Ещё один день (СИ) - Филатова Анна "Мышилла"

- Я тоже.

- Ну так иди сюда!

- Не могу...

И так — часами, часами. Иногда — гораздо реже, чем выходило поймать за руку — я все-таки убалтывала Джанну на поцелуй, или обняться, или подержаться за руки. И тогда, конечно, уже никуда ее не отпускала. Это были очень хорошие сны и очень счастливые часы. А потом я просыпалась.

Я была ужасно зла на себя: днем я пыталась выкорчевать ее с корнем из своей жизни, избегала воспоминаний, разговоров, всего, что напоминало о ней, верила, что справлюсь, а ночами... ночами я давала слабину. Что угодно, чтобы быть с ней, да, Глена? Если невозможно простить ее в здравом уме, хорошо, можно просто забыть, да? Забыть о проблеме и сделать вид, что ее нет, потому что иначе ты должна была бы не лезть к Джанне целоваться, а попытаться ее прогнать. Или убить. Как получится. Но еще неизвестно, смогла бы ты это сделать или нет. Может, и в этом тоже дело? Боишься, что не сможешь вести себя так, как сама считаешь правильным?

Но сколько бы я ни грызла себя, ничего не менялось. Я ложилась, засыпала и видела во сне Джанну. Мне казалось ироничным, что даже отбирая память о том, что случилось наяву, мое подсознание давало мне подсказку: сама сеть, которую плела Джанна, сама моя неподвижность — разве не идеальная метафора того, что между нами произошло? Я была просто бревном, которое ничего не могло сделать по своей воле и делало лишь то, что Джанна позволяла.

И все равно, раз за разом я вляпывалась в это. Смешила, подлизывалась, уговаривала, угрожала. А получала чаще всего лишь легкий, невесомый поцелуй незадолго до того, как звонил будильник: «на прощание», - говорила Джанна, а я полагала, что просто в комнату приходил свет, и я понимала, что скоро придется просыпаться.

Мы много говорили. Вернее, чаще Джанна много говорила, рассказывала и общеизвестные вещи, и какие-то сказки, а я лишь время от времени задавала вопросы. Когда я просыпалась, мне казалось странным всерьез обдумывать разговоры в сновидении (ведь по сути, это разговоры с самой собой), и большую часть их я забывала, но что-то все равно помнилось. Во сне разговоры были неизбежны: столько времени лежать почти без движения ужасно скучно.

- Когда-то западные и восточные боги поссорились между собой, - говорила Джанна. - Западные легенды говорят, что не поделили между собой власть над Верхним Миром, а согласно восточным, не сошлись во мнениях насчет того, как именно стоит одаривать людей. Западные боги (тогда они еще не назывались западными) считали: надо давать человеку лишь один дар, чтобы он всецело принадлежал одному богу и служил лишь ему. Если у человека лишь один дар, то отними его — и ничего не останется. А коли так, ему есть ради чего стараться, так они говорили. А может быть, не совсем так, но это то, что люди смогли понять. Лишь изредка несколько богов разом соглашались одарить одного человека. Но за это они всегда хотели служения, договоров и жертв.

Стандартная информация из введения в теорию магии.

- Восточные боги, - говорила Джанна, - решали этот вопрос иначе. Они хотели давать каждому человеку столько даров, сколько он может унести и развить. Они не столько желали, чтобы человек был предан только им, сколько хотели его память и благодарность, даже если он был благодарен сразу всем. Не личная жертва конкретному богу, но общий молебен, где сотни уст назовут твое имя, помня, что ты их бог тоже. И это тоже способ обрести силу, прийти в мир и менять его через служителей своих.

А вот это информация уже чуть менее общеизвестная.

- Западные и восточные боги, конечно, поделили территорию, и восточным богам больше нет хода в Славу, - говорила Джанна. - Но скажу тебе по секрету, с каждым из нас, с каждой нашей семьей приходят все они: златовласая богиня-Защитница, и Та, что исполняет танец смерти, и Близнецы, один из которых помнит, другой забывает, один лечит, другой убивает. Да, дети, рожденные в Славе, получают покровительство одного из западных богов и служат ему, и жертвуют ему. Но восточные боги смотрят на нас глазами наших матерей и отцов и тоже дают нам свои дары. Их дары не так сильны, не так ярки. Это другая магия, магия труда, магия снов, магия слов. И мы не жертвуем им, не нарушаем законов страны, в которой родились. Но мы помним. И каждый день, засыпая, благодарим тех, кто одарил нас.

