Сделка с джинном (СИ) - Платунова Анна Сергеевна
Дверь сорвало с петель, градом посыпалась деревянная щепа. Порог перешагнул мастер Верейс. По виску струилась кровь, лицо искажено от гнева.
– Стоять! – крикнул он.
– Кувшин! – рыкнул Яр, в его голосе загрохотал гром. – Сейчас или будет поздно!
Я попятилась, не сводя взгляда с приближающегося куратора.
– Простите меня…
Я опередила боевого мага на долю мгновения. Он протянул руку, призывая артефакт, но я схватила кувшин на лету и выдернула пробку, которая вышла на удивление легко. Краем глаза увидела знакомый силуэт пожилого джинна.
– Перенеси нас в безопасное место!
В ту же секунду запах гари растворился, глаза перестало щипать от едкого дыма, сделалось светлее. Зато завоняло тухлятиной и нечистотами. Мы все трое – я, подлый гад и Хафиз – стояли посередине редкостной халупы. Разве что нищий, оставшись без крыши над головой в осенний дождливый вечер, не побрезговал бы провести здесь ночь.
Окна выбиты, очаг забит мусором, временные жильцы предпочитали разводить огонь прямо на полу, благо пол в халупе оказался земляной. Из мебели – трухлявая софа да колченогий стул, больше годный на растопку.
Потянуло сквозняком, и я, разгоряченная после жара, покрылась мурашками. Тело охватила страшная слабость. Я осела на грязный пол, не дожидаясь, пока потеряю сознание.
– Не дворец, конечно, – сказал Хафиз, – понимаю. Но что же сразу чувств-то лишаться! Дело поправимое!
Вовсе не убогое убранство меня подкосило, а предательство Редьярда. Как он мог? Зачем? Мало ему моих страданий, так он еще решил изощренно поиздеваться? Превратившись в Питера, он заставил меня поверить, будто у меня есть друг. И ведь как играл свою роль! Я вспомнила искреннюю улыбку светловолосого парня, вспомнила, как он нес меня на руках, как подбадривал… Джинн с самого начала все подстроил так, чтобы я почувствовала симпатию к Питеру: сделал его похожим на моего брата, даже имя придумал созвучное.
– За что? – крикнула я.
Из глаз хлынули слезы.
– Что я тебе сделала? Ты мстишь мне, потому что не можешь отомстить воинам, захватившим земли твоего племени? О да! Это делает тебе честь! Так по-мужски – воевать со слабой девчонкой! Я ведь достойный соперник!
Яр оцепенел, застыл на месте, сжав кулаки. Я ждала, что сейчас он, рассвирепев, напустит на меня рой пчел или сотворит бешеную собаку, которая искусает меня до крови. Однако он ничего не делал, стоял и только едва заметно вздрагивал, будто каждая, сказанная мной фраза, была камнем, ударяющим его в грудь.
– Я не… – начал он, но не закончил, тряхнул головой.
– Ах-вах, – насмешливо вмешался Хафиз и постучал себя указательным пальцем по виску. – Вон оно что! Теперь и я знаю. Ловко, мой юный друг. Ты значительно превзошел в коварстве даже меня. Погубить хозяина, используя его необдуманные, алчные желания, – это одно. По капле выдавить жизнь, лишая надежды, и использовать для этого привязанность и любовь – высочайшее мастерство. Мне следует у тебя поучиться!
– Что ты можешь знать о моих чувствах? – зло бросил Яр.
– О твоих – ничего, – хитро улыбнулся раб кувшина. – О ее – все. О том, как она улыбалась Питеру, как трепетно обнимала за шею. Как смотрела. Как хотела поцеловать.
– Замолчи… – простонала я. – Пожалуйста.
– Заткнись! – рявкнул Редьярд.
Он дернул плечами, отвернулся, чтобы не смотреть на меня.
– Как ты только откопал эту дыру? – глухо спросил он, вперив взгляд в ободранную стену. – Девчонка тут загнется, в этом холоде! Она… Ты погляди на нее! В чем душа держится!
Хафиз пожал плечами, мол, уж что смог.
Яр медленно двинулся вдоль стен, приподняв ладони, с которых струилось едва заметное в холодном воздухе марево. В оконных рамах откуда ни возьмись возникли стекла, а сами рамы покрылись свежей краской. Развернулись пышные занавески. Стены затянулись шелковой тканью, сквозь которую проступили картины в золоченых рамах. Софа подтянула искривленную ногу, вытертая материя заменилась новой. Заплясал огонь в очаге. На каминной полке возникли подсвечник и статуэтки. Из воздуха выросло кресло, соткались подушечки и плед. На деревянном столике появилась шахматная доска с расставленными фигурами. Земляной пол покрылся паркетом, а поверх паркета лег ковер с длинным ворсом.
