Убежать от заклятья или Моя чужая жизнь (СИ) - Литера Элина

Назавтра Ангело вел сияющую Антонию к алтарю. Наплевав на условности, Антония позвала Арайю в подружки невесты, несмотря на слегка заметный животик. Эдвардо решил не отставать от нее в странностях, и меня представили как друга жениха. Некоторые гости косились на молодого человека в наряде небогатого горожанина, который стоял рядом с главным дознавателем, но как мне стало известно позже, меня сочли за тайного агента. Свадьба главного дознавателя собрала слишком много "нужных людей" — издержки должности, но поздно вечером мы допраздновали небольшой компанией в доме, который Эдвардо купил для семьи.

Улучив момент, я отвела счастливого новобрачного в сторону и спросила шепотом: — Ты ведь будешь разрешать Антонии иногда участвовать в расследованиях? Я видела ее в деле и боюсь, иначе она зачахнет.

Эдвардо насмешливо припроднял бровь: — Иногда? Ты недооцениваешь свою подругу. Ей можно что-то запретить?

***

Мне стоило решить, что делать дальше. Эдвардо и Генаро предлагали устроиться к кому-нибудь из них писарем или мелким клерком, но помня происшествие в Мансеро я отказалась. Если меня разоблачат, тень падет на моих друзей, и мне было этого не хотелось. Может быть, позже, когда я смогу переодеться в женское, я попрошу подыскать мне место экономки. Пока нужно найти хоть какую-то работу.

А еще я устала от приключений, мне хотелось забиться в норку, где меня точно-точно никто не тронет, где мне не придется дрожать при мыслях о том, что будет, если меня разоблачат. Но я осталась в мужской одежде — все-таки одинокая женщина без поддержки семьи притягивает бесчестных личностей. Нет уж, мне нужно спокойное место, где я смогу работать в штанах, но если меня кто раскроет, большой беды не случится.

Эдвардо еще не обзавелся знакомствами, а Генаро, скромный графский чиновник, мало кого знал из ремесленников, и все, что ему удалось — это устроить меня в лавку "Тысяча мелочей", где можно купить или отремонтировать мелкую утварь для хозяйства.

Мне нравилось возиться с металлом. Вскоре я стала лучше чувствовать разные сплавы и знать, что ожидать от того или иного материала, но намного счастливее я не стала. Чего-то мне не хватало.

(примерно так выглядело место, где работала Арабелла)

***

Задули октябрьские ветра. Я жила в комнатушке под крышей у тихой вдовы, работала в "Мелочах", изредка виделась с подругами и начинала верить, что доживу в Лаганио до конца заклятья. Старики с разными прическами появлялись в лавке регулярно, но избегать прикосновений было легко, а если кто потянет руки к мальчишке, можно крик поднять. Пока же никто на меня не покушался, старички мирно расплачивались и уходили.

Нагревая металл на очередной поломаной утвари, я позволила себе такую роскошь, как задуматься о будущем: стоит ли мне снимать мужскую одежду? Когда-нибудь придется, конечно. Все ж с возрастом изображать мужчину станет труднее. Уступить, что ли, свое место "сестре-двойняшке" с таким же даром?

Ой. Я что, всерьез думаю о том, чтоб остаться мелким лавочником-починщиком навсегда?

Вспомнив, как я завидовала Антонии-дознавателю, я вздохнула. Работая в "Мелочах" я могла тихо и неприметно жить, иметь крышу над головой и кусок хлеба с похлебкой на столе, по утрам обсуждать с возницами погоду, по вечерам делиться с другими лавочниками, сколько купили и какого воришку поймали.

Я приладила отломанную ручку к модному нынче в богатых кварталах эмалированному чайничку с диковинными цветами — вещь будто из другого мира. Его принесла горничная, и в те четверть часа, что она провела в лавке, немилосердно кокетничая обещала тайком провести меня в настоящий господский дом: "Ты, небось, и не видел таких! По стенам цветы нарисованные вьются, а самая маленькая комната раз в пять больше твоей лавки. Пять — это вот столько", — горничная показала пятерню.

Навещая подруг я все больше и больше чувствовала себя чужачкой в их домах. Нет, ни Антония с Арайей, ни их мужья ни словом, ни жестом не дали мне понять, что я им не ровня, но я сама чувствовала, что жизнь квартала Розовых Рассветов становится от меня все дальше и дальше. Как-то раз я выбралась с подругами в театр, а потом долго плакала в комнатке на чердаке. Я пробовала читать по вечерам, но лавки закрывались поздно, темнело теперь рано, и усталость брала свое. Арилио-лавочник все меньше походил на маску и становился моей жизнью.