- А еще, - говорила Джанна, - восточные — наши! - боги со временем начинают смотреть и нашими глазами. Они видят наших возлюбленных и супругов, наших детей, наших названных братьев и сестер. И порой одаривают и их тоже, ничего не требуя взамен. Но люди, конечно, со временем догадываются. И благодарят. Вот почему на самом деле восточные боги давно вернулись обратно в Славу, хоть и считается, что им сюда хода нет. Здесь нет их культа, нет их храмов и алтарей, но люди — люди есть. Люди знают, люди помнят.

- Та-что-танцует дает людям особое умение, - говорила Джанна. - Она дает связь с Другой Стороной. Некоторые учатся говорить с духами, звать их оттуда сюда; другие странствуют по Другой Стороне во сне; третьи порой оказываются там наяву. Они чуют смерть, говорят с ней и договариваются. Та-что-танцует любит женщин более, чем мужин, любит тех, кто полон жизни. Она не любит разговоры о ней, не любит благодарности и не выносит просьб. Она любит, чтобы о ней помнили, чтобы раз в год посвящали ей танец — любой танец на любом празднике. А еще она любит неожиданности. Говорят, когда-то она стала наделять смертных своим даром, чтобы посмотреть, что они будут с ним делать. Удиви ее, насмеши ее — и она никогда не оставит тебя.

- Богиня-Защитница иначе зовется Паучихой, - говорила Джанна. - Она плетет сети, и нет ничего лучше сетей, чтобы защитить человека от дурного. Хорошие сети что угодно удержат, а её сети — лучшие. Ее сети — серебро и золото, солнце и луна. Они защитят от чужих мыслей и чужих чувств, от наведенного сна и дурного глаза. Она любит длинные волосы и яркие платья, любит красоту и огонь. Она любит благодарность, любит мысли о ней и слова. Но тебе не нужно о ней думать, ведь то, что ее служитель делает для другого — это его дар, ему и благодарить Паучиху.

Джанна много всего говорила и продолжала плести сеть, пока однажды ночью сеть не покрыла меня целиком. Тогда Джанна сама, без уговоров забралась ко мне в кровать и осталась там до утра. А утром сказала:

- Больше я тебе не приснюсь. Теперь никто не сможет тебе присниться против твоей воли. И я не смогу. До встречи, Глена.

И действительно, больше она мне не снилась. И как бы мне ни хотелось сказать, что я была этому рада, но нет, я рада этому не была.

28. Коридоры замка, сейчас

Вместо огненного шара я выпускаю широкую струю огня. Стенам замка ничего не будет, они еще и не такое видали, а вот Розена это должно если не подпалить, то хотя бы выявить. Контур, силуэт, а лучше бы сразу горящий труп - что-нибудь должно проявиться. Но мало ли, что должно, ничего не проявляется. Я его не вижу. Невпопад вспоминаю, что за воротами, когда я опалила его, он тоже не слишком-то пострадал. Неужели он все-таки еще и неучтенный стихийник? Или тут еще какой-нибудь «сюрприз»?

Я уверена, что Розен здесь. Это, в принципе, даже логично: в медблоке сейчас Дан и Грозовские, это можно всех прикончить одним махом, если постараться. Или не прикончить, или не всех. Не знаю, собирался ли Розен убивать Грозовских. А вот Дана — точно да. Итак, за моей спиной, не так уж далеко уже — медблок, куда Розена пускать ни в коем случае нельзя. Передо мной — он сам, хоть я его не вижу. В перспективах у меня — подкрепление, которое непременно пришлет Варя, но до него еще надо как-то дожить. И угораздило же меня встретиться с Розеном не где-нибудь на углу, не на винтовой лестнице, а в широком коридоре, где преимуществ у обороны замка, в общем-то, никаких и нет...

Теперь можно плеваться огнем до потери сил, а можно поступить аккуратнее. Я быстро прикидываю формулу и перегораживаю коридор огненной стеной. Стена слабенькая, зато меня через нее не видно, а вот я должна увидеть, если кто-то появится по ту сторону. Ну и конечно, любому, кроме огневика, понадобится щит, чтобы пройти ко мне. Возможно, у Розена он даже есть, но если это будет он, стену можно будет и усилить — и посмотрим, кто кого. Да, он сильный маг, но не огневик, иначе речи толкал бы совсем иные и вел себя иначе. Нельзя быть блестящим менталистом и сильным стихийником одновременно. Хотя... Дан-то как-то справляется. Но Дан — вообще исключение из всех правил. В голову приходит какая-то не то чтобы догадка, просто мысль, она требует внимания, кажется, вот можно сложить все сегодняшние события и еще немножко прошлых и что-то понять, но уже через секунду мысль приходится отбросить, потому что кто-то идет сквозь мою огненную стену. Кто-то, кого я до этого момента не видела, а ведь он должен был подойти к стене вплотную. Прятался в пространственном искажении — или как?