Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

Она любила приходить сюда, особенно по вечерам, когда Каталина отпускала придворных дам и служанок, чтобы остаться одной или помолиться Персене.

Каталина.

Авалон тяжело вздохнула, спускаясь по ступеням, соединяющим верхний и нижний ярусы Садов. Над дорожкой с двух сторон раскинулись широкие кроны жаккаранда. Под ногами валялись его благоухающие фиолетовые соцветия. В воздухе витал легкий, сладковатый аромат, похожий на запах цветущих фиалок.

Подняв с земли один из цветков, Авалон продолжила путь по аллее, теребя пальцами цветоножку и задумавшись над тем, что совсем не знала, получается, королеву.

Так как Каталина была единственной наследницей, ее жизнь оберегали надежнее, чем любое из сокровищ или гранатовых плантаций Трастамары. И за десять лет правления она освоила актерское мастерство не хуже, чем любой мастер пантомимы, которые табунами выступали на королевских праздниках. Стоило ли удивляться, что она скрывала даже от подруги часть своей жизни?

Подруги ли?

Авалон казалось, что одиночество свело их с Каталиной вместе надежнее, чем общие интересы. Они обе испытывали трудности с магией, вместе сбегали от учительниц, прячась в сумрачных закоулках Розовых Садов, куда даже садовники боялись захаживать. Они вместе однажды забрались в заросли синего трагаканта с желтыми мягкими листьями, чтобы сбежать от дворцовой стражи — и так же вместе выскочили из него с визгами и ободранными ногами из-за острых колючек.

Каталина заботилась о ней: не дала отослать из-за трудностей в колдовстве; приблизила к себе девочку из деревни и сделала ее своей фрейлиной; всячески проявляла расположение и дарила подарки. Это осознание причиняло боль Авалон, когда она раз за разом терзала свои мысли увиденным ночью. Ощущение предательства вгрызлось в ее сердце, точно яд, и разъедало приятные воспоминания из детства.

Авалон выкинула цветок, когда ощутила на щеках слезы. Стерла их размашистыми, быстрыми движениями, боясь, что кто-то заметит. Оглянулась и, не заметив теней в зарослях, дала волю чувствам. Она оплакивала их дружбу, свою судьбу и страх достаться Дубовому Королю. Филиппе рей Эскана не остановится ни перед чем, чтобы взять ее. Если понадобится, даже силой. И теперь ей неоткуда ждать помощи, ведь Каталина пала перед ним жертвой своих собственных страхов. Самое ужасное для королевы — не дать наследницу престолу. И Каталина готова была на все ради своего предназначения. Авалон знала, что, если Филиппе удвоит усилия, королева, как и мадам Монтре, не станет ему противиться. Каталина сама бросит ее в постель Дубового Короля, ведь наследница Трастамары в сто крат важнее чувств какой-то деревенской девчонки.

Вдоволь выплакав свои переживания и тревоги, Авалон свернула из аллеи в сторону Зеленых Прудов — северной части Розовых Садов. Она хотела умыться и успокоиться у воды прежде, чем отправится назад ко двору и сборам.

Воздух в этой части был сырым и липким. Высокие пальмы, геликония и молодые кофейные деревья создавали таинственную атмосферу — здесь могло почудиться, что вся Трастамара такая же цветущая и сочная. Но ни одного жителя Гранады, столицы, не могло надолго одурманить это счастливое невежество — только взгляни за крепостные стены. Там до горизонта раскинулась голая ржавая земля.

Почти добравшись до пруда с кувшинками, Авалон замерла и прислушалась. Ей не показалось: чарующие звуки мандолины.

Бас.

Авалон улыбнулась и поспешила вперед. Ей вдруг захотелось поговорить с ним, рассказать, чему стала свидетелем, освободиться от непосильной ноши.

Но как только она вышла на площадку, выложенную черным мрамором, вся взбудораженность и радость схлынули, как отлив.

Бас действительно сидел под кофейным деревом и наигрывал сложную мелодию, но вместе с ним здесь присутствовала мадам Меральда с выводком послушниц.

— Чтобы привнести в мир что-то новое, девочки, необходимо отдать что-то старое, уже существующее. Упругость кожи, физическую силу, твердые суставы, интенсивность голоса, — наставница даже не обратила внимания на гостью лекции и не прервала свою речь.

