Пленница медведя (СИ) - Владимирова Анна
Отец тянул. Усадил Элеонору, потом уселся сам, завел беседы о бизнесе и о том, как все-таки хорошо, что у него такие достойные управляющие. Я не притронулась к еде, и едва переждала, пока он сам поест. Просто сидела и пропитывалась атмосферой цинизма.
— Дана, через два дня у нас состоится торжественный прием, на котором высшему свету будет представлена ваша с Дэниэлом пара.
В гостиную подтянулся представитель службы охраны и замер в дверях.
— Скажи, а представлять меня этому свету ты будешь в наручниках и с кляпом во рту? — усмехнулась я.
— Дана… — взмолилась мачеха.
— Нет, — сразу стал жестким голос отца, — мы с тобой договорились ведь, да?
— Я думала, ты мне еще отец, — отвела я взгляд. — Тогда мне нужен адвокат. Желательно, специализирующийся на правах и свободах.
Я говорила, но все больше чувствовала — веду себя глупо. Бьюсь о закрытые двери, которых уже не существует. Их мелом нарисовали, как оказалось, и от времени остались лишь очертания.
Отец усмехнулся и покачал головой, берясь за бокал с водой:
— Как ты заговорила…
— Я всегда так говорила, ты просто не слушал. — У меня обрывалось все внутри, но голос звучал идеально жестко. — Вместо того чтобы послушать, ты сажаешь меня под охрану. У них есть приказ стрелять, если что пойдет не так?
— Ты все же хочешь, чтобы у твоих новых друзей возникли проблемы, да?
— Я все же хочу, чтобы ты осознал — рушить мою жизнь легче, чем потом доказать мне, что желал добра. Я уже не верю.
В столовой повисла тишина. Отец сверлил взглядом пустую тарелку, Элеонора боялась даже вдохнуть, а прислужница пятилась до самого выхода, едва не впечатавшись задом в секьюрити.
— У меня не самое легкое время, Дана, — поднял на меня взгляд отец. — Семья — последнее, о чем бы я хотел беспокоиться сейчас. Но ты озабочена только собой. Тебе плевать, чем обеспечивается твой достаток.
— Мне он не нужен…
— Легко говорить, когда он есть!
То, что он есть, я не чувствовала на себе давно. Все, что удалось сберечь на личном счету — мои подработки в гетто в магазинах, кафе, клубах по ночам. Обучалась я на бюджетном факультете тоже принципиально, но у отца была какая-то своя реальность.
— И чем я тебе так мешаю? Оставь меня в покое, отпусти и перекрестись.
— Мне важно, что из себя представляет моя семья, — заговорил он жестко. — Мне и так хватило этих слухов о тебе, которыми взорвалась сеть! Я долго давал тебе свободу, но ты перешла границы. И я сам виноват — не ограничил тебя вовремя. Теперь это все подрывает мой авторитет! Поэтому ты отныне будешь примерной дочерью, а вскоре — женой заслуживающего уважения юноши, подающего большие надежды. Его отец сейчас приобрел контрольный пакет акций «Дженерик Сайенс». Компании, которая спонсирует твой факультет, на минуточку.
— Скажи, а ты маму тоже выбирал, как племенную корову?
Элеонора уронила лицо в ладони, а черты лица отца заострились:
— Не смей о ней так говорить!
— Не я говорю — ты мне предлагаешь так думать. А я не желаю, чтобы меня выбирали, как кусок мяса в магазине, — медленно поднялась я.
41
— И, что б ты знал, я сделаю все, чтобы убраться из твоей жизни и жить так, как считаю нужным сама!
И я направилась из столовой, игнорируя приказы отца вернуться и вздохи мачехи. Но, как бы там ни было, сведения о том, что у отца проблемы, бередили душу. Умом я понимала, что не нужна ему, что он смотрит, но не видит меня больше… Но, в то же время, когда-то же он был другим. Или это уже не моя забота? И все, что мне остается — попытаться выбраться отсюда?
Я уселась на кровать и подтянула к себе колени. Что. Мне. Делать? Бежать? Тогда пострадают невинные… Остаться? Тогда непонятно, как мне дотянуться до Сезара… Все казалось бредом. И его главный генератор отказывался вспоминать, как быть близким человеком. Как мы с отцом докатились до такого?
