Ты убивала колдунов? (СИ) - Свирская Анна

— Ты ещё спрашиваешь? Тебе сказать, почему? — лицо Арбэта Алмоса было не просто спокойным, оно стало неживым, каменным.

Метавшаяся по террасе принцесса Матьяса вдруг замерла. Её затрясло, словно от ужаса, но она быстро взяла себя в руки.

— Ты… — прошептала она. — Ты не можешь быть настолько… настолько мелочным. Это ведь ничего не изменит! Ты всего лишь не дашь ему заключить достойный его брак. Разве это…

Муж подошёл к ней и неожиданно ласково обнял за плечи.

— Конечно же ты права, дорогая супруга, я не могу быть настолько мелочными. То, на ком он женится, несущественно.

— Тогда почему? В чём смысл?

— В исполнении того, что велят нам боги.

— Боги? Боги? — переспросила принцесса. — Думаешь, я поверю? Что ты ещё задумал?! Если Гаэлар пострадает, — ты поплатишься за это! Клянусь, поплатишься!

Она сжала кулаки. Альде казалось, ещё секунда, и принцесса Матьяса бросится в ярости на своего мужа. Тот даже отступил на шаг.

И в этот самый момент Арбэт заметил прижавшуюся к стене Альду. Он кивнул на неё Шкезе, и тот, мгновенно поняв желание господина, вывел её из комнаты.

Альде должны были сделать такую же татуировку чуть позднее, но вскоре после того Гаэлар, его мать и отец погибли.

Когда Альда поднялась с постели, Эстос ещё спал. Он даже не шевельнулся, когда она встала. Как он мог спать рядом с ней так беззаботно и доверчиво? Рядом с незнакомым почти человеком.

Неужели ему ни на миг не приходило в голову, что против него могли злоумышлять? Даже Кейлинн… Будь у неё возможность, она бы нанесла на руку мазь из золотого порошка и обследовала бы всего Эстоса, обследовала и нашла то самое место, куда ей нужно было вонзить кинжал, чтобы убить его наверняка. Два удара.

Нет, даже будь у неё возможность и запас мази, она не стала бы этого делать. Лучше даже не знать, не подходить близко к тому краю, за которым ждало её убийство Эстоса. Лучше не давать себе и шанса, не искушать судьбу.

Альда умылась и переоделась, принесла приготовленный слугами завтрак, и только тогда Эстос проснулся. Каждый раз, открыв глаза, он начинал широко и удивлённо улыбаться, до сих пор не в силах поверить, что те страшные боли не возвращаются.

— Могу я сегодня или завтра покинуть поместье? — спросила Альда.

Эстос, поливавший мёдом тонкие лепёшки, отставил мисочку в сторону и задумчиво сжал губы.

— Надолго?

— Самое большее полдня, — ответила Альда.

— Всего лишь?.. Конечно, можешь. Я… Я просто боюсь, что ты решишь уехать.

— Зачем бы я тогда согласилась стать твоей наложницей?

— Не знаю, не могу объяснить. Мне просто… неспокойно. Ты слишком важна для меня, но я не могу… — он низко опустил голову и замолчал.

У Альды сжалось сердце. Эстос чувствовал её ложь. Не мог объяснить самому себе, но каким-то животным чутьём ощущал, что с Кейлинн что-то не так.

А она… Она чувствовала нечто странное. Необычную зависимость. Зависимость от желаний Эстоса.

Глава 10. Клятвы

— Я хочу посетить храм Стрелы. Не была там много месяцев, — пояснила Альда.

— Скажи Лигуру, он распорядится, чтобы тебе приготовили паланкин.

— Мне это не нужно!

— Среди слуг пойдут слухи, а потом они дойдут и до господ, — уклончиво ответил Эстос.

— Это значит, что ты не хочешь меня отпускать?

— Я с самого начала знал, кто ты, и что ты не из тех, кто будет смиренно ждать приказаний, но в этом доме есть правила, — заговорил он ровным, бесчувственным голосом. — Не стоит нарушать их на второй же день, как ты принесла клятвы.

— Ты не можешь запереть меня здесь!

— Не могу! — Эстос резко поднялся из-за стола.

Он тяжело дышал, и всё тело его было напряжённым, как натянутая тетива. Он отвернулся от Альды, которая выжидающе на него смотрела, и отошёл к окну.

Так и не поглядев на неё, он сделал долгий вдох, а потом сказал:

— Иди.

