Убийство Короля Нага - Джессика М. Батлер
Она провела рукой по его руке.
— Чикади…
Он натянуто улыбнулся в ответ.
— Просто чувствую тяжесть нападения. Все в порядке. Это пройдет. Всегда проходит.
Пока в какой-то момент не пройдет.
В горле у него клокотало, словно он тоже думал о Саланке.
Она положила руку ему на плечо.
— Она выкарабкается. Ты же знаешь. И Киллот поможет ей. Если кто-то и сможет найти выход, то, я уверена, это он.
Он слабо кивнул и сделал глоток чая.
— Конечно. — Он потрепал ее по подбородку, и его улыбка дрогнула. — Ты знаешь, смогу ли я присоединиться к своей содиве или со мной случится что-то еще, я не собираюсь забывать тебя. Неважно, как долго или мало. Ты всегда будешь моей сестрой.
Нет, они не собирались говорить о смерти. Это было то, к чему все шло.
Она заставила себя улыбнуться и постаралась, чтобы ее голос звучал легко.
— Да. А ты всегда будешь моим братом. — Она откинула прядь его волос и заправила ее за ухо. — И ты отправишься в свою содиву. Ты научишься быть одним из лучших иллюзионистов, которые ходили или плавали в любом из миров.
Он попытался улыбнуться.
— Странно, что это мое умение, и все же… во сне оно бесполезно. А ведь обычно это не так.
Он никогда не рассказывал о кошмарах подробно. А она лишь однажды попыталась спросить.
Откуда-то вернулась смелость спросить. Она прикусила нижнюю губу.
— Когда ты погружаешься в сон во время приступов… что происходит?
Он заколебался, затем растянулся на черном диване, погрузившись в тяжелые подушки.
— Сначала было много всего. Почти слишком много. А сейчас? Это тьма. Самая страшная тьма. Тьма настолько густая, что ты слышишь собственное сердце и чувствуешь собственную кровь. И ты знаешь, что твое время на исходе. Нет связи. Нет пути. Просто… другие кошмары легче, чем этот. Потому что тогда хотя бы есть что-то. Есть, чего бояться. Когда наступает темнота, ты не знаешь, сидишь ты или стоишь, падаешь или… что угодно. Ты даже не можешь сформировать образы, формы или очертания более чем на несколько секунд. И твой собственный голос… твой собственный голос — не твой. Я знаю, что это всего лишь несколько минут, но они тянутся так, словно это вечность.
Она задрожала. Страх был ужасен. Но небытие — это было не менее ужасно. Возможно, даже хуже.
Подняв одеяло, она обернула его вокруг плеч и прислушалась. Тишина становилась все тяжелее.
Его взгляд упал на стену. Мышцы на его челюсти напряглись.
— В конце концов, это не столько страх смерти. Смерть может принести облегчение. И это не просто тьма. Это тьма с пониманием. Пониманием того, что я в ловушке. В ловушке тьмы. И кричу. Иногда нет ничего, кроме темноты. Иногда я словно осознаю, что надо мной светит солнце, обжигая мою плоть. Затем я осознаю его отсутствие. Иногда меня жалят. Но я никогда… никогда не вижу. И не слышу. Мои уши заложены. Это постоянный тупой рев с давлением, которое не ослабевает, и от этого ощущение, что кто-то постоянно находится рядом.
— Кто-нибудь всегда рядом? — прошептала она.
Он покачал головой, затем сделал паузу. Его веки сомкнулись.
— Иногда раздается голос. Он говорит, что здесь мой конец и что все меня забыли. Что все мы всегда умираем в одиночестве, и в конце концов почти все оказываются забыты по эту сторону реальности.
Она нахмурилась, встревоженная холодными словами и болью в его голосе.
— Там… там темно.
Какая проницательная мысль. А она даже не знала, что предложить.
Она сглотнула, надеясь, что следующие слова будут более утешительными.
— Но это не совсем так. Иногда люди умирают в кругу семьи и друзей.
— В конце концов, мы остаемся одни, но, что еще важнее, когда этот голос говорит, я не сомневаюсь, что он говорит правду. Что именно здесь я окажусь. Потому что когда он говорит, он как будто говорит почти полную правду.
— Почти?
— Настолько, что я должен отнестись к этому серьезно, — ответил он. — Я даже не знаю, как можно защитить себя от подобной участи. Возможно, это произойдет в ближайшем будущем. Возможно, позже. Но… я не могу придумать более сильных мучений, чем это. И как бы я ни старался, я не могу найти способ нарушить монотонность и муки этой тьмы. Кажется, что прошла целая вечность. Если оставить там надолго, это разрушит рассудок любого человека.
— Думаешь, это то, что сейчас испытывает Саланка? Это больше похоже на ночные кошмары и плохие вещи.
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Когда ты бежишь, спасая свою жизнь, по крайней мере, есть шанс куда-то сбежать или найти облегчение. Есть чем заняться. Во тьме — в этой тьме — нет ничего, кроме печали и скорби. Даже молитва кажется бесполезной, потому что само время там ничего не значит.
— Я не знаю, чем помочь, — прошептала она.
Он рассмеялся, его гравийный голос стал еще ниже, когда он снова прикрыл глаза рукой.
— О, Банни, ты ничего не можешь с этим поделать. Не думаю, что кто-то может с этим что-то поделать, кроме, может быть, Элонумато. Даже Пары.
— Я бы не стал заходить так далеко. — Темная голова высунулась в окно. Киллот поднялся на ноги.
— Ты не стучишь? — спросил Тиеро, приподняв бровь.
— На традиционных путях слишком много беспокойных людей. — Киллот сел на подоконник. Он тоже заметно побледнел, контраст между волосами и обычно загорелой кожей стал разительным.
— Саланка… — Рея пыталась подобрать слова.
Киллот покачал головой.
— Еще чаю? — Он оттолкнулся от подоконника и легко приземлился. Его сапоги издавали лишь слабый стук при приземлении.
— Киллот? — Ее голос дрожал.
Он подхватил чайник и налил себе маленькую черную кружку, не добавляя ни меда, ни специй.
— Она… она не отвечает. Я не смог до нее докричаться. Совсем.
— Ты чувствовал то, что чувствовала она…? — Тиеро откинулся на спинку дивана, тело его напряглось, словно он уже приготовился к правде.
— Она боится. — Киллот молчал еще несколько вдохов, тяжесть в его словах усиливалась с каждой секундой. — В ужасе. Что бы это ни было, она в ловушке. Я не могу пробиться сквозь эту стену. Я даже не могу напомнить ей, кто она и кто ее народ.
— Она даже не чувствует связи со своим народом? — Рея в шоке уставилась на него.
Это было еще хуже, чем то, чего она боялась. Еще хуже, чем мысль о том, что коматозные медиумы своим присутствием
