Верни мне крылья, любимая (СИ) - Жнец Анна
Где-то вдалеке, за пределами парка, завыли сирены огнеборцев. Заслышав их, курто плавным, слитным движением опустился на четвереньки и в мгновение ока обернулся пушистым рыжим зверьком. Треугольные уши, черные лапки, оранжевые глаза. Лис принюхался, дернул усами и скрылся за густым кустарником с голыми, облетевшими ветками.
А Арабелла, оглушенная, ошарашенная, привалилась к дереву.
Продали. В другой бордель.
На Драконе остался старый ошейник? Или новая хозяйка надела на раба свой? Что, если заклинание, которое Арабелла прочитала, не освободило пленника? Что, если этот ключ не подошел к замку, потому что вчера замок сменили? Что, если она спасла всех, кроме того единственного, кого хотела спасти особенно?
Получается, Дракон по-прежнему в рабстве. Только теперь в месте еще более страшном, чем публичный дом мадам Пим-глоу. И самое ужасное: она не знает, где его искать. Что это за бордель такой, «Развратный лотос»? Развратный… Какое название мерзкое. Произносишь — и помыться хочется, будто в грязи вывалилась.
Может, «Сестры» знают об этом месте и подскажут, как до него добраться. Вот только даже один побег организовать непросто, а уж второй подряд…
Голова закружилась — то ли от того, что Арабелла вдохнула слишком много ядовитого дыма, то ли от нервного потрясения. Руки были все в саже, платье — в беспорядочных черных разводах. Земля действительно ощущалась ледяной даже через многочисленные слои ткани, призванной защищать от холода.
С трудом, цепляясь за древесный ствол, Арабелла поднялась на ноги.
Ее курто.
Ее черноглазый смуглый дракон.
Она больше никогда его не увидит?
Что, если она не сможет его найти, не сможет спасти? Что, если…
Зарычав от бессилия, Арабелла вспорола землю носком туфли и тут же пошатнулась от слабости.
Что с ним творят там, в «Развратном лотосе»? Почему Лис назвал это место более страшным, чем «Шипы»? Чем оно хуже обычного борделя?
Покачиваясь, Арабелла направилась по тропинке, ведущей из парка.
Мысли, тревожные, черные, словно коршуны, клевали ее измученный разум.
Он мог быть сейчас на свободе.
Они могли бы сейчас идти домой вместе. К ней домой. В ее новую уютную квартиру.
Она накормила бы его ужином, постелила бы ему на диване в гостиной. Как и остальные курто из «Шипов», он был бы в относительной безопасности. Был бы, если бы не чудовищное стечение обстоятельств.
Как же так? Как же так?
Почему мадам Пим-глоу решила его продать? Почему сделала это вчера, а не двумя днями позже?
Не в силах смириться, Арабелла шла и на каждом шагу бормотала себе под нос: «Как же так? Как же так?»
В черном небе, над кронами парковых деревьев, полыхало зарево пожара. Дым валил столбом. Выли сирены. На развилке из двух разбегающихся дорожек Арабелла выбрала ту, что уводила дальше от этого шума, от горящего здания, от зевак, наводнивших пострадавшую улицу.
На другом конце парка царили спокойствие и тишина. В столь позднее время омнибусы уже не ходили, и Арабелла с трудом поймала экипаж, который довез ее до дома. Там, в своей новой маленькой квартире, она склонилась над умывальником и заплакала, до боли вцепившись пальцами в его тонкий жестяной край. Она плакала, пока слезы не иссякли, а потом взяла себя в руки и решила действовать.
В ее доме телефона не было — редкая и дорогая вещь — поэтому утром, но не слишком рано, так, чтобы не нарушать рамки приличий, Арабелла отправилась с визитом к Корнеллии Олдридж. Хотела спросить, не известно ли этой богатой вдове, женщине с обширными связями и огромным багажом жизненного опыта, что-нибудь о заведении под названием «Развратный лотос». В конце концов, госпожа Олдридж уже помогла ей однажды, да к тому же возглавляла их освободительное движение.
Но Корнеллия ничего не знала об этом злачном месте. Ни малейшего понятия не имели о нем и «сестры», которых они обзвонили днем после обеда. Из чего обе женщины с тяжелым сердцем сделали вывод: заведение, о котором идет речь, тайное, не совсем законное, а значит, вещи в нем творятся страшные.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})___
Более подробное описание побега в книге «Общество по защите обесчещенных эльфов».
