Мои волки. Любовь истинная и нет (СИ) - Жнец Анна
Любимый отшатывается. Стальным капканом стискивает мои пальцы. Судорожно. До боли, до хруста.
— Я, может быть, и тряпка, — говорит он, — но умею нести ответственность за свои поступки. Пойдем, Элен.
Меня резко дергают и тянут к двери.
— Стоять! — орет вожак, но Гор не останавливается, пересекает гостиную, огибает выросшую на пути Хлою, проходит под аркой, а вслед ему летят проклятия:
— Убирайся из леса! Из стаи! Неблагодарный щенок! И не смей возвращаться, пока все не осознаешь.
За криками слышится женский плач. Гор сжимает челюсти, мышцы на его скулах напряжены и подрагивают. Он двигается вперед с упорством бульдозера и волочет меня на буксире.
— Любимый…
— Не сейчас!
Анна догоняет нас у калитки. Лицо мокрое от слез, волосы растрепаны. Волчица боса. Скинутые туфли валяются на ступеньках крыльца: на каблуках по земле не побегаешь.
— Гор, — она бросается сыну на шею и покрывает его щеки короткими жалящими поцелуями. — Почему? Объясни! Что случилось? Элен… ее изнасиловали? Поэтому ты заступаешься за нее?
Мне тошно. О боги, как тошно! От себя, от предположения Анны, от ситуации в целом.
Гор отворачивается, смотрит в сторону:
— Это долгая история.
— Расскажи!
— Не могу.
В дверях появляется Хлоя и наблюдает за нами с расстояния, комкая в кулаках длинную цветастую юбку. Из-за спины шаманки раздается крик Освальда: «Анна, в дом!»
Мать Гора заливается слезами, цепляется за рукав сына.
— Не упрямься, — упрашивает она и косится на меня с ненавистью. — Подчинись. Попроси у отца прощения. Любовь — глупость. Это такая бесполезная вещь — с возрастом ты поймешь.
Зажмурившись, Гор стряхивает с себя ее пальцы и устремляется прочь, не оглядываясь, будто торопится оставить прошлое позади или боится передумать. Я спешу за ним в растрепанных чувствах.
Если бы я не изменила жениху с Эштером…
Я иду быстрее и быстрее, пытаясь не отстать от любимого, и в какой-то момент понимаю, что мы бежим. В человеческом обличье носиться по лесу не самое приятное занятие: на волосах оседает паутина, ветки кустов хлещут по рукам, защищающим лицо. Из земли то и дело вырастают корни, ноги проваливаются в ямки, замаскированные листвой.
Постепенно в легких заканчивается воздух.
— Гор!
С разбега любимый налетает на вяз и принимается молотить по нему кулаками, рыча и извергая проклятия в адрес Эштера. После каждого удара кора становится все более красной от крови из разбитых костяшек. Испуганная, я умоляю Гора прекратить себя калечить, потом прыгаю ему на спину в попытке оттащить от дерева.
— Это все он, — воет волк. — Эштер! Он подстроил! Знал, что так будет. Что ты залетишь от него. Ритуал — фикция!
Я пытаюсь возразить, но оказываюсь на земле, сброшенная со спины Гора. Тело его вытягивается, неестественно изгибается, обрастает мускулами и шерстью, готовясь к трансформации. Одежда на бугрящихся мышцах расползается по швам, ткань лопается. В этот раз обращение в зверя длительное, его можно рассмотреть во всех уродливых деталях, услышать треск ломающихся и перестраивающихся костей.
— Убью подонка! — успевает прорычать Гор, прежде чем окончательно теряет человеческий облик и мохнатой тенью бросается в чащу леса.
Опережая его, над верхушками вязов несется ментальный зов. Мне будто в уши кричат — настолько этот вопль громкий: «Эштер! Месть! Смерть!» Мысли зверя обрывочны и полны ненависти.
Я должна что-то сделать. Нельзя допустить кровопролития. Эштер не лгал: с ритуалом все в порядке. Беременность — результат измены.
Обернувшись волчицей, я кидаюсь за Гором. Надо остановить разъяренного хищника, прежде чем случится непоправимое.