И самое сложное — позволить себе втянуться в это противостояние. Это сложно объяснить, но я не видела больше смысла. И даже если бы Сезар меня отпустил, ничего не обещая, я совершенно не представляла, что вернусь к прежней жизни. Все, что мне хотелось — бежать из этой золотой клетки, набитой пластиком. Я не нравилась себе такой — сидящей на кровати в одиночестве. Сейчас мне не хватало себя такой, какой я была еще утром с Сезаром. Безоружная, потому что незачем защищаться, и счастливая, как залюбленная кошка. Я впервые в жизни поняла, чего хочу на самом деле — свободы принимать решения и распоряжаться своей жизнью не в рамках папиного загона, а полноценно. По-взрослому.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Не знаю сколько просидела так, елозя пальцами по губам, погружаясь в отчаяние. Я не могла не испробовать на прочность клетку. Сама себя в нее загнала — сама и буду выбираться. В конце концов, мне тоже есть, чем испортить отцу репутацию. Достаточно выбраться на свободу и найти сговорчивого журналиста.
Около полуночи, когда в доме все стихло, я открыла окно и, как часто это делала в детстве, скользнула по балкону. Под окном моей спальни есть небольшой садик, в глубине которого можно отыскать тридцать и один способ перелезть через ограду. Уж сколько раз я так сбегала ночами, когда мне было пятнадцать, даже не вспомню. Легко спустившись по стволу японского ореха, я затихла в его молодой поросли и прислушалась.
Тихо было недолго. Через пару минут пришлось зарыться в заросли, так как из-за угла дома показался амбал в форме. А в следующую секунду меня кто-то схватил со спины, да так умело, что ни выдернуться, не зарядить обидчику не вышло, ни даже себе ненароком навредить. Я выдохлась и повисла вдоль чужого тела. Так меня и выволокли на дорожку. Над ухом раздались слова в клипсе:
— Объект найден?
— Так точно, — ответствовал мой захватчик.
Удивительно, как унижает то, что не можешь дать отпор обстоятельствам. Ну ничего, ребята, не расслабляйтесь — это был только один способ из тридцати одного…
— Ну и далеко убежала? — нарисовался отец на дорожке.
— Прикажи меня отпустить, — спокойно предложила я. — Не терплю, когда меня лапают официальные люди.
— Отпустите, — снизошел он. — Куда собралась?
Но я решила, что разговаривать нам больше не о чем, развернулась и зашагала в дом, стискивая кулаки. Значит, камеры есть. Значит, их надо найти и закрыть. И закрыться в комнате! И… Черт…
Я сползла по двери, едва та отгородила меня ото всех, и запрокинула голову. По щекам покатились злые слезы. Все. На этом — никаких больше переговоров. Я буду выдираться всеми силами и при любой возможности.
Бездумно ползая взглядом по комнате, я обратила внимание на настольную лампу-будильник. Ничего особенного на первый взгляд — модель навороченная, с доступами к спутникам, способная предоставлять самый точный прогноз погоды. Папе кто-то подарил. И на нем моргал оранжевый индикатор.
Слабо соображая, что делаю, я осторожно направилась к тумбочке и села рядом, кляня себя тихо за то, что не поискала камеры наблюдения раньше. Лампочка призывно моргала, а я вспоминала разговор с Сезаром — он же говорил, что может отправить сообщение даже на часы.
Стоило коснуться панели, на ней высветилось послание из другого мира. Буквы местами заменялись знаками, потому что будильник не настолько был адаптирован к тексту. Но Сезар научил его «говорить».
«Я тебя вижу».
42
Я моргнула и заозиралась, шмыгая носом. Сезар меня видит? Черт! А я тут кисну!
Лампочка снова загорелась:
«Тебя вижу только я сейчас. Для остальных запись зациклена».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я покрутила головой, прикрывая дрожащие губы. Ох, не вовремя он меня видит! Захотелось совсем пасть духом, но я взяла себя в руки. Как мне ему ответить? Но Сезар будто читал мои мысли и так:
«Камера где-то под окном».
Интересно, а голос он слышит?
— А слышать ты меня можешь? — Я направилась к окну и, пошарив немного взглядом, нашла отверстие, будто от гвоздя. Мда, долго бы я ее искала.