Генетика любви - Селина Катрин
Эта фраза словно на повторе крутилась в голове, пока Себастьян перекладывал заснувших Лотта и Ланса на заднее сиденье флаера, молча заводил мотор и поднимал нас в воздух, пока перевитые венами мужские руки удивительно плавно вели машину.
Я смотрела на красивый профиль Касса в ночном свете звёзд и тусклой голубой подсветке флаера и думала о том, что это было бы смешно, если бы не было так грустно. Как выяснилось, Себастьян Касс — молодой профессор астробиологии, чистокровный цварг из очень древнего и состоятельного аристократического рода, обаятельный, улыбчивый и с потрясающим телом. Зачем ему какая-то цваргиня без образования, которая чувствует себя в душе глубокой старухой, да ещё и с довеском в виде двух детей от другого?
«Ну допустим, если он предложит стать его любовницей, то дети особого значения не имеют. Наоборот, удобно, ведь это отношения без обязательств, — пробурчал внутренний голос. — Ты определённо ему нравишься».
«Любовницей», — мысленно повторила.
Никогда не думала, что это слово можно применить по отношению к себе, и всегда считала его оскорбительным, но сейчас задумалась, что у слова «любовница» корень «любовь». И впервые за долгие годы мысли об интиме с мужчиной вызвали не рвотный позыв, а что-то тёплое, как разлившийся топлёный мёд в груди. Взгляд скользнул на губы цварга.
«Он, должно быть, фантастически целуется…»
Перед вылетом Себастьян ещё раз сбегал в дом и принёс огромный мягкий плед. Я хотела укрыть им близнецов, но мужчина заверил, что им и так хорошо и тепло.
— Это я принёс для вас, Ориелла. Я же чувствую, как вас на горе сковала паника и вы до сих пор внутренне дрожите.
Дрожь — это мягко сказано, меня бил крупный озноб, но брать чужую вещь казалось неправильным. Словно ощущая, что я готова отказаться, цварг добавил:
— Сделайте мне приятное, завернитесь в него.
Себастьян посмотрел в зеркала, переключил тумблеры и начал снижаться близ поместья Мэрриш. За всю поездку он был сосредоточен на дороге и ни разу не посмотрел в мою сторону.
Я строго себя одернула.
«Орианн, он помог тебе из вежливости! Такой мужчина, как Себастьян, помог бы любой женщине в сложной ситуации, и к тебе лично это не имеет толком никакого отношения! Более того, профессор Касс не станет заводить любовниц, он для этого слишком хорошо воспитан».
Флаер с еле уловимым толчком опустился на землю. Себастьян выключил двигатель, но остался сидеть на водительском сиденье, я тоже не стремилась покинуть уютное кресло. Цварг так ловко настроил климат-контроль, что, несмотря на откинутую крышу, тёплый воздух согревал ноги.
За всеми перипетиями забрезжили первые предрассветные сумерки, чернильное небо между гор окрасилось густым фиолетовым и малиновым цветом. Я мельком отметила, что окна в доме тёмные, то есть Морис спит беспробудным сном. Несмотря на то что в гостях у Кассов я настаивала на ночёвке у себя, вдруг навалилось ощущение потери. Пока ещё не ошеломительно ломающее своей безысходностью, а тонкое и пронзительно острое, когда понимаешь, что вот-вот упустишь что-то важное, и никак не можешь этого изменить.
Больше всего на свете мне хотелось остаться со спящими детьми и Себастьяном в этом флаере и никуда не идти. Некоторое время мы помолчали. Я нехотя поправила плед, в котором пригрелась за короткую поездку.
— Ориелла, я тут подумал…
— Óрианн, — внезапно исправила.
— Что? — Брови Себастьяна удивлённо приподнялись.
— Орианн. — Я повторила, грустно улыбнувшись. — Я так вам лично и не представилась, большое упущение. Это настоящее имя, и мне хотелось бы, чтобы вы называли меня именно так, с ударением на первую букву. От «Ориéллы» возникает дурацкое ощущение, будто из меня все силы вытягивают.
— О-о-о… — в замешательстве протянул Себастьян. — Вам очень идёт, Орианн.
Он произнёс имя так звонко и чётко, что мурашки пробежали по коже. Определённо, имя Орианн могло принадлежать сильной и независимой женщине, в то время как от Ориеллы несло жалостью и бесхребетностью.
— Вы очень сильно переволновались этой ночью, Орианн. Не вините себя за случившееся, дети — это дети, а особенно мальчишки… Они постоянно падают с велосипедов, залезают на крыши и влезают во всё, что только можно и нельзя. Несмотря на ушиб Ланса, вы замечательная мать, и вам, кстати, тоже нужен отдых.
Бездонные синие глаза смотрели так внимательно, что я на несколько мгновений потеряла дар речи.
— Откуда вы знаете?
— Я чувствую по вашему бета-фону, что вы очень напряжены и устали, но усталость скорее накопительного характера. Отдых вам точно не помешал бы. Материнский труд — самый тяжёлый в мире. Он неоплачиваемый и неизмеримый, но при этом женщины годы жизни посвящают детям без выходных и отпусков. Ошибочно считать, что он ничего не стоит.
— Нет, я не об этом, — пробормотала всё так же ошеломлённо. То, что мне нужен отдых, можно было бы прочитать и по морщинам, и по состоянию кожи на руках, если к ней присмотреться. — Откуда вы знаете, что я… замечательная мать?
Свет от приборной панели скользил по его левой скуле, окрашивая кожу в чуть более светлый оттенок, и я поймала себя на том, что хочу дотронуться да его лица так же, как это делает свет.
Себастьян улыбнулся краешком рта.
— Существуют женщины, которые не хотят иметь детей, но заводят их потому, что так предписывает общество. Многие из них беременеют и рожают, а потом чувствуют себя глубоко несчастными, будучи привязанными к ним как к якорю. Но вы, Орианн, не такая. Я вижу, как вы искренне переживаете за Ланса и Лотта, и немного завидую. Мне бы хотелось, чтобы моя будущая жена смотрела так на наших детей. — Себастьян подумал и с хитринкой во взгляде добавил: — В конце концов, не будь вы прекрасной матерью, то не поддались бы на уговоры близнецов отправиться за жуками-роговиками ни днём, ни тем более ночью. Вы же это сделали потому, что хотели их порадовать.
Я смотрела на Себастьяна и не знала, что ответить. Он сделал самый изысканный комплимент, который я когда-либо слышала в свой адрес. Предательские слёзы подступили к самому горлу. Касс смотрел на меня и видел насквозь… Он чувствовал мою усталость, но понимал её корни. Он видел мою любовь к Лансу и Лотту. Слова пролились бальзамом на израненную душу, на вечные сомнения в себе, на многократные замечания Мориса о том, какая я никчёмная.
Ну почему десять лет назад Вселенная