* * *
Ярость и магия, бурлящая в крови, превращают Гора в настоящего монстра. Его волк огромен, но сегодня он кажется еще внушительнее. Кажется действительно устрашающим. Зверь исчезает среди деревьев, но сначала я успеваю заметить горящие оранжевые глаза и оскаленную пасть, полную острых зубов. Серая шерсть топорщится, уши прижаты к голове, кожа на носу собирается складками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Миг — и я теряю Гора из вида: клыкастая махина растворяется в лесных сумерках. Солнце только начинает клониться к закату, но под густыми кронами темно, как ночью. Ветки деревьев сплетаются плотным пологом, не пропускающим свет.
Я бегу за Гором в этой зеленоватой темноте, бегу по его следу, ибо самого зверя не видно: он вырвался далеко вперед. Я безнадежно от него отстала и теперь ориентируюсь по запаху, тянущемуся за волком, по грохоту, который он поднимает во время своего движения, по сломанным веткам, отмечающим его путь. Дыхания не хватает, сердце заходится в бешеном галопе. Я самка, более слабая, менее выносливая, беременная, не успеваю за своим альфой. Мне надо бежать быстрее. Надо предотвратить трагедию.
Ментальный крик Гора разносится по всему лесу, оглушительный, как трубный вой, — Эштер не может его не услышать, не может не принять вызов. Отказаться от поединка — опозориться на всю стаю. Для волка расписаться в собственной трусости страшнее смерти.
«Пожалуйста, любимый, остановись. Не делай этого!» — снова и снова я пытаюсь пробиться в сознание зверя, но моей магической силы не хватает. Сколько ее у дочери дзеты? Жалкие крохи. Три капли на донышке. Остается только нестись за Гором, надеясь успеть вовремя.
У меня нет плана, нет храбрости, нет силы, чтобы разнять атакующих друг друга волков. Ничего нет. Только отчаянная решимость: никто не умрет по моей вине — я не позволю.
Где-то впереди, в километре от меня, с грохотом ломается пополам тонкое дерево, затем сквозь лесную темень летит дикий вой. И сразу слышится ответный: Эштер спешит на поединок.
Устала. Как я устала! Безумная погоня за Гором выматывает до слез. Хочется рухнуть на землю и разрыдаться от собственной слабости. Я дышу, как загнанная лошадь, которую только и остается, что пристрелить. Не могу больше бежать, но надо. Надо!
Собирая волю в кулак, я ускоряюсь, огибаю кусты, перепрыгиваю через овраги. Но безбожно опаздываю. В какой-то момент раздается чудовищный треск. Птицы, прячущиеся в ветвях, испуганно взметаются в небо темной кричащей стаей. Волки встречаются. Сходятся в битве не на жизнь, а на смерть. Я слишком далеко, чтобы им помешать.
Рык, треск, лязг зубов, шорох сухих листьев под лапами. Запахи пота, мускуса, крови. Наконец, задыхаясь, я вываливаюсь на поляну, где дерутся взбешенные оборотни, и с ужасом вижу глубокие отметины от клыков на боку черного волка, рваную рану — на ноге серого, а внизу — красную влажную траву.
Соперники бросаются друг на друга, вставая на задние лапы и целясь зубами в горло.
Что делать? Как прекратить этот кошмар?
Я даже не осознаю, что снова перекидываюсь в человека и растерянно мечусь туда-сюда, абсолютно голая. Кажется, я кричу. Я совершенно точно что-то кричу, ибо мои связки напряжены до предела, а в горле болезненно скребет. Но за рычанием волков, за грохотом собственного сердца ничего не слышно.
Оборотни на меня не реагируют, даже не замечают, что, кроме них, на поляне кто-то есть. Контроль над звериной сущностью потерян. Человеческая личность растворяется в животных инстинктах, в желании победить, пролить кровь врага — это вечное стремление альфы быть первым.
Они не остановятся. Не остановятся, пока чей-то бездыханный труп не упадет на землю.
То, что я делаю, — жест отчаяния. Бросаться между двумя зубастыми тварями — самоубийство, но думать об этом нет времени. То, что меня с легкостью могут распустить на ленты, я понимаю слишком поздно: когда когтистая лапа уже летит мне в лицо. Удар предназначен Гору, но на траектории движения внезапно оказываюсь я, и Эштер не успевает остановиться. Все происходит чересчур быстро. Вспышка оглушающей боли. Голову резко мотает в сторону. Ноги подкашиваются. Плечо встречается с чем-то твердым, ноздри забивает запах земли, а еще — железа. По щеке бежит кровь и капает на ключицу.