Глава 14
Когда дверь открылась и в крохотную спальню ввалились охранники мадам Пим-глоу, Дьяр с ужасом понял, что должно произойти. Слухи ходили давно, да только, окрыленный любовью, Дракон не придавал им значения. Все его мысли занимала Арабелла, ожидание новой встречи, бесконечная игра в прятки с клиентками во время рабочих смен. Да и всегда кажется, что беда обойдет тебя стороной, что несчастье, если и случится, то с кем-нибудь другим.
А ведь Лис предупреждал. Однажды, заметив, как Дьяр отшивает очередную клиентку, он подошел к сопернику и шепнул ему на ухо, как бы между делом: «Осторожнее, приятель. Это может тебе аукнуться. Слышал, рыжая стерва хочет продать кого-то из нас. И не куда-нибудь, а в «Развратный лотос». К извращенкам».
«Главное, что не в «Голубой бархат», — подумал тогда Дьяр и тут же выбросил мысль из головы: на пороге, растрепанная после улицы, стояла Арабелла.
А теперь он ее не увидит. Никогда. Кто его найдет в логове извращенок?
Зря он сопротивлялся. Зря так отчаянно цеплялся за никому не нужные гордость и честь. Вот результат — сейчас его накачают снотворным и, бессознательного, увезут в неизвестном направлении.
А ведь мог не выпендриваться, послушно ложиться под клиенток, как пройдоха Лис. Приносил бы рыжей мерзавке золото, вместо жалоб, — у нее бы и мысли не возникло его продать.
— Ну же, милок, порадуй меня, открой ротик. — В руках проклятой сутенерши сверкнул пузырек с сонным зельем. — Будь послушной ящеркой. Сделай это по-хорошему, иначе придется по-плохому.
Разумеется, Дьяр выбрал по-плохому: решалась его судьба.
Три здоровенных шкафа окружили его, выкрутили ему руки, попытались зафиксировать голову. Он мычал, брыкался — без толку. Как бы Дьяр ни сжимал челюсти, рыжая стерва таки нашли способ влить ему в рот свое вонючее пойло. Удар в живот, по почкам, в солнечное сплетение — цепные псы мадам не жалели кулаков, избивая Дракона снова и снова, пока его губы не разомкнулись, выпустив наружу стон боли.
И тут же липкое, горькое зелье заволокло язык.
Проиграл.
Не прошло и секунды, как сознание помутилось, картинка перед глазами задвоилась, силы начали таять.
— Пожалуйста, — пробормотал он, почувствовав, что вот-вот отключится. — Есть же в вас что-то человеческое. Не надо. Прошу. Я же ее больше…
* * *
Очнулся Дьяр в комнате, которая не слишком отличалась от его спальни в «Шипах». Такие же вульгарные красные тона, пошлые картины в тяжелых рамах, которые должны отвлекать внимание клиенток от дешевой мебели, минимум свободного пространства. В первую секунду он даже решил, что никуда не переехал — его просто перенесли в соседнее помещение, но потом взгляд зацепился за черный шкаф. Таких в притоне мадам Пим-глоу Дьяр не видел. Квадратная бандура занимала почти всю стену.
Заинтересованный, Дьяр поднялся на ноги. Он был бос и, как обычно, обнажен до пояса. Горло по-прежнему стягивал антимагический ошейник, но уже другой — более теплый и шероховатый на ощупь.
«Надо бежать отсюда», — подумал Дьяр, прекрасно понимая абсурдность какой-либо надежды на освобождение. Но также он понимал, что сойдет с ума, если хотя бы на секунду подастся отчаянию и растущему в душе чувству безысходности.
Арабелла.
Вспомнил о ней — и словно получил кулаком под дых. Дьяр резко прижал руку к груди и впился ногтями в кожу, желая погрузить пальцы в плоть, добраться до сердца и вырвать его к бесовой матери. Чтобы не ныло, не дергалось, не болело. Проклятое сердце!
Медленно, пошатываясь, Дьяр приблизился к шкафу, но вместо того, чтобы его открыть, неожиданно для себя замахнулся и со всей дури обрушил кулак на глухую черную створку. Дерево треснуло. Рука отдалась болью. На костяшках выступила кровь.