Вирджиния Кантра - Морская ведьма
Хуже. Они занимались сексом, и он все равно не знает ее фамилию.
И это стояло первым в Списке самых главных вещей, о которых вы не расскажете своей сестре. Проклятье, Калеб и сам до сих пор не смирился с этим!
— Мы ужинали вместе, — повторил он. — И не обменивались при этом историями жизни.
Ограничившись семенной жидкостью. Дерьмо!
— И как ты собираешься разыскать ее семью? — поинтересовалась Люси.
— Утром я позвоню в офис шерифа на материке. — Калеб отхлебнул чай. Слишком горячий. — Он прогонит ее описание через базу данных Национального центра криминалистической информации, чтобы проверить, не числится ли она в списке лиц, пропавших без вести.
— И сколько времени это займет?
— Зависит от того, что он найдет. Если придется сверять частичные совпадения сразу в нескольких штатах, на это может уйти несколько дней.
Люси нервно мяла салфетку, лежавшую на коленях.
— А разве ты не можешь, ну, не знаю… взять у нее отпечатки пальцев или что-нибудь в этом роде?
Калеб привык работать в отделе, он умел ощущать себя частью команды, коллектива. Бывали у него и напарницы женского пола — причем хорошие. Но он не привык обговаривать расследуемые дела с младшей сестренкой, как и обсуждать свою личную жизнь.
— Ты задаешь слишком много вопросов.
Люси разгладила салфетку. Широко улыбнулась.
— Я учу шестилетних оболтусов. Они хорошо отвечают на простые, прямые вопросы.
— Постараюсь не забывать об этом, когда мне придется допрашивать кого-нибудь из них, — парировал Калеб.
— Кроме того, им очень нравится менять тему разговора и уходить от ответа.
Он улыбнулся, признавая поражение. Люси здорово изменилась. Он искренне восхищался умной, рассудительной, добродушной и обладающей отменным чувством юмора женщиной, сидевшей напротив, но какая-то его часть тосковала по прежней несмышленой малышке, какой он ее помнил. Или, быть может, он жалел, что перестал быть для нее старшим братом, к которому она обращалась за помощью. Близким другом, который знал ответы на все вопросы.
— Ее отпечатков в системе нет и быть не может. Разве что она совершила преступление.
Во что он не верил. Калеб отодвинулся от стола.
— Спасибо за чай. Ты не могла бы присмотреть за Мэгги сегодня ночью?
— Конечно. Хочешь, чтобы я посидела с ней?
— В этом нет необходимости. Просто буди ее каждые два или три часа и спрашивай, как ее зовут. Если она ответит и при этом ее не будет тошнить или не случится приступа, значит, все в порядке. Но если у нее под глазами появятся круги или головная боль станет сильнее, я хочу, чтобы ты позвонила мне.
Люси кивнула, и на лице у нее снова появилось серьезное выражение.
— Что-нибудь еще?
— Я получил от врача целый список процедур и указаний.
Я оставлю его тебе.
Он заколебался, понимая, что просит слишком многого от маленькой девочки, какой она сохранилась у него в памяти, от своей сестры, которую он почти не знал. Но, с другой стороны, Калеб понимал и то, что не сможет заниматься делом, пока не пристроит Мэгги в каком-нибудь месте, где о ней позаботятся и где она будет чувствовать себя в безопасности. Тем не менее…
— Ты уверена, что тебе это нужно? Вставать каждые два часа и все такое?
— Занятия в школе уже закончились. Так что вставать спозаранку мне больше не надо.
— Мэгги будет гостить у тебя и утром.
— Ну и что? Она составит мне компанию, чтобы не было скучно.
Оказывается, Калеб до этого момента просто не понимал, какое это счастье — иметь возможность в трудную минуту опереться на члена своей семьи.
— Отлично! Большое спасибо. Ну, ладно… — Он встал. — Мне пора.
— Тебе тоже не мешало бы поспать, — заметила Люси.
— Я должен вернуться обратно. Я не могу полагаться на то, что кучка добровольцев будет до бесконечности охранять место преступления. Как только рассветет, я намерен произвести самый тщательный осмотр пляжа.
Люси отнесла их кружки в раковину.
— Ты имеешь в виду, что будешь искать ее одежду?
Калеб пожал плечами.
— Одежду, сумочку, ключи. Тело…
Никто не может прыгнуть в костер и — исчезнуть просто так. Должны остаться какие-нибудь следы — или трупа, или того, кто сумел выжить после этого.
И он их обязательно найдет.
— Ты ничего не найдешь, — заявила Мэгги, презрительно скривив губы. — Но мне нужно то, что он отнял у меня.
— И что же это такое?
— Оно там, в костре.
— Что он отнял у тебя, Мэгги?
Тогда она не ответила. Отчаяние или недоверие помешали ей рассказать о том, что случилось. И это молчание ранило его больнее самого острого ножа.
— Я собираюсь подняться наверх, — сообщил Калеб. — Пожелать ей спокойной ночи.
Сестра неуверенно взглянула на него, но сочла за лучшее не высказывать свои сомнения вслух. Что было очень кстати, поскольку даже себе он не мог объяснить жгучее и неотвязное желание вновь увидеть Мэгги и уладить возникшее между ними разногласие, добиться того, чтобы они, наконец, поняли друг друга. В общем, поговорить по душам, если только она захочет с ним разговаривать.
Или прибегнуть к другим средствам.
Он медленно поднимался по лестнице, машинально потирая место укуса на руке. Что же на самом деле известно Мэгги? Что она помнит? И как он сможет защитить ее, если не будет знать всего?
Калеб остановился на верхней площадке лестницы, погруженной в темноту. Откуда-то из закоулков памяти вновь возникла высокая, худощавая, колеблющаяся на фоне языков пламени фигура, которая мгновением позже шагнула в огонь.
И исчезла.
По спине у него пробежала струйка холодного пота. Подобных коллизий с его памятью не случалось уже много недель. Кошмары почти перестали преследовать его. Но ему следовало принять во внимание возможность того, что опасность, грозившая Мэгги, каким-то образом запустила в его голове нечто вроде цепной стрессовой реакции, что-то вроде галлюцинаций или чего-нибудь подобного.
Неудивительно, что она ему не доверяет.
Ведь и сам он тоже перестал доверять себе.
* * *«Братья…» — отстраненно подумала Маргред.
И если бы удар по голове еще раньше не заставил ее виски раскалываться от боли, это непременно случилось бы сейчас, после столь ошеломляющего открытия.
Калеб был братом Дилана, сыном отца-человека и матери-селки. И что же, он стал от этого наполовину селки?
В памяти ее эхом прозвучали слова Дилана: «Невозможно быть наполовину кем-то. Ты или селки, или нет. Ты или живешь в море, или умираешь на суше».
Умираешь…
