Алла Соловьёва - Затемненная серебром

Время словно стекало по капле, совсем как загустевший мед, утомляя своей длительностью. Горы становились ниже, сглаживались, уменьшались в размерах и скоро остались позади. Солнце давно перевалило к закату. Уже убранные пшеничные поля тянулись нескончаемой полосой: огромные, бескрайние – до самого горизонта, рыжие в свете ослепляющих лучей солнца, выжженные жарким августом. Кое-где виднеются черные живые островки. Они двигаются, перемещаются. Это птицы. Огромные стаи пернатых склевывают потерянные комбайном колосья. От шума машин на автомагистрали стаи пугаются, поднимаются в воздух, роятся и плавно перетекают живой темной массой по небу, образуя причудливые картинки. Покружив, птицы снова садятся.

Выпив банку холодного кофе, я перестала смотреть на надоевший пейзаж за окном. Одно и то же на протяжении многих километров. Засунув пустую банку в подстаканник, в очередной раз взглянула в зеркало заднего вида. Темные глаза перехватили мой взгляд. Елизар едва заметно улыбнулся, но улыбка получилась грустной.

Аэропорт краевого центра встретил нас переполненной автостоянкой и толпами снующих отдыхающих в пестрых летних одеждах и с чемоданами наперевес. Юг, ничего не поделаешь. Море как магнит притягивает туристов, хотя до него отсюда еще километров сто. Но нам – на северо-запад. Аэропорт – лишь небольшая остановка. Я тронула Альбину за руку. Она мгновенно открыла глаза, проснулась.

– Немного отдохнула? – заботливо спросил Марк. Он убрал наушники и, повернувшись, посмотрел на девушку.

– Да. – Из груди Альбины вырвался вздох.

Елизар заглушил двигатель. Расслабленно откинувшись на спинку сиденья, он наклонил голову сначала в одну сторону, затем в другую, разминая затекшую шею. Позвонки захрустели. К машине подошел Фадеев. Виновато взглянув на меня, он наклонился к оконному проему.

– Машину можете оставить на стоянке, а что с ней делать дальше, будет видно. – Елизар едва заметно кивнул. – Альбина, ты как? – Макс заглянул в салон, улыбнувшись девушке.

– От страха хочется удрать, – пожаловалась она.

– Не переживай, – успокоил Макс. – Не думал, что скажу это, но мне хочется, чтобы у вас все получилось.

– Спасибо, – хмыкнул Марк. В его лице не было страха, лишь легкое беспокойство.

Я мысленно улыбнулась. Фадеев нашел общий язык и с мракаурами, и с девушкой. В душе порадовавшись за охранника, взглянула я на него хмуро. Он молча распахнул дверцу и протянул руку. Проигнорировав его, я вышла, дожидаясь, пока выйдет и Альбина. Ноги девушки подкашивались от страха. Марк подхватил ее под руку и, улыбаясь, что-то зашептал на ухо. Лицо Альбины разгладилось, на бледных щеках появился румянец.

Скоро мы подходили к трапу частного самолета Николая Вязина. Всего лишь пересекли здание, и минут пять ехали на предоставленных аэропортом машинах.

И только теперь я увидела Киру и Романа. Они стояли возле самого трапа в окружении троих Хранителей. На лицах обоих – виноватые улыбки. Я остановилась.

– Прости, – прошептала подружка. – Мы держались до последнего. Макс увидел Романа, когда он возвращался, и вскоре приехал к нам. Я соврала, что ты на массаже, в надежде, что он уедет, но Фадеев никуда не торопился. Через два часа он начал беспокоиться, а потом взял у администратора ключи, вошел в твой номер и обнаружил одежду Альбины. Он разозлился так, что выбора у нас не осталось. Пришлось рассказать частичную правду, – всхлипнула Кира. – Мы сказали, что ты познакомилась с созданными вампирами и они пригласили тебя на прогулку. Макс даже не накричал: побледнел и, выхватив мобильник, бросился к джипу.

Совсем забыла о вещах Альбины. Подозреваю, Кире и Роману пришлось нелегко. Скрыть от Фадеева что-либо очень трудно: конечно, он сразу почувствовал запах чужих вампиров. Я взглянула на Макса. Надо же, смирный, смотрит виновато, раскаивается. Ягненок в шкуре волка. Вздохнув, я повернулась к Кире:

– Не расстраивайся. Ты же знаешь, с ним всегда сложно.

– Все в порядке, – пробормотала подружка. – Он переживал за тебя.

Мы поднялись по трапу и вошли в салон. Только я собралась сесть рядом с Елизаром, как на плечо опустилась тяжелая рука Макса. Зло сузив глаза, я резко обернулась.

– Твое место рядом со мной, – едва слышно сказал он. – Пожалуйста.

Молча глядя в синие глаза, я раздумывала целую вечность. Макс кажется усталым и измотанным. Под глазами залегли темные круги. Но ведь это только на первый взгляд. Скажи только слово поперек – и мгновенно взорвется. Возможно, я к нему несправедлива, ведь ради меня готов на многое, но как можно мириться с присутствием того, кто выводит из себя? «Привыкнешь. Он отличный парень», – мысленно передразнила я Николая, стараясь подражать его интонации. Только ведь не привыкла. Ругаюсь с ним постоянно, а он, обладая взрывным характером, не остается в долгу: паясничает, насмехается.

Макс умоляюще смотрел на меня. Молчание затягивалось. Трое Хранителей света, приподнявшись с занятых мест, прислушивались. Им любопытно, как я обзову Макса, когда начну кричать. О наших перепалках знает половина клана. Чертыхнувшись и злясь на себя, я поднялась на цыпочки, стараясь дотянуться до уха Фадеева. Он мгновенно наклонился.

– Я сяду рядом с тобой, но это ничего не значит, – прошипела я.

Вздохнув, повернулась к Елизару и развела руками. Тагашев понимающе кивнул. На Макса я не взглянула. Прошла вдоль салона, села в кресло и сразу отвернулась к иллюминатору. Должна сидеть с тем, с кем не хочу, делать то, что не нравится, и еще испытываю при этом угрызения совести. Я скрипнула зубами.

Фадеев осторожно сел рядом. Откинув голову на спинку кресла, повернулся ко мне. Молча разглядывает. Но долго молчать не будет. Я не ошиблась. Большая загорелая рука накрыла мою.

– Прости, забияка.

– Прощаю. Не злюсь. Отстань, – сквозь зубы процедила я.

– Звучит обнадеживающе, – вздохнул он и сгреб мою ладонь. Пальцы Макса едва заметно подрагивали. – Ты не представляешь, что я испытал, когда узнал, что ты познакомилась с вампирами и они увезли тебя. Злата, тебе нужно было рассказать мне обо всем. Ты доверилась незнакомым вампирам, но не доверяешь своему охраннику.

Я повернулась к Максу, собираясь высказать все, что думаю по этому поводу. Но, встретившись с ним взглядом, резко захлопнула рот, не проронив ни единого звука. В синих глазах проступила боль: дикая, безысходная. Он действительно страдает. Сердце, израненное им вчера, дрогнуло. Внутри что-то сжалось от жалости к нему. Странно видеть его таким. Лучше бы ругался или кричал. Тогда было бы легче его игнорировать, а злиться можно сколько угодно.

– Мы оба знаем, что ты не поверил бы мне, – сказала я.