мама, — нахмурилась Катя, — это личное!
Валентина Васильевна неестественно засмеялась:
— Да чего там может быть личного?! Ты же не замуж за него собираешься выходить?! Первый парень — это, знаешь ли, так… несерьезно. Сколько их еще будет!
«Замуж? Это ее в действительности беспокоит?» — Катя едва сдержала смешок и серьезно заверила:
— Нет, замуж не пойду, не волнуйся.
— А я что, — передернула плечами мама, — поступай как знаешь, твоя жизнь! — Она взялась за ручку двери и, прежде чем выйти, обронила: — Отдыхай!
Как только дверь закрылась, девушка подскочила к окну, но на заснеженном дереве остались лишь следы.
Внизу разноцветными огоньками мерцала елка, белел от снега двор, а в синем бархате небес висел серебряный месяц.
Катя со странным беспокойством улыбнулась. Она чувствовала, что для нее начинается новая жизнь, полная опасностей и тайн. Где невозможное — обычно. И повернуть назад уже немыслимо, потому что сердце подхватил смерч, закружил-завертел и понес…
* * *Толстые крылатые младенцы с арфами были над годовой. Они играли и смеялись в нежно-лазоревых облаках.
— Я тебя люблю, — раздалось у него над ухом.
Золотистые ресницы дрогнули.
