А печаль холод греет - Дайана Рофф
– Да вот с того момента, когда она искала, у кого бы купить «сыворотку». Поверь, я плачу большие деньги за эту работу.
– Откуда у тебя вообще столько денег?
Элрой рассмеялся, забавляясь моими бесконечными вопросами, на что я ещё больше оказалась раздражена.
– Ты совсем меня не слушаешь. Ты разве не помнишь, что я тебе говорил? Раньше я не знал, как зарабатывать много денег, но сейчас-то знаю. И это ещё одна тайна.
– Из множества других… – задумчиво протянула я и, чувствуя уже лёгкое опьянение, вздохнула. – Можно мне время подумать над твоим предложением?
– Можешь думать, сколько хочешь, – молодой человек любезно мне улыбнулся.
– Даже год?
Он тихо засмеялся.
– К тому времени я могу быть уже мёртв. Ты ведь не хочешь, чтобы такой красавчик, как я, умер? – самовлюблённо поиграл он бровями.
– Нет, – непроизвольно вырвалось у меня, на что я тут же нахмурилась и, встав из-за барной стойки, быстро двинулась в сторону раздевалки.
– До скорой встречи, жестокая леди! – Элрой элегантно поклонился перед тем, как я исчезла за дверью.
Чёрт.
Надо было уходить от него раньше.
Чёрт, чёрт, чёрт.
У меня было такое ощущение, словно я подписала себе смертный приговор, но одновременно облегчила душу. Из клетки поменьше – в клетку побольше и намного свободнее, однако всё равно не выход. А где он? Где? Как найти? А главное, почему и кто меня запер? Я сама или некто другой?
Чёрт.
Может, я снова просто всё усложняла? Может, не было вовсе никакой клетки? Может, это всё просто бешеное воображение и такой непривычный страх, который я так давно не испытывала?
Я не знала.
Я измучилась.
Устала, устала, устала.
Морально, физически – как угодно. И раньше мои дни были полны разных событий, но сейчас эти события лишь тяжелели жизнь, лишали её удовольствия. От столь привычной стычки с Торией – до столь непривычной посиделки уже не вдвоём, а втроём – с Джозефом и Филис. Что-то менялось. Да, определённо, что-то менялось – как во мне, так и в мире.
Но как же этого не хотелось…
Помню, когда-то очень давно я в какой-то момент поняла, что всё начиналось с мелочей. Как и любой тринадцатилетний подросток, я мечтала изменить свою жизнь, однако не знала как. Но однажды при просмотре сериала я услышала умную мысль: «прежде чем начинать жизнь с чистого листа, начни заправлять постель». Сначала я не придавала этому значения… До того момента, пока не начала этому следовать. В начале мне действительно сложно было заставить себя, но потом с каждым разом мне становилось легче. Легче не только заставлять себя, а вообще как-то легче стало. Я начала чувствовать себя лучше только из-за такой мелочи. Для остальных людей заправить постель – это действительно мелочь. Но для себя я сделала целый подвиг. И начала понемногу меняться в лучшую сторону, чувствуя себя счастливей. А потом что-то случилось…
Но что именно – я не помнила.
Амнезия? Я много раз предполагала это, спрашивала у мамы, не замечала ли она чего-нибудь странного в такие дни, о которых я напрочь не помнила, задавала такие же вопросы некоторым знакомым и даже одноклассникам, однако никто ничего конкретного не говорил, а чаще – удивлённо на меня косились. Возможно, Джозеф смог бы мне чем-нибудь помочь в этом деле, но я никогда ему не рассказывала о своей самой большой проблеме – потери памяти. Забота – это всегда замечательно, но не когда она в слишком больших «дозах». Таблетки тоже полезны, если принимать их вовремя и в положенных количествах. Не всегда лишнее полезно. Далеко не всегда.
А жаль.
Поэтому я забросила попытки вернуть себе память. А может, это нормально? Что не помнишь ни своего детства, ни большую часть подросткового периода, ни каких-то дней? Единственное, что я заметила, что с возрастом у меня всё реже стали появляться провалы в памяти: последний раз был тогда, когда я совершенно забыла четверг. До этого целый месяц всё было нормально. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться.
– Правда, что женское «нет» означает «да»?
Выдох – и я вынырнула из своих мыслей, как из болота с мутной водой, и посмотрела на внезапно появившегося рядом со мной Ченса. Он вновь весело шагал чуть впереди, слегка подпрыгивая, и крутил в пальцах недокуренную мятую сигарету. Его красная шапка уже полностью покрылась большими хлопьями снега, которым сегодня под вечер вновь одарил Колдстрейн; зелёная парка уже намокла на плечах, как и его ботинки. Сама я вновь не ощущала ни холода, ни тепла, словно для меня не существовало температуры – пустота наравне с бытием.
– Да, – равнодушно пожала плечами я.
– Переспим? – он затянулся и соблазняюще выдохнул в меня дым, словно строил из себя настоящего ловеласа.
Я поперхнулась ядовитым воздухом и устало усмехнулась.
– Нет, даже не мечтай. Тем более ты всё равно гей.
– А вот жаль, знаешь ли! – без капли обиды рассмеялся Ченс. – Для девушек столько шуток есть, столько подкатов! А как подкатить к парню и не выглядеть при этом как идиот?
– Ты в любом случае идиот, – с вымученным злорадством сказала я.
– Ты настолько напилась, что не слышала, как я тебя звал?
Я всмотрелась в его лицо – небольшое, красивое, слегка розоватое то ли от мороза, то ли от выпитого алкоголя, маленькие глаза озорно сверкали в синих сумерках города и фонарях улицы, брови постоянно находились в движении, когда он говорил. А там под узким подбородком, в тени мехового воротника куртки – большое родимое пятно почти на половину шеи. Помню, раньше Ченс носил шарф, чтобы прикрыть это пятно, но затем решил превратить это в некое «достоинство», как сам это назвал, когда осознал свою ориентацию. Но счастье это ему не принесло, как и горя. Ничего не изменилось в его жизни – пожалуй, Ченс был самым постоянным как в своей жизни, так и в чужих судьбах. Он всегда и везде одинаковый – что бы ни пытался изменить, что бы ни совершал: плохого или хорошего.
Но сейчас… казалось, что-то впервые дало трещину в его постоянстве. Глубокую, длинную и невероятно ощутимую трещину. Если даже я заметила, что с ним что-то было не так, то как он сам себя ощущал? Ведь в его взгляде до сих пор плакала печаль…
– Прости, что я тебе сказала те грубые слова, – дёрнув его за рукав, я остановила Ченса и внимательно рассматривала его лицо, желая отметить каждую реакцию на мои слова. – Я понимаю,