Тайные хроники герцога Э - Татьяна Геннадьевна Абалова
Я готова была потерять сознание. Что еще натворил этот несносный мальчишка?!
– А. К.
«Адель Корви», – чуть не вырвалось у меня. Или Аня Кротова.
– Ты не против, я оставлю этот рисунок у себя?
– Будете фантазировать? – не удержалась я от ехидного вопроса. Хлопнула бы себя за несдержанность по губам, но не успела. Меня вновь схватили за шиворот и втолкнули в комнату напротив герцогской. Следом полетели седельная сумка и бюро с ворохом бумаг. Располагайся, Аня.
Обессиленная я сидела на жестком тюфяке. Слишком много волнений для одного дня. Завтрак наперегонки, долгая дорога, жуткий увох и вот теперь этот рисунок, который герцог зачем–то оставил себе. За окном царила непроглядная ночь, огонь свечи трепыхался под воздействием сквозняка.
– Сволочи, не могли поаккуратнее, – произнесла я, опускаясь на пол, чтобы подобрать вылетевшие из бюро листки. Чернильница опрокинулась и залила некоторые из них.
– С–с–с–с… – зашипела я, когда нашла еще одно произведение моего братца. Конд и его спрятал среди чистой бумаги.
Чтобы лучше разглядеть, кряхтя поднялась и разожгла висящую на крюке лампу. Яркий свет позволил рассмотреть рисунок, на котором мое лицо было изображено крупным планом. Оно по прихоти художника делилось на две части: на одной глаза закрывала длинная прямая челка, которая не понравилась бы матери Адель, на второй лоб обрамляли красиво завитые локоны. Я прошлая и я нынешняя.
– Какого черта, Конд? – произнесла я вглядываясь в свое изображение. – Лучше бы ты нарисовал монстров, которые водятся в Рогуверде, чтобы я знала, какой от них ждать напасти…
Порывшись в бумагах, обнаружила еще несколько набросков. Создавалось впечатление, что Конд думал обо мне и довольно часто. Некоторые детали моего лица вырисовывались отдельно, то крупно, то мелко. Глаза, плавная линия шеи, завиток волос у уха. Губы так вообще в нескольких вариациях. Улыбка, полуоткрытые в удивлении, упрямо сомкнутые. Я не замечала, а оказывается, весь тот небольшой отрезок времени от встречи и до расставания в монастыре Святой девы, он внимательно следил за мной. И надо отдать должное его таланту: Конд рисовал профессионально.
Я цокнула языком и выдохнула. Любая девушка поймет, когда она нравится парню.
Но тогда почему он не забрал рисунки с собой? Зачем оставил? Чтобы я знала о его чувствах? Живо вспомнились сияющие глаза, дыхание на моих губах, сильные руки, прижимающие меня к разгоряченному телу.
А может, он грустил о настоящей Адель Корви и невольно совмещал в рисунке ее образ с моим? Какой она была? Была ли красива? Похожа ли я на нее? А может, я идеализирую себя и приписываю то, чего у меня нет?
Я полезла в суму и достала зеркальце. Пересела к столу, пододвинула ближе свечу и… вздрогнула. С серебристой поверхности на меня смотрела страхолюдина, измаравшая лицо черно–белой краской. Ни контура губ, ни линии бровей. Уродина.
– Вот и славно, вот и хорошо. Пусть герцог сколько угодно пялится на мой рисунок, ни за что не догадается, кто находится рядом с ним.
Стянув с себя сапоги и балахон, осталась в нижней мужской рубашке, длиной до колена, и прячущихся под ней «боксерах». Умывшись, распустила волосы. Залезла в них пальцами и помассировала голову. Тело после целого дня пути болело.
– Нет. Я сказал, нет, – донеслось из коридора. Я на цыпочках подошла к двери и приложила к ней ухо. – Если хочешь остаться в армии, то перебирайся в обоз.
– Зачем ты так, Эльбер? – женщина рыдала.
«А! Теперь я знаю, как зовут дюка Э!»
– Тебе не идет маска невинной овечки, Илли.
– Клянусь, у нас ничего не было! – заморская принцесса говорила с заметным акцентом. Там, где полагалось быть мягкому знаку, звучал твердый звук. «Клянус–с–с».
– Ну да, мой секретарь просто разминал тебе шею…
– Дальняя дорога вымотала меня…
– Тогда объясни, почему он был раздет?
«О, да дюк Э рогоносец!»
– Неужели я настолько глупа, чтобы привести в нашу постель чужака?
– Ты просто не ожидала, что я так быстро вернусь. Все, иди, Илли. Я хочу спать.
– Тебе вечно нет до меня дела! – Иллиса разозлилась. – Между прочим, у нас в Далерке женщина вправе иметь трех любовников. И это не считается изменой, поскольку самой природой далерок заложено отчаянное желание любить и быть любимой.
– Илли, – герцог устало вздохнул. – Я не против природы. Возвращайся в Далерк, пока мы слишком далеко не забрались в горы. Или ищи трех любовников за дверью – армия велика. Только меня из их числа исключи.
– У тебя кто–то появился? – голос Иллисы звенел.
– Перестань.
– Я видела! Когда я зашла, я видела, как ты пялился на потрет той шлюхи! Кто она?
– Не вынуждай меня…
Послышалась возня, рычание разъяренной кошки. Определенно Иллиса дошла до кипения и кинулась на герцога. Восточные женщины весьма темпераментны, а что говорить о тех, кому полагается аж три любовника… Даже думать боюсь.
В этот момент я вывалилась в коридор. Дверь не выдержала напора. В это время Иллиса отчаянно сражалась с подоспевшими телохранителями, а Их Светлость промокал рану на лице белоснежным платком. Наши глаза встретились. Я быстро поднялась и оправила рубашку.
– Непременно запиши эту схватку в свои хроники, – произнес герцог, отнимая ткань от лица, чтобы по кровавому пятну оценить нанесенный ущерб.
Я хлопнула ресницами.
– Иди спать, Дон. Простынешь, – дюк Э вздохнул и закрыл за собой дверь.
Воющую Иллису вывели на улицу. А я повалилась на кровать и рассмеялась. Не заметила, как смех перешел в слезы. Выплакавшись, уснула так глубоко, что опять прозевала зов горна.
Глава 11
– Осла своего кормить собираешься или опять на меня бросишь? – мой полет на запах еды был прерван Гевром – тем самым конюхом–насмешником. Правда, сейчас он выглядел предельно суровым и держал меня за плечо, чтобы я не ускользнула.
– Покормлю! Обязательно покормлю! – я беспомощно обернулась на выставленные во дворе
