Нечаянная для волка-одиночки (СИ) - Зайцева Ирина Александровна
Хаади проводил меня до комнаты и откланялся, сославшись на срочные дела. Я же. Успокоив себя, что наг не выглядел уже таким расстроенным, как после разговора за чашкой чая, не стала сопротивляться желанию отдохнуть на удобной кровати.
Но вместо сна провалилась в воспоминания. Сейчас уже и не скажу, где была явь, а где сон, сморивший меня так же неожиданно, как и половина того, что происходит со мной в этом мире.
Там, во сне, я снова смотрела фильм со мной в главной роли. И завидовала. Потому что могла только видеть ту нежность, которую Рой отдавал там, у лесной избушки, девушке в голубом, в смерть которой поверил.
Посмотрела на свои ладони. Они помнили бархатность кожи тыльной стороны его рук. Ежик щетины на лице. Шелковистость волос. Я не боялась его, пока он лежал там такой беспомощный. И боли не было. Ни от его цепляющихся за меня пальцев. Ни от моих прикосновений к открытым участкам его кожи. Там, в полусумраке лесной избушки, я успела рассмотреть его черты. Был ли он красив? Наверное. Если бы не заострившиеся в горячке черты лица и не спутавшиеся от метаний волосы.
Здесь и сейчас мне вдруг безумно захотелось снова почувствовать те прикосновения. Ощутить твердость груди, к которой меня прижимают. Надежность рук, легко поднявших меня с земли. Почувствовать тепло, укрывшего меня на том плоском камне, который Хаади назвал алтарем.
Увидеть медовые глаза, которые смотрят на меня. Как? Я не видела тогда ни лица, ни выражения глаз, но верю, что он смотрел с нежностью и любовью. Если бы не нож, торчащий из груди. Если бы часто-часто билось сердце, свободное от вонзившегося в него клинка. Если бы…
Но там, на поляне, я почти физически ощутила силу его потери в том «нет». Что это было? Истинность? Любовь с первого взгляда? Когда он меня успел так полюбить?
Ах, да. Истинность. Я не совсем понимала значение этого слова. Что не так с его смыслом?
Стоило посмотреть в сторону стеллажей, как все тот же лучик указал мне еще на одну книгу. Я надеялась узнать о сути истинности в этом мире.
Но книга была о другом. С первых страниц я поняла, что всей этой библиотеке больше пяти тысяч лет. Потому что начиналась она с биографии нового правителя великой империи Ашахайа. Благороднейшего Ашшафхаади, волей Великой Ашшинхаа избранного из достойнейших сынов почившего императора Ашессхаади.
С портрета на меня смотрел не юноша. Сильный, уверенный в себе мужчина. Взрослый. С какой-то мудростью в глазах.
Вторым не менее значимым открытием тоже стоило озадачить Хаади. Если не было поступлений новых книг, как он утверждал, то ничего о современном Санригоне я здесь не найду. И карты, которые рассматривала с таким интересом, давно не соответствуют действительности.
Снова вернулась к портрету в книге. А это точно один и тот же наг? Очень уж молодо по сравнению с императором выглядит Хаади.
Как-то я круто попала! Один — пусть и бывший, но лучший друг правителя современного государства в мире Санригон. Второй — вообще император могущественной ранее империи нагов. Что следует из вот этой книги. И я. По здешним меркам существо с ограниченными правами. Как женщина. Как, по здешней градации, кухарка и прислуга, как человек без магии…
Стоп. Не человек. Оборотень. Мо… Ма.. Метаморф. Фух! Едва вспомнила незнакомое слово. И тут же вылезло в памяти все, что мне говорили. Магия нестабильна. Раз. Метаморфы — существа опасные. Два. В чем опасность, не знаю, но вспомнила себя в шкуре белой волчицы.
Неприятно поежилась. А что, если тех людей… Настоящую Далию… А что, если это я их там?
Но ведь это не может быть правдой? Руки покрылись липким потом. А по спине пробежался мороз. Я… Я же не такая.
Отложила в сторону книгу, в которой едва ли прочла пару страниц. Встала и подошла к стеллажам. Солнечный зайчик не отозвался даже на вслух произнесенную просьбу. Тайна метаморфов оставалась тайной для меня. Так же и с вопросом об истинных. Никаких подсказок. Искать самой долго и непродуктивно. Мне явно намекали, что стоит прочесть то, что предложили.