Короткое слово упало как камень.

— Эстос, я… — Альда подошла к нему и несмело коснулась его руки. — Я же говорила, что хорошей наложницы из меня не выйдет…

Вместо ответа он развернулся — его лицо было спокойным и светлым, — и поцеловал её, а потом тихо повторил:

— Иди. Будут спрашивать, скажешь, что я позволил, что я уважаю обычая твоего народа и… Сама придумаешь, что сказать.

— Прости… — прошептала она.

Альде хотелось вонзить во что-то свой нож — который снова был спрятан у неё в рукаве.

Братья и отец Эстоса обязательно узнают. «Ты совсем ума лишился, что позволяешь этой секковийской девке разгуливать по городу без присмотра и позорить твоё имя?!» — вот что они скажут. Просто не могут сказать ничего другого.

Альда не стала ждать, когда Эстос передумает, и быстро собралась, снова обрядившись в секковийскую одежду и захватив ещё длинный тёмный плащ, в который могла укутаться с ног до головы.

Лигур, хотя и не сумел скрыть негодования, всё же заставил её взять с собой тяжёлый серебряный знак в виде сокола и с тремя синими кистями внизу..

— Никто в этом городе не посмеет причинить вам зло, госпожа Кейлинн, если вы покажете знак. И однако же ходить одной без сопровождения женщине вашего положения недопустимо. Первый господин будет разгневан…

— Я служу третьему, — бросила Альда, постаравшись придать голосу обычной секковийской заносчивости.

Конечно же, Лигур — или же Эстос — так просто не отступились. Альда заметила за собой слежку вскоре, как вышла за ворота поместья. Поэтому она направилась к храму Стрелы, как и обещала, но через Громкий рынок; в его рядах, с раннего утра забитых народом, легко было затеряться. Она ещё немного покружила по улицам, чтобы убедиться, что слуги Соколиного дома отстали, и только потом пошла к реке.

Жара стояла немилосердная.

Ближе всего был Купеческий мост, самый широкий, самый людный, самый шумный. Обычно Альда старалась его избегать, но сейчас он был ближе всего. Оказавшись на правом берегу, Альда с широким потоком торговцем двинулась к Длинному рынку, а оттуда домой, в лавку Льессумов. Перед тем, как войти туда, она свернула в тихий переулочек, вынула из ушей крупные серьги, сняла с пальцев кольца и спрятала их в кармане на внутренней стороне плаща. Она пока не собиралась рассказывать, что вошла в Соколиный дом как наложница.

Без тяжёлых украшений Альда даже почувствовала себя лучше, хотя уши до сих пор что-то как будто тянуло, а пальцы были стиснуты несуществующими перстнями.

Почти вся её небольшая семья была в сборе: только дядя Кафас ушёл по делам, да двоюродный брат остался в лавке на случай, если придут покупатели

Дядя Микас остановил тренировку, и в главную комнату пришли все, кто получил право носить при себе узкий кинжал убийцы: сам дядя Микас, Тервел, два двоюродных брала Альды и сестра.

Дядя Микас подошёл к Стене Клятв, чтобы поправить светильники, и Тервел воспользовался этой паузой, чтобы подойти к Альде и обнять её. Он взял её за обе ладони и крепко сжал. Альде пришлось чуть не силой вытянуть их из его рук.

Братья и сестра, разумеется, заметили это движение. Микас же так и стоял лицом к стене, глядя на на покрывающие её почти до самого потолка строки. Десятки, даже сотни имён убийц из дома Льессумов.

Все они приходили сюда, когда их родители решали, что ученичество завершено, разрезали ладонь, прикладывали к тёмному углублению в стене и произносили короткую клятву. Альда, когда приносила клятву, думала, что почувствует что-то особенное, что сквозь неё пройдёт сила или ещё что-то в этом роде, но чуда не произошло. Ничего в ней не изменилось. И когда она выцарапывала своё имя, стоя на высокой лестнице, то тоже не чувствовала влияния клятвы. Она была той же самой Альдой Льессум, что и до того.

Тогда её имя было самым новым, последним в длинном ряду. Теперь добавилось ещё и имя её двоюродной сестры Сарсы. В ту же строку могло уместиться ещё три, а то и четыре имени. Потом начнётся новая, а потом ещё…

Лет через двести надписи поднимутся под самый потолок — если дом Льессумов ещё будет стоять.