Запретное целительство. Сеньорита Смерть (СИ) - Таис Сотер
Отличная была идея согласиться на предложение Рихтера. Уж его бесцеремонность я как-нибудь переживу. Тем более что этот дылда, который, в теории, обладал почти неограниченным магическим могуществом, меня совсем не пугал, как многие другие мужчины. Было в грейдорце что-то такое… добродушное, что ли. Пусть и язык его был слишком острым, а нрав — непредсказуемым.
Лучиано выскочил вслед за мной на балкон, отвлекая от мыслей о пациенте, и тут же повис на перилах, пытаясь разглядеть проходившую под окнами служанку. Я аккуратно схватила его за пояс, опасаясь, что он потеряет равновесие и свалится.
— Осторожнее! — строго сказала я. — И если я увижу тебя сидящим на перилах, то выдеру. Я серьезно.
Голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
— Если только обещать, и не выполнять, то воспитательного эффекта не будет, сеньорита.
Как Рихтер умудрялся ходить так бесшумно, при этом едва помещаясь в балконном проеме? И как раз, когда я о нем вспоминала!
Он уже успел переодеться и освежиться. Светлые волосы все еще были влажными, рваными прядями обрамляя узкое лицо и смягчая резкую линию подбородка. Интересно, почему он не стрижется коротко? Едва ли из тщеславия, скорее, не находит на это время.
— Вы еще не переоделись? — с уже привычной для меня бестактностью спросил грейдорец.
— Осматривалась и разбирала чемоданы. Вы что-то хотели, сеньор? Или вам стало дурно?
Я должна быть внимательна к своему драгоценному пациенту. Даже если он выглядит сейчас в разы бодрее меня. Ну разве что не сияет.
— Нет, всё в порядке. Просто… Немного волновался за вас. Вы казались ошарашенными от встречи с Лау.
— Лау?
— Лауро. Лермийские имена… красивые, но почти все для меня на один лад. Хотя ваше я запомнил сразу. Рената… Что оно означает?
Грейдорец так легко перескакивал с темы на тему, что я немного терялась, и послушно за ним следовала.
— «Возродившаяся». А ваше? — не удержалась от любопытства.
— «Ворон». Но как видите, мастью я не удался.
— Вам подходит, — искренне сказала я. Вороны птицы не только умные, но и любопытные до невозможности. А еще, столь же хваткие, как грейдорец. Пусть уж лучше будет вороном, чем бульдогом.
Лучиано, о котором все забыли, гневно сопел носом, но дерзить Рихтеру опасался. Все же какой-то инстинкт самосохранения у моего племянника был. Потому что несмотря на все свое дружелюбие, маг казался человеком, вполне способным не только выпороть сорванца, но и подвесить его с балкона на веревке, чтобы навсегда отбить желание рисковать собой.
Возможно, я бы даже не слишком стала возражать. От выходок Лучи я устала, а осадить его по настоящему… Просто не могла. Ребенок многое пережил в своей жизни, и мне не хотелось становиться еще одной причиной его слёз.
— Лучи, твоя ванна уже наверное набралась, иди.
Я мягко подтолкнула племянника к выходу, и обернулась к грейдорцу, чтобы вежливо его спровадить. Но не успела и слова вставить.
— Сеньорита… Эти обращения тоже такие неуклюжие! Может, раз уж мы так хорошо поладили, позволите называть вас Ренатой?
— Конечно, сеньор.
— Корбин. Можно и Рихтер. Я уже привык, что меня чаще зовут по фамилии, — рассмеялся маг. — Так вот, насчет Лау. Вам не стоит его опасаться. Он… натура увлекающаяся, но не будет к чему-либо принуждать.
И к чему этот разговор? Он только заставил чувствовать себя еще более неловко. Я оперлась на перила, подставляя под дуновения ветра разгоряченное лицо. Жара уже постепенно начала спадать, и вечер обещал быть прохладным. Надо бы не забыть найти для Лучи курточку.
— Если только вы сами не заходите, — после паузы продолжил Рихтер.
— Чтобы меня принуждали? — сухо уточнила.
— Мне так нравится, когда вы язвите! А еще мне нравится, что делаете это вы только при мне. Буду считать это признаком своей избранности! — маг улыбнулся, но как мне показалось, немного напряженно. Он откинул волосы назад привычным жестом. — И все же хоть Лау отличный мужик, я должен предупредить, что он не очень постоянен в своих… интересах к женщинам. Не будете его поощрять, он быстро забудет о вас, и не нужно будет ни о чем беспокоиться. Но если все же увлечетесь им, то рискуете разочароваться.
Все же зря я про себя хвалила грейдорца. Потому что у него есть огромный недостаток — лезть грязными сапогами прямо в душу, даже не спросив. И ведь он верно подметил, что раскованность патриция меня несколько… напугала. Но такие «советы» от чужого человека мне были не нужны.
— Почему вы молчите, Рената?
«Жду, когда вы уйдете, прежде чем я совершу попытку убийства». Но если я скажу Рихтеру что-то подобное… нет, он не обидится. Скорее, придет в восторг и воспримет как мое расположение к нему.
Он пытался вытащить меня из моей ракушки, будто и не замечая, что тем самым причиняет мне боль. А вместе с болью приходят и воспоминания.
— Ты всегда такая скованная, Рената. Расслабься хоть немного, иначе я решу, что ты совсем меня не любишь!
— Люблю! Как ты можешь такое говорить?!
Сильные руки обвивают мою талию, прижимая к себе. Я запрокидываю голову и получаю поцелуй в кончик носа. Он смеётся.
— Хотел чуть ниже, но промахнулся. Какой стыд!
Я обнимаю его за шею, и хрипловато говорю:
— Попробуй еще раз.
Я не хочу казаться в его глазах робкой мышкой. И пусть меня все еще смущают прикосновения и поцелуи моего жениха, но я доверяю ему. Теперь всё по-взрослому. Его поцелуй напористый и уверенный, совсем не такой неловкий, как украл у меня однажды мой одногруппник. От прикосновений моего любимого кружится голова, а внизу живота теплеет.
— Рената, — горячо шепчет он. — Я так скучал в разлуке с тобой, Рената. Давай встретимся завтра. Там, где нам никто не помешает. Хочу урвать чуть побольше времени с тобой.
— Не знаю, если об этом кто-то узнает… — мямлю.
— И что, заставят нас пожениться? — фыркает он. — Я всё равно весь твой. Хоть завтра к алтарю! Это ведь ты заставляешь меня ждать до летних каникул, мучаешь несчастного…
Еще один горячий поцелуй в шею, отчего по по позвоночнику идёт дрожь. Темно-карие глаза почти чернеют.
— Завтра. Мы увидимся завтра?
Как я могу ответить ему отказом. Я люблю его, и не хочу, чтобы он считал меня трусихой.
Глава
