Обвенчанная с незнакомцем (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна
— Ну что, нагулялась? — Мия словно натолкнулась на стену. Ледяной голос, ледяной взгляд. Он ведь сам отправил её гулять с послом. Обида шевельнулась в душе. Может, ну его, может не говорить ничего?
Но она сделала последнюю попытку. Может быть, между ними возникнет хотя бы слабое понимание?
— Скажи, почему ты ненавидишь лира Данеса?
— Ты действительно хочешь это знать? Потому что он — мерзавец. — Дерек выплюнул эти слова, словно они жгли ему язык. — Не хочу даже говорить о нём.
— Ну а всё же, — Мия не отставала.
— Он что-то наговорил обо мне, и теперь ты хочешь сопоставить две версии и выбрать ту, в которую верить? Что-ж, — Дерек продолжил уже устало. — Я думаю, ты имеешь право. Но я не умею так цветисто говорить.
Он отвернулся и облокотился о подоконник. В коридоре не было никого, кроме них. Вот он, подходящий момент для откровений.
— С Биром я познакомился на войне. Мы считали его славным, хотя и немного легкомысленным. Никто и предположить не мог, какая продажная душонка скрывается за красивой оболочкой. Никто, до той вылазки, в которой выжили только мы. Он похоронил пятнадцать человек из-за проклятой любви к деньгам и власти. Пятнадцать! — голос Дерека едва не сорвался на крик. Он с силой сжал кулаки, потом разжал и выдохнул. — Он говорил тебе наверное, что сначала мы попали в засаду, а потом кто-то перенастроил артефакт перехода и, разумеется, это сделал я. На самом деле, я уж не знаю, что ему пообещали в Данесмане, что он так резво кинулся нас предавать, но как видишь сейчас я — урод, который до конца жизни должен сидеть и не выходить из своего унылого жилища, а он — посол при дворе раала Таурума. Ты, конечно, можешь мне не верить. Но кроме нас эту тайну знал ещё Джон Эрис. Но он погиб во время очередной вылазки. Досадная случайность — лошадь понесла и он свалился в пропасть. Слишком досадная, чтобы быть правдой. Теперь только я и Бир знаем что произошло на самом деле. Только вот мне противны интриги. Я люблю действовать прямо. А Бир никогда не играет в открытую. Поэтому на одном поле нам нечего делать. Я хочу чтобы виновный в смерти нашего отряда был наказан, но не прикоснусь к нему и пальцем — мне слишком противно трогать этого предателя. А он так и будет плести интриги за моей спиной. Понятия не имею, чего он добивается. Но чего бы он ни добивался, у него это хорошо получается, — с досадой Дерек стукнул носком сапога старый светильник на высоких железных ножках. Светильник пошатнулся и погас. Они остались в полной темноте.
Коридор освещал только слабый свет летнего дня, пробивающийся в маленькое оконце. Лорд молчал. Молчала и Мия, потрясённая рассказом. Этот Бир убил пятнадцать человек, а она оставалась с ним наедине так долго. И ведь Дерек знал… Она не понимала, то ли обижаться на мужа, то ли радоваться, что рассказал.
— А что он говорил про меня? — Раздался слабый голос лорда. Наверное, ему тяжело стоять. Он ещё не окреп после раны. Мия хотела предложить ему помощь, но сдержалась. Её жалость только оскорбит его.
— То же самое, только во всём обвинял тебя.
— Ты поверила? — Лорд вдруг шагнул к ней. И оказался совсем рядом, так обжигающе близко, что у неё перехватило дыхание. Совсем близко, как тогда, когда он подарил ей один единственный танец.
— Нет, — прошептала она.
— Это хорошо. — Лорд снова шагнул назад. — Но ничего не меняет.
И он снова шагнул назад, в темноту, развернулся и направился в свою комнату. Так было всегда, когда он не хотел разговаривать. Словно Мия искала его, бегала за ним, а Дерек каждый раз исчезал. Что ему надо? Почему он то приближает её к себе, то отталкивает?
Он не верит ей?
Она вздохнула и вернулась в свою комнату. Хорошо бы после всего случившегося этот посол перестал бы её преследовать.
Но лир Данес действительно словно затаился на несколько дней, а может быть и правда перестал её преследовать. Следующие дни прошли бессмысленно и скучно. Дерек словно избегал её, молчаливо отвергал её предложения о помощи или совместных прогулках.