Вернулась к недочитанной книге.
Мироустройство пятидесятивековой давности было для меня малоактуально. Но довольно скучный текст отлично отвлекал от так испугавших меня мыслей. Скучный ровно до той страницы…
У нагов тоже были истинные.
Аши.
Глава 31.
Неясная тревога била по нервам уже не первый день. Никакой видимой причины для нее не было, кроме затянувшегося отсутствия Хаади. Я уговаривала себя, что наг здесь не первый день. И что богиня обрекла его на бессмертие. Но все же ощущение предэкзаменационного мандража не проходило. И чем дальше я искала его причину, тем больше склонялась к мысли, что беда грозит не мне и не Хаади. Элройд. Сегодня опять он мне приснился. Тот, мечущийся в горячечном бреду на тюфяке, брошенном на пол избушки.
Его бред можно было считать бессмысленным набором слов и их фрагментов. Но в почти безнадежной надежде вытащить его из лап и зубов смерти, я многое успела понять и разобрать. Трагедия, случившаяся у него в доме, была явной подставой. Ловушкой. И цель ее — сделать из него изгоя. И преступника. Рассорить с лучшим другом. И… загнать… отправить на эшафот, если я правильно разобралась с законами оборотней, пусть и многовековой давности.
Артефакт для работы с корреспонденцией был здесь же, в библиотеке. Его внешний вид, примерный принцип работы и оформление послания я нашла в одной из книг, еще когда заинтересовалась, как здесь обстояли дела с почтой. Заклинание отправки почты было активным. Оставалось сделать так, чтобы никто, кроме правителя письмо прочесть не смог. И чтобы письмо привлекло только его внимание. Чисто внешне это удалось придумать. Я сверну лист солдатским треугольником. Закрыть готовой печатью особого труда не составит, судя по имеющейся тут же инструкции. Нужен был ключ. Открывающий письмо ключ. В начинающейся панике я не придумала ничего лучше, чем имя погибшей жены Роя.
В надежде, что я не опоздаю со своим тугодумством, села за письмо. Сочинения и в школе мне не давались. Писем никогда не писала — некому было. Самая длинная смска отправленная тогда…. Неважно. Важно, что писать придется на языке настолько далеком от всех земных, что представить страшно. Но говорю и читаю я на нем без труда.
Сначала черновик. Села. Взяла бумагу. Пишущий стержень, по виду очень смахивающий на наш карандаш, но оставляющий за собой четкую и яркую линию. Был у меня маркер. Оставляющий очень тонкий след, очень похоже.
И на первом же слове зависла. Банальное «здравствуйте» в этом мире отсутствовало. Судя по тем же книгам, каждая раса приветствовала друг друга разными фразами. И мало того, текст этих фраз был разным в зависимости от того, к кому было обращено приветствие. И было это… Давно. Очень давно. На Земле сказали бы «до потопа». Прослыть невежливой или «допотопной» не хотелось одинаково. А нужная фраза все не приходила в голову.
Наконец, наплевав на вежливость, просто написала: «Ваше Величество!»
Уже почти закончив, поняла, что пишу на родном русском. Дописала до конца. Прочитала. Сама не поняла некоторые места. Исправила. Снова прочитала. Исправляла еще раз десять. Пушкин свои рукописи правил меньше. Переписала набело. Вот теперь вроде понятно. Мне. Все остальные русский не знают.
Села за перевод, срисовывая похожие слова с книги. Где-то к середине листа поняла, что уже пишу сама. Но криво и с ошибками.
Взяла новый лист. Это было бы смешно, если бы не ощущение утекающего сквозь пальцы времени.
Артефакт тренькнул. Письмо ушло адресату.
Пришло успокоение. Словно до этого я опаздывала на важную встречу, а сейчас мне сказали, что ее перенесли на час позднее, и я успеваю к ней подготовиться.
Встала из-за стола и подошла к дальнему стеллажу. Неожиданно светлячок вспыхнул над верхней полкой. Вытащенная книга была несколько странной. Обложка была пришита задом наперед. И вверх тормашками.