Сердце Авалон сдавило от жалости. Мадам Меральда выглядела чудовищно: глубокие старческие морщины, хотя ей не было еще и сорока, поплывший контур лица и поредевшие тусклые волосы. Чтобы учить новых ведьм, необходимо самой постоянно использовать гранат, а это, как она и сказала, ухудшает здоровье. Единственное, что не менялось из года в год — подвеска с зерном граната из альмандина на шее.

— Вы должны понимать, что гранат — это не игрушка, а дарованная благодать от Персены. Она одаривает каждую из нас, а мы взамен отдаем себя за магию.

Стараясь не привлекать к себе ненужное внимание, Авалон тихо подошла к бортику пруда и села, опустив ноги в воду. Она поболтала ими, распугивая пестрых рыбешек и создавая маленькие волны, на которых закачались кувшинки.

Бас ей подмигнул, и несколько девочек, не отрывавших от него взглядов, обернулись. У одной на щеке виднелся синяк, у другой — сосуды в глазах полопались, из-за чего мерещилось, что у нее кровавые белки, у третьей же Авалон заметила засохшую кровь под носом.

Она отвела взгляд первая, поежившись от воспоминаний о своих уроках магии. Зерна граната служили дорогой к могуществу, однако пройти по этому пути способна была не каждая девочка. Многие сбивали ноги в кровь, пока шагали и пытались взобраться на вершины овладевания магическим мастерством. Мадам Монтре как-то сказала, что обучаемые ведьмы — жалкое зрелище.

— Я просила вас изучить на сегодня инирскую версию легенды о сотворении Триады. Вы подготовились?

Несколько девочек, сидящих в переднем ряду, вскинули руки. Задние ряды притихли, точно кролики в зарослях, над которыми пролетал ястреб. Мадам Меральда закатила глаза и повелительно махнула рукой.

— Леонор, как всегда, прошу.

Девочка упруго подпрыгнула и подскочила к Басу. Он перебрал несколько струн, и мелодия сменилась. В воздух вспорхнули трагичные ноты. Девочка, стремительно развернувшись лицом к другим послушницам, прочистила горло. Авалон отметила синяки и ушибы на ее предплечьях. Похоже, девочку они ничуть не смущали.

— Их бог, Книязь, — она исковеркала имя инирского бога, — решил даровать сыну своему, человеку, женщину. Персена в их легендах называется Лилит, дщерью ночи, — Авалон поморщилась от очередной неуклюжей попытки в чужеземную речь.

Когда-то она сама хорошо знала инирский, ведь их деревня располагалась недалеко от срединных земель и границы. Подпольная торговля между враждующими странами была налажена куда лучше, чем дипломатическое общение глав государств.

Отец Авалон, Фердинанд, стал посредником в торговой цепочке: в Инир с его помощью текло трастамарское оливковое и грушевое масло, вина, финики, изюм, керамика и быки, элбанские зеркала, шелк и кораллы, варденские ковры, табак и аквавит, а в Трастамару — азурские лошади и овцы, талаский янтарь и воск, инирские кожа, меха, оружие и соль, астурийские хлопок, пряности и хна, оранские пряности, бирюза, серебро и золото.

Часть документации у отца существовала только на инирском, да и постоянные переговоры заставили Фердинанда выучить инирский в совершенстве. Авалон же нахваталась знаний в первую очередь из-за смешанного языка на границе и, конечно, от отца, который волей не волей любил ругнуться на инирском. Ему казалось, что таким образом дочь его не понимает, но она довольно быстро выяснила перевод всех скабрезных словечек. И самое главное из них — вёльва.

— Персена… то есть Лилит подарила зерно граната Араму. Книазь предупредил человека, чтобы не смел брать плод познания. Но Арам ослушался его и вкусил гранат из рук Персены… Лилит, — в очередной раз поправила себя девочка. Видимо, все ее существо противостояло этому оскорбительному имени. — Они называют это первым грехопадением, так как Арам прозрел. Он увидел ничтожность Книазя, его жестокость, и захотел уйти. Книазь не позволил и наказал ударить Персену. Арам послушался, и потом Книазь изгнал Персену в недра земли рожать и повелевать монстрами. А вместо нее создал для Арама новую женщину, Эву.