Не прошло и нескольких минут, как отвратительная халупа превратилась в теплую и уютную комнату.
Столкнись я с подобным чудом раньше, до дня, когда моя жизнь пошла наперекосяк, я бы не скоро пришла в себя от восторга. Но теперь мне было все равно. Какая разница – в хоромах жить или в трущобах, питаться подгоревшим хлебом или волшебными иллюзорными яствами: я ощущала внутри себя лишь пустоту. И все еще, несмотря на горящий камин, не могла согреться, тряслась, как в лихорадке.
– Перебирайся в кресло и укутайся в плед, – сказал Редьярд, присаживаясь рядом на корточки.
Темные глаза смотрели встревоженно.
– Иди ты… в преисподнюю! – огрызнулась я.
У меня не хватило бы сил, чтобы доползти до кресла.
– Ви, я не могу тебе перенести: до заката я не имею права к тебе прикасаться. Но ты можешь пожелать…
– Это слово теперь я не произнесу и под страхом смертной казни, – протолкнула я сквозь зубы.
Закрыла глаза и свернулась калачиком на полу, подтянув колени к груди. Ничего, ковер мягкий, теплый, мне и тут хорошо.
– Помрет, – негромко сказал Хафиз. – Знаю я эту породу. Слишком уж нежная.
– Она не умрет! – крикнул Яр.
Как будто ему не безразлично. Но я-то понимала истинную причину его злости: умру, и тогда не видать ему желанного забвения как своих ушей.
*** 28 ***
– Ее нужно накормить горячим, – сказал Редьярд. – Согреть.
Хафиз поднял ладонь, как в прошлый раз, когда на полу шатра развернулась скатерть, уставленная блюдами, но Яр не дал ему завершить, взорвался:
– Настоящей едой!
Хафиз молча всплеснул руками, будто пытался сказать: «Ах-вах, где же я тебе возьму настоящую еду!» Почему мне все время мерещилось лукавство на его морщинистом лице?
– Так, я принесу еды из трактира. Мы хотя бы в столице?
– В столице, в столице, – покивал пожилой джинн. – Как раз на въезде в город. И трактиры есть, и постоялые дворы есть. Много людей приезжих, много брошенных лачуг. Трудно найти, долго искать.
Яр встряхнулся, как большой сильный зверь, возвращая себе облик наемного воина. Поправил кинжал на боку. У двери, не оборачиваясь, сказал:
– Пригляди за ней.
– Куда ж я денусь. Я ведь теперь ее раб. Смиренный раб.
Старый хитрец. Будто я не знала, что на первом месте у Хафиза его собственные удовольствия, пусть даже у джиннов их не так много. Он служил ректору академии и не бедствовал, и теперь хочет получить максимум выгоды.
Я на всякий случай подтянула поближе кувшинчик, выпавший из моей руки, когда мы переместились. Старый джинн сел рядом на ковер, поджав под себя скрещенные ноги, как любил сидеть и Яр.
– Ай-ай, хозяюшка, нельзя разболеться. Как же мы без тебя?
– Не переживай, маги-блюстители отыщут кувшин и вернут тебя в академию. А этого… подлого гада, надеюсь, отдадут герцогу в коллекцию! Пусть он там над ним издевается, как хочет!
От злости я даже немножко согрелась и ощутила прилив сил. Растерла лицо ладонями и села. Дотянулась до пледа, закутала плечи. Нельзя мне умирать, никак нельзя!
– А как же теперь испытания без тебя? – спросила я Хафиза: стоило немножко взбодриться, и вернулись угрызения совести. – Как новые студенты попадут в академию?
– Не переживай об этом, Арка Возможностей сама справится. Без меня там, конечно, будет скука смертная: у арки всего три стандартных испытания – по одному на каждый факультет. А я-то старался для ребяток! Ни одно испытание не повторялось!
Старался он, да-да. Устроил себе развлечение! Однако на душе сделалось легче: ничего фатального не произошло, студенты и без джинна поступят в академию.
– Ты меня в кувшин не прячь, – обеспокоенно сказал Хафиз. – Я и на свободе пригожусь.
