Любимая наша - Алекса Адлер
− В том, который мне показал ри-одо Сэтору. Мне сейчас не хочется, чтобы мои мысли и эмоции кто-нибудь слышал. И поэтому щит закрыл меня от всех. И даже от тебя. Я сама этого не ожидала, если честно.
− Вот как? – подозрительно прищуривается мой хранитель. – А кричала ты поч-ш-шему?
− Ударилась. Мизинцем. Это больно и обидно, − пожимаю безучастно плечами. – Не сдержалась. Оставишь меня? Я хочу посидеть одна на террасе, пока не пришёл Повелитель А-атон.
На этот раз Чотжар опять долго взвешивает мою просьбу и свои ответные действия. Буравит меня испытующим подозрительным взглядом, удерживая за плечи, думает, без конца пробует воздух языком… но два месяца дипломатических игр и конская доза успокоительного делают своё дело – я ничем себя не выдаю. Без возможности слышать мои мысли он больше не читает меня, как открытую книгу. И это тоже в своём роде… миг свободы. Неожиданный подарок от незнакомца.
Я так привыкла к нашей с Чотжаром ментальной связи, что даже не представляла в полной мере, как устала от неё. Смирилась от неизбежности, но если бы могла выбирать...
− Пожалуйста, − прошу ещё раз. – Скоро придёт Повелитель. Оставь меня.
И Чотжар сдаётся. Заиграв желваками, кивает.
− Потом поговорим про твой ш-ш-щит, − роняет многообещающе, прежде чем снова оставить меня наедине с невидимкой.
Вздохнув, я уже без промедлений выхожу на террасу. Сажусь в один из дайратов в тени. Устремляю взгляд на такой знакомый, ставший родным, горный пейзаж. Сколько раз я тут сидела? Не счесть.
− Я действительно могу теперь закрываться ментально даже от него? – спрашиваю тихо, будучи абсолютно уверенной, что невидимка последовал за мной.
− Да. Если пожелаешь, − слышу уверенный ответ. Если не смотреть, то начинает казаться, что мой собеседник сидит сейчас в дайрате напротив. Это немного помогает успокоиться.
Даже отрицать не буду, что меня его ответ радует. Я устала быть нараспашку.
− Что ж, я сделала, как ты говорил. Отослала своего хранителя. Теперь слушаю. Чего ты от меня хочешь?
− Чтобы ты нашла кое-кого. В одной из населённых Вселенных, − оглушают меня ответом. – Кого именно, я скажу, когда согласишься.
− Если, а не когда? − возражаю, взяв себя в руки. – Тебе для этого было нужно, чтобы Врата Маран-Дэш открылись?
− Да. Теперь твоему взгляду ничего не будет препятствовать.
− Почему ты так уверен, что я сумею выполнить… твою просьбу? Увидеть кого-то незнакомого в другой Вселенной… Мне это кажется непосильной задачей. Своих сэ-аран я увидела благодаря нашей связи.
− Связь тебе помогла прорваться к ним через грань. А увидела ты их благодаря дару Ока. Сейчас же… прорываться тебе не понадобится. Только дотянуться, что не составит труда столь одарённому Оку. Особенно, если кто-то направит. Потому да, я уверен, что ты сумеешь выполнить мою просьбу.
А направлять меня, судя по всему, собирается он сам. Что-то слишком много наставников, учителей, и проводников на одну маленькую меня. Но слава небесам, что в мужья больше кандидатов вроде бы нет, а то я не выживу.
− Ты один из богаров? – задаю один из самых животрепещущих вопросов.
На этот раз ответ звучит с незначительной, но всё же задержкой. Над этим стоит подумать.
− Да. Можно и так сказать.
− Что это значит? Как-то расплывчато.
− Ты тоже пока не дала мне точного ответа, − слышу в ответ язвительное хмыканье.
− Не я пришла к тебе с просьбой о помощи, − равнодушно парирую я.
− Да. Ты права. Знаешь, я наблюдал за тобой, Лина. И был поражён, как всего за два месяца юная девчонка с отсталой закрытой планеты смогла превратиться в достойную уважения правительницу межпланетной империи. Склоняю голову. Но меня вот что интересует. Сможет ли теперь умная, проницательная женщина, вкусившая власть, влияние и самостоятельность, вернуться к роли практически бесправной тени рядом со своими супругами? Сможет ли разорваться между ними, не имея возможности как-то воздействовать на ситуацию? Сможет, скажем, позволить двум из них заключить под стражу третьего? Или казнить его, лишь бы убрать с дороги? Сможет эта ранимая девочка с неожиданно крепким стержнем внутри простить себе и своим сэ-аран, если они примут такое решение? Жить дальше, безропотно выполнять роль любящей супруги, сэ-авин?
Каждое слова, как нож в сердце. Метко. Больно. Кажется, я сейчас истеку кровью.
Он говорит это, зная что-то, или всего лишь давит аргументами? Небо, как же мне безумно нужно убедиться наконец, что никто из моих любимых палачей не пострадал.
− Что ты будешь делать, если тебе прикажут просто забыть того, кого ты успела полюбить? – голос невидимки теперь раздаётся совсем близко. Словно он склонился к моему лицу.
Мне уже отдавали подобный приказ. И мне хочется думать, что я поступила правильно.
− Что ты знаешь о любви? Что вы все, такие высокоразвитые, знаете о любви? Только манипулировать с помощью этого слова можете, − бормочу с горечью.
− Да, Лина. Только манипулировать. Все мы. Неважно ашары, или их создатели богары, все мы эгоистичные, жестокие манипуляторы, чтущие только свои интересы. Даже заболев любовью, мы скорее сломаем объект своих чувств, подстраивая его под себя, чем изменимся сами. Либо закроемся наглухо, спасаясь от чувств.
− Почему?
− Потому что боимся.
− Чего? – сиплым шелестом срывается с моих губ. Пеплом остаётся на душе.
− Потери контроля. Чувств, Лина. Они для нас слабость. Они делают нас больными и неуравновешенными. Испытывающий любовь ашар опасен, как раненое животное. Стать объектом чувств сразу троих… бедная малышка. Тебе, наверное, сейчас очень больно и страшно. Я могу тебя спасти от этого. Освободить от них. Забрать с собой.
Так вот к чему всё? И я, наверное, должна сейчас преисполниться благодарности и вместе с ним уйти к счастливому свободному будущему.
− С тобой? Спасибо, но нет, − сжимаю руки в кулаки. – Даже если бы я хотела уйти от мужей, чего я точно не испытываю, твоё предложение звучит слишком двусмысленно.
− Это проблемы твоего восприятия, девочка. Несмотря на всю свою красоту и привлекательность, как женщина, ты меня совершенно не интересуешь. Только как средство достижения цели, ради которой я готов практически на всё. Видишь, я даже не скрываю, как зависим от твоего решения.
То, что не интересую, как женщина, вызывает настоящее облегчение. Но остальное... Неужели он действительно
