Три минуты вечности - Ксения З

– Господин, я не думаю, что все так страшно. Все еще можно изменить и вернуть на круги своя. Мы ведь оба понимаем, о ком сейчас идет речь. Я хочу сказать Вам, я очень давно, безмерно давно знаю Бальтазара. Он бесконечно предан Вам, он никогда не рискнет пойти против Вашей воли, тем самым боясь вызвать Ваш гнев. Не беспокойтесь. Он одумается, придет в себя и все снова станет так, как и было раньше. Я вам это обещаю.

– Ром, – расстроено звучит его всегда бесстрастный голос, – Ром, Ром, ты ведь совсем ничего не понимаешь. Я ведь…я ведь тоже прекрасно знаю его. Еще тогда, когда он был совсем мальчиком, я твердо решил, что сделаю все для того, чтобы та уязвимая его сторона, то что делает его слабым и беззащитным, никогда не смогло вырваться наружу. Я воспитывал его во всей строгости, ведь он – тот кем, он был все эти годы. Он – демон. А эти противоречия, они страшны, они растерзают его. Эти глупые человеческие страсти, они погубят его. По истине, погубят. И мы ничего не сможем сделать, Ром. Мы совсем ничего не сможем сделать, как бы это не было печально. Я содеял все, что мог. Теперь, выбор остается за ним. А ведь я знаю, что он в конце концов выберет.

– Господин, – неуверенно, словно боясь это произнести, роняет слова Ром, – мой господин, я право, не понимаю. Неужели, вы хотите сказать, что..

– У меня нет другого выбора, Ром, – громоподобно звучит его голос, – он сам не оставляет мне выбора. Как ты не понимаешь, то что он так безрассудно и необдуманно сейчас делает, может привести к самым страшным последствиям. А я…я сделаю все, чтобы остановить его.

– Вы говорите о… – полушепотом произносит Ром.

– Да, – почти вскрикивает он, – да, я говорю о войне. Неужели, ты не видишь, что мы уже на самом пороге еще одной войны. Она не должна случиться, не должна. Она не нужна никому. Она снова будет бессмысленной, беспощадной и глупой. Война, она уничтожит нас, уничтожит человечество. Я, видишь ли, Ром, уже слишком стар и мудр для того, чтобы воевать. Мне больше не нужно то господство, о котором я когда – то грезил. Тьма и свет необходимы друг другу. Мы– одно целое. Никому не нужна эта война. И я должен сделать все, что остановить его. Он не может больше лезть в жизнь этой девочки. Мне необходимо остановить его. Остановить, пока это не сделал свет и пока не стало уже слишком поздно. Ты ведь меня понимаешь, мой старый друг.

Ром ошеломленно смотрит на него и молчит. На его лице проносится тысяча мыслей. Выражение секундной боли застывает на его лицо, но затем быстро сменяется обычной маской:

– Мой господин, я не понимаю. Я решительно не понимаю. Я знаю, что мы должны не допустить этой бессмысленной войны, но еще есть время, время все попытаться решить. Я ведь и сам бесконечно боюсь того, что Бальтазар не сможет справиться с этим сам. Слишком долго, это все пряталось в глубине его. Слишком жесткими решетками было все это закрыто от него. И теперь, как неуправляемый поток это наконец вырвалось наружу. Я искренне верю в то, что он сможет противостоять этому, но я не знаю. Он влюблен в нее. Я понял еще тогда, когда увидел как он смотрит на нее там, у озера. Он пойдет на все ради нее. Никто сейчас не сможет объяснить, почему это произошло, почему именно она, но так уж случилось и это уже не поправить. Но есть вариант.

Люцифер приподнял голову и в глазах на секунду засветился интерес:

– Говори.

– Он ослеплен, – продолжил Ром, – для него это ново и прекрасно. Наверное, ведь он по-сути, на половину, такой же как и она. Но в отличие от него, она сможет управлять своими чувствами. Мы должны поговорить именно с ней. Я не знаю, какие цели преследует эта девчонка, но что если она тоже…тоже в него влюблена. Тогда, возможно, объяснив ей все то, что может произойти, если они не одумаются, мы сможем повлиять на нее.

– Ты правда так полагаешь, Ром? – растягивая каждое слово, произносит Люцифер, – ты действительно считаешь, что люди в самом деле могут быть хоть в чем-то благоразумны? Всегда питал большие сомнения на этот счет. Особенно, если дело касается их пресловутой любви, здесь уже о каком-то проявлении ума и говорить вовсе не приходится… Хотя, я согласен с тобой в одном, у нас действительно нет больше никакой возможности исправить всю сложившуюся ситуацию. Мы должны поговорить с ней. По крайней мере попытаться. Это наш последний шанс, потому что в противном случае… в противном случае, они не оставляют мне выбора. Я должен буду сделать все, чтобы не допустить начала войны.

Он быстро встает и делает несколько грациозных для своего возраста шагов по направлению к выходу в сад, но затем останавливается:

– Сначала, я решил, что с ней необходимо поговорить тебе, Ром. Ты, я думаю, прекрасно бы с этим справился, но теперь, теперь я полагаю, что на чаше весов лежит слишком много. Я сделаю это сам. Я сам поговорю с ней.

Он быстро ставит ногу на каменную ступеньку, утопленную в яркой густой зелени, и слегка поворачивает голову по направлению к тому месту, где сидит Ром:

– Доставь ее сюда, – в его голосе снова не звучит ничего, кроме металла.

Ром с достоинством поднимается и осторожно склоняет голову:

– Будет исполнено, мой Господин. Будет исполнено.

Глава 11.

Голова моя просто разрывалась от невыносимой боли. Сильно ныла спина. На плече и правой моей руке виднелись ужасающего буро – красного цвета кровоподтеки, которые пестрыми пятнами выделялись на белой моей коже. Еще хуже дело обстояло с лицом. Разбитая накануне губа теперь некрасиво припухла, делая мое лицо ассиметричным. «Боже, мой» – думала я. «Так отвратительно я не выглядела очень давно».

Уже около получаса я беспомощно крутилась возле большого зеркала, в резной тусклой оправе и пыталась, впрочем абсолютно безрезультатно, что –то сделать со своим устрашающим внешним видом. Вооружившись большой пуховкой, я осторожно наносила слой за слоем светлую пудру, силясь хоть как-то замазать багровый синяк на виске, но не смотря на все мои усилия, он по-моему только еще ярче проступал под неимоверно толстым уже слоем пудры. Наконец, окончательно оставив бесплодные попытки что-либо сделать со своей внешностью, я одним движением быстро вынула