Узы купидона - Рейвен Кеннеди

– Что?

Я отнимаю голову от подушки.

– Я сказала, о боже, не останавливайся.

Окот ухмыляется и вновь начинает массировать мои ноги своими волшебными бычьими ручищами.

– Ты, типа, такая хорошая пара, – лепечу я.

Его глаза с красным ободком светятся от удовольствия.

– Я рад, что ты так думаешь.

После нескольких минут потрясающего массажа ног, о котором я определенно расскажу Эверту, потому что хочу, чтобы и он его мне сделал, Окот останавливается и укладывает меня спать. Он осторожно забирает пустую бутылку вина, которую я все еще почему-то сжимаю в руке.

– Хочу купить побольше этой дряни. Прямо ящиками. А в мире фейри его продают в ящиках? – спрашиваю я хмурясь. – Я не знаю вашей системы измерений. Бушели?[3] Тюки? Чертовы дюжины? В школе Купидонов не учат арифметике фейри. Вообще-то, нет никакой школы Купидонов. Я бы, наверное, провалила все экзамены, если бы она существовала. Глупый Купидон, – я понижаю голос до очень громкого шепота. – Не говори моему начальству, но я ужасный Купидон. Ну… не изначально. Сначала я была потрясающей. Я вообще много чего умею.

Мне кажется, я слышу смех, но я не могу открыть глаза, чтобы удостовериться в этом. Веки слишком тяжелые.

– Например, петь и танцевать?

– Именно, – бормочу я. – Во всяком случае, в мире людей я была потрясающим Купидоном. Примерно первые два десятилетия, – я призадумываюсь. – Ладно, может быть, только первое десятилетие? Ладно, первые семь лет, как минимум. Потом стало тяжело, понимаешь? Распространять всю эту любовь вокруг, смотреть, как люди заводят романы и занимаются сексом. Я стала ревновать. Я была одинока. Меня нельзя было услышать, почувствовать или увидеть. Потом меня отправили в этот мир, и я намеревалась быть хорошим Купидоном, но тут этот глупый принц со своим глупым черным сердцем разрушил все мои планы о счастливом королевском браке. Идиот.

Я чувствую, что Окот убирает волосы с моего лица, пока я все сильнее утыкаюсь в подушку.

– Выпусти крылья на свободу, возлюбленная моя.

Он уже ослабил мое платье настолько, чтобы это можно было сделать, ничего не порвав. Все-то он продумывает. Как только крылья расправляются, я мгновенно чувствую облегчение.

Я выпускаю крылья, позволяя перьям топорщиться, прежде чем лечь обратно.

– Ты такой умный.

Окот выдыхает со смехом, и я чувствую внутри огромную дыру, возникшую за многие годы невидимости, проведенные в полном одиночестве.

– Окот? – тихо зову я.

– Да?

– Ляжешь со мной? Я не хочу оставаться одна.

Я слышу шорох, затем Окот откидывает одеяло и устраивается рядом. Помня о крыльях, он осторожно притягивает меня к себе.

Меня окутывает его тепло. От того, как он обнимает меня, словно я его главное сокровище, дыра внутри исчезает. Я прижимаюсь к нему и устраиваю голову на его руке, прижимаясь лицом к плечу.

– Я не хочу снова исчезнуть, – шепчу я.

– Если это случится, я верну тебя.

Я чувствую его губы на моем лбу, и приходит сон, убаюкивая и словно качая на волнах.

Глава 15

– Ясейчас умру, – бормочу я в матрас.

Я уверена, что кто-то отрезал верхнюю часть моей головы и воткнул туда ножи. Больно до жути.

Я пытаюсь собрать немного слюны в пересохшем рту и не погибнуть от вкуса. Как будто я жевала стебли пшеницы, но после того, как их выдержали сутки под потными мужскими подмышками.

– Можешь сесть и выпить это?

Я приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на Окота, но как только я это делаю, свет, проникающий в спальню через маленькое окно, ослепляет так, что голова лопается от боли. Я шиплю и закрываю глаз.

– Выключи свет в окне, – рычу я.

Окот усмехается, и я чувствую, как прогибается кровать, когда он садится рядом. Через несколько минут мне удается открыть оба глаза и посмотреть на него.

– Никогда больше не буду пить сказочное вино. Голова. Болит.

– Если выпьешь это, станет легче.

От мысли сесть пробирает ужас. Я хочу заснуть, потому что не двигаться гораздо лучше. Но я понимаю, что мне нужно в туалет. Очень сильно. К тому же, с пшеницей и чужим потом во рту тоже надо что-то делать.

Я лениво поднимаю руку.

– Помоги. – Окот берет меня за руку и тянет. – Голова кружится, голова кружится, голова кружится!

– Все еще думаешь, что сказочное вино – крутая вещь? – поддразнивает он меня.

Я хочу бросить на него свирепый взгляд, но выходит только гримаска, потому что голова раскалывается. Он подносит к моим губам чашку, заставляя выпить содержимое.

Я вытираю рот рукой.

– Отвратительно.

– Да.

– Хочу ли я знать, что это было?

Он невозмутимо на меня смотрит.

– Нет.

– Хм. – Я немного оживляюсь, чувствуя, как напиток действительно помогает. – Ого, голове легче.

Окот кивает с улыбкой.

– Хорошо.

– Ладно, мне нужно пописать.

Я спрыгиваю с кровати и быстро поправляю платье, прежде чем направиться к двери.

– Твои крылья, возлюбленная моя.

Я оглядываюсь через плечо и улыбаюсь.

– О, да. А то их бы точно заметили.

Быстрым и почти безболезненным рывком я заставляю крылья вернуться в тело, а затем направляюсь наружу к ряду временных туалетов. Я уверена, что оставляю там примерно восемь бутылок вина. Проблема с головой и мочевым пузырем решена, и я чувствую себя намного лучше.

Когда я возвращаюсь, Окот дает мне тарелку с едой.

– Который час, кстати? И где все? Снаружи почти никого нет.

– В амфитеатре празднество. Сегодня ведь нет испытаний. И уже почти шесть часов.

Я замираю с куском хлеба во рту.

– Шесть часов? Ты разбудил меня в шесть утра, зная, что я пила почти всю ночь? Пьяным людям нужно дать проспаться, это все знают.

Окот скрещивает руки на груди, устраиваясь в кресле, его улыбка становится шире.

– Я не будил тебя. Ты сама проснулась. И сейчас шесть часов вечера.

Я роняю хлеб.

– Что? Ты позволил мне проспать весь день?

Он смеется над переменой моего настроения.

– Тебе это было необходимо, возлюбленная моя. Кроме того, ты бы переживала за генфинов весь день.

Ну, он видит меня насквозь.

– Хм. Думаю, тогда ты прощен.

Окот наклоняет голову и проводит рукой по своему густому красному ирокезу. Внимательно смотрит на меня и говорит:

– Я по-другому представлял свою пару.

Я чувствую, что сразу же хочу защититься.

– Какой? Какой, по-твоему, должна быть твоя пара?

– Тихой. Сдержанной.

Я удивленно на него смотрю.

– О. Ну… я уверена, что могла бы говорить тише или что-то в этом роде. То есть ты хочешь, чтобы я говорила