ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена

— Нельзя стоять и смотреть, как она гибнет! — срывается на крик Водя. — Почему ты пошел на это, леший? За что с ней так?

Промолчал мой леший. Думала, поступит как умный, отвечать вообще не станет, а он возьми да и скажи:

— Она ведуньей-призрачной по Гиблому яру пошла, призрачной — неуязвимой, да только ничего на ней не было, ни амулетов, ни артефактов, а во яру нашелся кто-то, кто и по призраку удар нанести сумел. Я не знаю кто, водяной, знал бы сам руками порвал — на части мелкие искромсал.

«Тебе нельзя, — прошептала шелестом камыша, — нельзя туда, лешенька, не ходи»…

Ночь…

День…

День…

Ночь…

Слышу шаги. Это странно. Просто Водя он по воде приходит неслышно, разве что плеск воды раздастся. Леший же вообще беззвучно появляется, а тут шаги? Откуда? Избенка эта на самом краю болота, по суше к ней не дойти не добраться, топь вокруг. Забрел кто? Но случайных путников в лесу моем нет.

— Я кровь чувствую, — слышу голос, что сорвался да сиплым вдруг стал. — Леся, что с ней?!

«Леся?» — зову мысленно.

Чаща не отвечает, и мне страшно от этого. Не слышит меня, что ли? Или зов слишком тихий стал?

— Хватит срамные картинки показывать, уж поверь я в этом деле получше тебя разбираюсь. Где она, Леся? И почему кровью пахнет в воздухе?

Что происходит?

«Леся!» — зову из последних сил.

— Прекрати, про уговор помню, и лешего держи подальше, при нем я делом родопродолжательным заниматься не буду, учти.

Делом родопродолжательным? Что?!

— Это дом? Она что там? Какого дьявола?

Хруст веток, словно кто-то с дерева на дерево перепрыгнул, да содрогнулся домик мой, от тяжести неожиданной. После кто-то на порог спрыгнул и в избушке раздалось потрясенное:

— Веся…

И шаги быстрые. И ладонь к щеке прижалась, и дыхание к губам, и голос дрожащий:

— Веся, жизнь моя, свет мой, счастье мое, что же ты? Что с тобой? Весенька!!!

И еще что-то. Слова быстрые, голос срывающийся, вопросы без ответа остающиеся, да руки, стремительно по телу скользящие. Руки, под подол рубашки нательной пробравшиеся, да до груди не притронувшиеся — все понял он, едва к ребрам прикоснулся.

— Да что б тебя, Веся! — рык, от которого вся избушка болотная содрогнулась.

И, кажется, вспыхнул круг алхимический.

***

Больно…

Чьи-то руки деловито и быстро касаются кожи под грудью, а надо мной раздается голос:

— Еще на миллиметр выше, и я тебе шею сверну! — и голос знакомый такой.

Даже почти родной. Очень родной…Точнее был когда-то почти родным…

— Лорд Агнехран, вы сами сказали, что магией нельзя. Понимаю ваши чувства, но не мешайте мне выполнять мою работу.

Убийственная тишина в ответ и вдруг сдавленное, полное отчаяния:

— Что это? Как в принципе можно было получить подобные повреждения? Кто мог сотворить такое? Как?!

Чьи-то руки все туже перебинтовывают, я чувствую влагу пропитанных гипсом бинтов, но мне уже даже не холодно.

— Сложно сказать, — ответил тот, кто был ближе, кто касался меня, — повреждения и на физической оболочке, то есть как вы сами имеете возможность наблюдать — на теле, так и на не физической. Удивительно, что она все еще жива. Добавьте к этому полнейшее истощение. Сколько она не ела?

Пауза и хриплое:

— Я не знаю. Я нашел ее лишь спустя полторы недели.

— Но о ней заботились, — уверенно заявил чужой голос.

— Да уж, зззззаботились! — прорычал охранябушка.

И я улыбнулась невольно.

А это заметили.

— Веся! — другие руки, теплые, родные, нежные, дрогнувшие при прикосновении к щеке. — Веся, ты слышишь меня?

— Да… — хотела было ответить, да лишь шепот вышел хриплый.

— Веся, — лицо ладонями обнял, лбом ко лбу прижался, — Веся…

Я глаза открыла, в его глаза синие посмотрела, что рядом были, близко-близехонько, да и спросила сразу:

— Где я?

