Юлия Шолох - Железное сердце

Люба доплелась до кровати, заползла на нее, вытянула из пучка на затылке шпильки, которые бросила прямо на пол, легла на одеяло, подтянула к груди подушку и широко зевнула. Конечно, время еще ранее, обычно она ложилась на несколько часов позже, но ведь и день сегодня не из обычных, слишком много в нем поступков, далеких от разумных.

А все-таки, какой тут приятный полумрак, света ровно столько, чтобы чувствовать себя не как потерявшийся в страшной темноте ребенок, а как подросток, которого загадочный летний вечер завлекает в компанию себе подобных.

Люба закрыла глаза, растянулась во весь рост и почти сразу заснула.

Глава 9

Бессмысленный, какой-то фрагментарный сон прервался, как ни странно, от пробравшегося под веки утреннего света, который очень ощутимо щекотался. Люба сморщила нос и приоткрыла глаза.

Свет лился из окна. При этом рассвет как таковой не наступил, так что комнату заполнял приятный и уютный полумрак, который даже по углам сегодня не скапливался, а с самыми мирными намерениями равномерно рассредоточился по всей площади.

Дождя сегодня не было, но на улице шумел ветер. Так громко, будто в оконных проемах отсутствовали стекла или, по крайней мере, были настежь распахнуты, что конечно звучало сомнительно.

Бостон спал рядом, спиной к окну, так же, как Люба на животе, до плеч прикрытый клетчатым покрывалом. Люба неторопливо изучила линию торчащей скулы, очертания щеки, переходящей в уткнувшийся в одеяло нос и выглядывающее из спутанных волос ухо. Острым оно не было, хотя Любе казалось, ее совсем не удивит, если ее новый 'друг' вдруг окажется натуральным эльфом. Или не совсем натуральным, а просто чудаком, который ради достижения максимальной похожести на объект своего преклонения готов даже менять свою внешность с помощью пластических операций. Придурков то на белом свете полным-полно.

От обтянутого футболкой плеча Люба взгляд отвела и обнаружила, то и сама укрыта легким одеялом, местами даже заботливо подоткнутым, только благодаря которому, скорее всего не замерзла. Некоторым людям под утро всегда становится холоднее и сложно заснуть, не закутавшись в одеяло, как гусеница в кокон. Она из их числа.

Проведя рукой по мягкой ткани, Люба снова перевела взгляд на Бостона и сразу уткнулась в его толком не вынырнувшие из сна глаза с заволоченной серебристым туманом радужкой. Медленно моргнув, он заворочался, вытащил из-под одеяла руку и повернулся на бок к Любе лицом.

— Проснулась? — пробормотал. Вопроса в голосе не содержалось, потому и ответа не последовало. Люба, конечно же, промолчала.

— Ну ты и дрыхнешь, как медведица в зимней спячке, фиг разбудишь. А я-то расстарался, заявился под утро, горланя песни и обвешанный девицами, как гирляндой, с головы до ног, чтобы полюбоваться на твою реакцию и что в результате? Ты дрыхнешь себе посреди моей кровати, девицы злятся, ругаются и уходят, парни ржут и хлопают по плечам, а потом вместо выпить расходятся по домам, чтобы не мешать. Чему, интересно, не мешать с такой способностью начисто отрубаться? В общем, никакого веселья, — бурчал Бостон.

Люба собралась и столкнула с себя одеяло.

— Мне пора домой.

Бостон хмыкнул, переворачиваясь на спину, закинул руки над головой и принялся потягиваться. Люба в очередной раз поспешно отвела глаза. Каждый его жест выдавал прекрасную осведомленность в том, как сильно завораживают девушек такие вязкие, неторопливые движения.

— Я вчера… В общем, зря я вчера это сделала, так что давай просто забудем.

— Даже так? — потягиваться он резко перестал.

— Да. Я тоже иногда делаю глупости. Вчера была глупость. Не стоило… В общем, давай просто забудем, а? Все равно у нас с тобой ничего не выйдет.

— Вот как? — изумленно выдавил он, растягивая слова. Люба видела, что он забавляется и ведь получалось, что о чем-то большем он, собственно, никогда и не заикался. Речь шла только о недолгом необременительном отдыхе. Так что ее слова прозвучали, по меньшей мере, глупо, но по сути, ее мало волновало, как они звучали. Люба принялась подниматься.

Раньше, чем она успела сесть, Бостон дернул ее за руку, подсекая и завалил обратно на кровать. И тут же отпустил.

Любе не хотелось начинать игру в кошки-мышки. Совершенно ясно — он против того, чтобы не только отпускать ее домой, а даже позволить встать с кровати, и готов принимать меры, чтобы удержать ее на месте, но по крайней мере, все его действия не ведут к чему-то большему.

Пока не ведут.

— Слушай, — Люба не стала повторять попытку встать, а вместо этого на минуту задумалась. — Давай не будем портить друг другу нервы? Не будешь же ты заявлять, что вчера вечером я тебя смертельно оскорбила? Ничего же особенно не случилось, такое происходит на каждом шагу. Тебя что, никогда не бросали? В этом нет ничего такого уж ужасного. Ты правда хочешь сказать, что всегда успевал бросать их первым?

Люба не сразу заметила, как он замер.

— Бросали, — коротко ответил Бостон.

Люба постаралась не заметить странную тень обиды, которая будто тюлью накрыла ей голову, стараясь помешать видеть четко.

— Ну так чего ты тогда как…

— Меня бросил друг, — перебил Бостон.

Люба от удивления замолчала и просто захлопнула рот.

— Однажды меня бросил человек, которого я любил как родного брата. У меня не было до него братьев. И теперь нет. А он меня бросил. Знаешь, как? Он просто взял и умер. Он оказался таким… таким хрупким. Я даже не понимал…

Люба молчала.

— Ты тоже очень хрупкая.

— Я?

— Конечно. Тебя может не стать в любой момент.

Она равнодушно пожала плечами.

— Ну, мы все смертны. Но я здорова и, в общем, не очень-то и хрупкая…

— Ты очень хрупкая, — перебил Бостон и Люба снова замолчала, решив не тратить время на пустые споры. Похоже, у Бостона пунктик насчет быстротечности человеческой жизни и ее неизбежного исхода. Ну что поделать, всем эта мысль не нравится. Если об этом думать, поэтому никто не тратит свое время на пустое обдумывание смерти, которой невозможно избежать. Тем более, когда это еще будет?

— И все-таки я пойду.

— Нет.

Люба смотрела, как он по-прежнему лежит на боку, заложив руку за голову и спокойно смотрит ей в лицо.

— У меня дома брат. Я не понимаю, как ты мне можешь помешать, не нарушая напрямую закона. А если ты это сделаешь, я тебя посажу. Мне уже плевать, будь что будет. Буду президенту писать, раздую скандал по телевиденью, позвоню на все телеканалы, во все газеты напишу, устрою кипиш в интернете. В общем, мне терять нечего.

Она ожидала насмешек или угроз, но Бостон молча думал. По его щеке полз солнечный лучик и от этого зрелища становилось больно.