За окном шел серый дождь, громыхали телеги, расплескивая лужи на давно не чиненой брусчатке. Переругивались грузчики, и я больше не вздрагивала от грубых слов. Хозяйки приносили домашнюю утварь, чтоб залатать дыры, крепить рукояти у ножей и выпрямлять погнутые ложки, и пока я работала, жаловались на мужей, на детей, сплетничали о соседях, вздыхали о ценах, а кое-кто сватал мне дочерей. Вот и сегодня утром бойкая тетушка расхвативала младшую девицу на выданье: и сготовить на целую ораву может, и перестирать гору белья, а что читает по слогам, так женщине наука и ни к чему. Я лишь усмехнулась. Когда хозяин лавки уходил, я открывала окно настеж, чтоб выгнать дух нестиранной одежды. А что будет зимой...

Чайничек сиял как маяк средь тумана. Конец моих скитаний, побегов и неприятностей оказался в тихом-тихом... болоте. Мое желание тишины и покоя обернулось против меня.

Не уж. Не для того я отказалась ползти к отцу на коленях, пересекла две провинции, избежала хутора с пьяницей, веселого дома, бандитского ножа и нищеты, чтоб стать Арилио-лавочником или Беллой-лавочницей навсегда. Даже место экономки меня больше не прельщало: комнатушка для сна в чужом доме, работа с раннего утра и пока хозяева не лягут спать, один свободный вечер в неделю — это не моя жизнь. Глядя на чайничек с узорами я отчетливо поняла, что не хочу больше жить чужими жизнями.

Мои сбережения хранились у Антонии. Когда я приходила к подруге, то старалась пополнять кошелек, хоть и скопить получалось немного. Арайя и Антония намекали, что если мне понадобится для чего-то сумма побольше, я всегда могу к ним обратиться. Пусть я слишком гордая, чтоб принимать подарки, но взять в долг я у них всегда могу. Я отвергла предложение подарков, но обещала, что если мне зачем-то понадобятся деньги или что-то еще, я непременно к ним обращусь.

И вот этот день пришел. Я думаю, у главного дознавателя уже завелись знакомства, чтоб порекомендовать хорошего паренька с даром металла ювелиру в ученики. Отправлю записку с просьбой принять меня завтра вечером и поговорю с Эдвардо. А когда придет время переменить платье на женское... что-нибудь придумаю. Может быть, я стану таким мастером, что никто мне не указ!

Закрашивая место пайки на чайничке я усмехнулась. Весной, чтоб изменить свою жизнь, мне понадобилось истекать кровью после падения с лестницы. Теперь — лишь полюбоваться на изящный узор.

Я уже упоминала, что если я начинаю строить планы на будущее, жди беды? Я почти забыла про заклятье, но заклятье не забыло обо мне.

Глава 17. Старик в подземелье

Утро я встретила в хорошем настроении. Решение принято, и завтрашний день больше не казался серым и беспросветным.

Лавки еще только собирались открыться, а торговый квартал уже гудел: приехал обоз с заказами доброй половины лавочников. Пожилой возница с роскошными седеющими кудрями помогал разгружать ящики. Мы перебросились несколькими словами про лавку, и я помогла закрепить пару клепок на пологе повозки. Тот поцокал языком — какой полезный дар.

Возница совершенно не подходил под описание господина Червио, поэтому я не насторожилась, когда схватившись за сердце, он стал оседать мне на руки, а его напарник попросил помочь уложить дядюшку По в пустую повозку, чтоб доставить к лекарю. Стоило мне оказаться внутри, как полог опустился, а воспрявший возница прижал к моему лицу тряпицу с чем-то едко пахнущим.

Первый раз я очнулась, когда меня растрясли и вытащили наружу. Повозка стояла на краю поля с репой. Вокруг до горизонта простирались поля, только редкий, еще не облетевший кустарник кое-где виднелся вдоль дороги. Возница и три мрачных типа стояли рядом. Один из них зажег на руке огненный шар и кивнул в сторону ближайших кустов. — Быстро туда и назад. Испачкаешь повозку, будешь сам отмывать. Бегом!