Смотреть трудно было. Глаза открытыми держать тоже трудно, но я держала, и я смотрела. В омуты его синих глаз смотрела через силу, и ответ ждала напряженно. Он это понял. И хоть отвечать не желал, а и лгать не стал.

— Ты у меня, — сказал прямо.

И я глаза закрыла. Вздох каждый с трудом давался, перебинтовали меня туго, крепко накрепко перебинтовали.

— Господин, закончил я, — произнес целитель.

— Свободен, — хрипло произнес лорд Агнехран.

Звук шагов по каменному полу, скрип дверей железом окованных, щелчок засова стального, свист ветра за окном.

— Верни, — я и глаза открытыми держать не могла, а разговаривать то ж еще сложнее, — меня лешему верни… прошу тебя.

А он вернулся лишь к кровати, сел — матрас под его весом прогнулся, к щеке прикоснулся, да и произнес вдруг зло, ожесточенно:

— А взамен ты мне что, собратьев да товарищей мне из мертвых поднять предложишь, да, Веся?

Горькая усмешка по губам скользнула, а на ответ сил у меня уже не было.

— Хочешь сказать — не могла поступить иначе? — зло архимаг спросил. — Или хочешь поведать, что внезапно из нормальной ведуньи подлой ведьмой стала?

И глаза я все-таки открыла и на него посмотрела. Маг бледным был. Ни сурьмы вокруг глаз, ни темного крема на коже, да и волосы не собраны идеально, волосок к волоску тугим хвостом на затылке, а кое-как, и пряди черные на лицо небрежно падали.Но он от этого только краше был, и роднее, и ближе.

— Кто он тебе? — спросила прямо. — Кто тебе аспид, лорд Агнехран?

Промолчал охранябушка, ничего не сказал.

— Три варианта у меня было, — говорю с трудом, голос едва слышен, — первый — убить его. Второй — солгать, пусть и подло. Третий… себя под удар подставить. На третьем варианте и остановилась, как видишь.

Видел. Все видел. И во взгляде его боль плескалась.

— Лучше бы убила, — произнес хрипло.

— А не могу я… убивать… Не мое это… Верни меня лешему, маг.

— Нет!

Улыбнулась, глаза закрыла и прошептала:

— Добром прошу — верни.

Промолчал. А моя улыбка горькой стала, совсем горькой.

— Аспида тоже добром просила… — прошептала, чащу из последних сил призывая, — да, видать, без толку вас, магов, добром просить…

И застонал он. Как раненный зверь застонал, ладонь мою схватил, к губам прижал и прорычал хрипло:

— Стой! Веся, остановись! Пожалуйста, прекрати! Я понял. Верну, сейчас же верну, свои силы не трать, если не ради себя, то ради меня хотя бы!

И остановила я зов. Даже не знаю, почему остановила. Ведь знаю что он маг, что веры ему никакой, что добра от него ждать не следует, а все равно остановила.

Потянулся охранябушка, на руки легко подхватил, на миг к губам моим прижался да и спросил:

— Прямо лешему передать?

— Да… — прошептала почти беззвучно, — на траву нельзя, в Сосновый бор нельзя… лешему только, мне земли касаться нельзя…

— Понял, — почти беззвучно ответил маг.

— Спасибо… — едва слышно выдохнула я.

Из последних сил выдохнула.

***

Ветер в лицо.

Потом солнце, лучики солнечные сквозь ветви деревьев…

Гул земли, скрип дерева, и рык лешеньки:

— Маггггг!

Ничего ему Агнехран не ответил, продолжил стоять там, куда принес — на самой окраине леса Заповедного, но прежде чем отдать меня лешему, ему и сказал:

— Ребра сломаны.

Молча леший меня у мага забрал, молча да бережно, с осторожностью великой, и лишь опосля того, как к себе прижал, архимагу и ответил:

— Аспида за то благодари.

«Лешинька, не надо о том…» — попросила мысленно.

Да леший меня слушать не стал.

— Сррразу сказал тебе, маг, беда с тобой, беда за тобой, беда над тобой. Ты — беда. И тебе о том ведомо, Агнехран-маг.

Промолчал архимаг, ничего не ответил, но и не ушел — рядом стоял. Молча, но стоял.

И смягчился леший, сказал устало:

— Там, в Гиблом яру, есть то, ради чего последняя ведунья его своим лешим пожертвовала. Что-то, с чем чаща Заповедная не справилась, от того ведунья и отдала почитай сердце свое, половину себя.