Мия мучилась, не зная, чем вызвано его такое отношение. Скорей бы этот бал, после него она отправится домой и забудет всё произошедшее как страшный сон. По крайней мере, она в это верила. Вот только отца и брата с сестрой жалко. Они, наверное, волнуются за неё. Ничего, она напишет им, что всё хорошо, как только вернётся.
Она старалась не думать о Дереке. Если он не верит ей, она ничем не может ему помочь. Но вдруг в комнату постучали.
— Войдите, — только бы это был не посол. Она не выдержит новой встречи с ним, нагрубит и ничем хорошим это не кончится.
Но вошёл Дерек. Мия против воли улыбнулась. Он выглядел если не красиво в полном понимании этого слова, то мужественно. Белая рубашка необыкновенно ему шла, оттеняя черноту волос. Глаза смотрели насмешливо, а губы улыбались. В ярких солнечных лучах шрам Дерека выглядел особенно страшно, но он только выше поднял голову. Достоинство сквозило в каждом его жесте. И только она знала его таким, каким он позволял себе быть с ней — одиноким, слабым и недоверчивым. Для всех других лорд Гастон выглядел сильным и неприступным. Мия ненароком подумала о том, что если бы вернуть лорду красоту, убрать этот шрам, он был бы уже не тем Дереком, которым она его знала. Для неё одно казалось неотделимым от другого.
— Пойдём прогуляемся в сад, — вместо приветствия предложил супруг. И словно ждал — откажет или нет.
— Пойдём, — Мия улыбнулась.
Он подал ей руку и она осторожно вложила свою.
Лорд шёл медленно, опираясь на трость, но всё-таки шёл сам. Стараясь не опираться на Мию, он иногда до боли сжимал её руку. И всё же, каким-то непонятным образом она чувствовала себя защищённой рядом с мужем. Спроси её сейчас — что она хотела бы, Мия ответила, что желает остаться с лордом навсегда, разделить с ним свою жизнь. Но вот хочет ли он этого? Она постаралась отбросить эти мысли. Главное, что Дерек рядом и она может наслаждаться каждым мгновением. Вот только радость омрачалась тем, что он может снова оттолкнуть её. И она не знала, почему, но готова была принимать с любыми недостатками.
Когда они спустились в сад, лоб Дерека покрылся испариной от напряжения. Предложение постоять и отдохнуть вертелось у неё на языке, но если лорд не хочет сам дать себе отдыха, глупо предлагать это ему. Поэтому они просто молча брели по саду. Мия наслаждалась прогулкой.
— Расскажи мне, где ты жила и с кем, до того, как приехала в мой замок? — Вопрос прозвучал немного неожиданно. Они стояли возле красивой беседки. Не той, в которой она слушала откровения посла. Другая, более ажурная, увитая диким виноградом, возвышалась за спиной.
— Тут красиво, совсем как в вашем саду, — ответила она невпопад и смутилась, словно ребёнок.
— Вот как. Тебе понравился мой сад?
Мия подняла голову. Лорд смотрел на неё пристально и так странно, что сердце в груди забилось чаще. Она почувствовала вдруг себя птицей, попавшей в сети. Только птицелов был солнцем, единственным на свете. Ради него можно было и оставить желанную свободу.
— Да, твой сад замечателен именно тем, что в нём нет мраморных дорожек, подстриженных кустов и симметричных деревьев. Я люблю дикие сады и терпеть не могу искусственные вычурные цветы. — Мия говорила легко и свободно, свободнее, чем тогда с лэром Эсмаром. Она начала рассказывать о цветах, потом сбилась и как-то совсем незаметно перешла на воспоминания о матери. Такие щемящие душу и такие родные. Потом об отце, о братьях с сёстрами, вспомнила подруг и пансион. Дерек никогда не будет смеяться над тем, что она расскажет и обязательно поймёт. Это была не мысль, а доверие, полное, когда двое знают друг о друге всё. Ну, точнее, он теперь знает.
Это и привело Мию в чувство. Она подняла глаза на супруга. Если бы она увидела, что ему смешно, наверное, тут же вернулась бы к себе и никогда больше не подходила к Дереку. Но он смотрел на неё так странно, словно видел в первый раз.
А потом тоже заговорил медленно, словно подбирая слова. Про отца, которого почти не видел и никогда не любил. Про мать, которая так неимоверно рано умерла, не успев ему дать ни тепла ни любви, не подарив ни братьев ни сестёр. Про частных учителей и жизнь в военном училище. И Мия видела перед собой сильного, но одинокого человека, не умевшего доверять никому кроме себя и почти отчаявшегося быть понятым.
