Легенда (СИ) - Верещагина Валентина

— Бей, — все, что получил он от древнего, и атаковал в надежде задержать хотя бы его, чтобы другие, потеряв главного, растерялись.

Аррис перехватил меч и вышел на середину тропы, как только ветви ильенграссов зашумели, раздвигаемые бегущими ир'шиони. Они замедлили свое движение, заметив преградившего путь воина, но ненадолго. Воспаленные глаза ир'шиони не увидели войско, лишь одного, а за ним — барда. Руки сжались в кулаки, ноги приготовились к прыжку, а неутомимые взгляды напряженно оглядывали окрестности в поисках того, что послужит оружием.

Юный рыцарь сумел заметить каждую мелочь и дерзко улыбнулся, глядя в каждое перекошенное от ярости лицо. Тэйна стояла позади всех и улыбалась в ответ, но ее улыбка была ледяной. Дороги назад для девушки уже не было, только вперед вслепую. Тьма поднимается и растет на несчастьях, недомолвках и одиночестве. Она становиться причиной появления черных мыслей и деяний, постепенно поглощающих человека и превращающих его в чудовище. Тэйна и сама не поняла, кем стала. Свет, который был в ее душе, стал непроглядной тьмой, и спасти девушку не смогло даже чудо.

Лан атаковал Гурдина снова и снова:

— Ты беспринципный, бесчестный лгун! — наносил удар за ударом, но древний лишь посмеивался, хотя глаза оставались холодными, бездонными.

— Ты клятвопреступник! — не стесняясь, бросил он обвинение и понял, что по-настоящему задел древнего.

Теперь Гурдин не станет испытывать его, а прикончит без жалости. Лан почувствовал тяжелое дыхание смерти. Миг слабости, который он простит себе, если останется жив, а затем эрт Тодд приготовился, поклялся себе, что отобьет несколько атак, прежде чем нить его жизни оборвется.

Чистый, ничем не замутненный звук разнесся по роще, перекрывая шум. Это пальцы Риана вновь коснулись струн арфы. Меч Арриса уже был обагрен кровью, мертвые тела устилали тропу, но обезумевшие, ищущие отмщения ир'шиони продолжали наступать.

Риан напряг последние усилия, подполз и прислонился спиной к стволу ближнего дерева, а затем взял в руки арфу. Струны причиняли боль ослабевшим пальцам, но бард забыл о собственных страданиях. Он твердо знал, что пришла пора ему спасти Нордуэлл. Голос не слушался, из горла рвались жалкие хрипы, но в каждое произнесенное слово Риан вложил снедающие его чувства. Слово за словом сложилась песня, льющаяся из самого сердца барда, призванная успокоить мечущиеся души ир'шиони, заставить их забыть о мести, вспомнить о прощении, любви и близких, ждущих у пылающих очагов.

Многие ир'шиони оглядывались, некоторые не могли сдержать слез, и каждый видел, что с ним случится, если следовать по пути призрачной мести. Аррис тоже замер, капли пота стекали по его лицу, сбившееся дыхание медленно становилось ровным.

Гурдин и Лан смотрели друг на друга не в состоянии пошевелиться. Обвинение, брошенное эрт Тоддом, глухо звучало в ушах древнего. Смысл мало-помалу доходил до сознания Гурдина и ложился на плечи еще одним тяжким грузом.

Но Риану не удалось пробиться к душе Тэйны, она разлетелась на миллионы осколков, которым было не суждено воссоединиться в этой жизни. Поглощенная ненавистью девушка сделала множество попыток перекричать брата, вернуть внимание ир'шиони себе, направить их по следам Роана и Миры, но Риан оказался сильнее. Он знал, за кого борется, она потеряла истинную цель и решила действовать бесчестно. Тэйна воспользовалась заминкой, тенью скользнула в сторону, пробралась между сплетенными ветвями, безжалостно обрубая те, которые мешали ей пройти. Она обошла толпу, оказалась за спиной Арриса, вложила силу и ударила юного рыцаря по ногам, заставляя его упасть на колени. Тэйна мечтала отвлечь Риана, чтобы звук его голоса, кажущийся ей мерзким, скрипучим, причиняющим боль, умолк. Она думала, что тем самым магия ослабнет, и собравшиеся вновь последуют за ней. Тэйна слишком плохо знала своего брата-барда. По его скуле скатилась слеза, едва Риан понял, что произошло с его сестрой. Он жалел ее, но знал, что спасти уже не может. Аррис?.. Его смерть будет на совести Риана, но что значит она для блага Нордуэлла? Сейчас Риан рассуждал, как истинный лорд, осознавал, и слезы градом лились по его покрытым щетиной щекам.

Тэйна криво ухмыльнулась, безумие алым цветом полыхало в ее очах, а руки, держащие меч, делали новый замах. Голова юного воина упала к ногам Риана, он вздохнул, и его вздох вознесся к небесам. Они откликнулись глухим рокотом, раскололись, отправляя вниз тысячи горящих золотом стрел, каждая из которых превратилась в колючую снежную слезу и упала на землю. Хелиос прогневался на своих детей, его кара настигла многих. Ир'шиони в страхе разбегались.

Но бегство не могло длиться вечно, кто-то из них останавливался и каялся, а кого-то обуял больший гнев. Последних Хранитель Неба разил без жалости. Те, кто заслужил прощение, ощущали на лицах влагу.

Тэйна с визгом кинулась к конюшням, понимая, что в родном замке ей не спрятаться, и, вскочив на лошадь, пустилась в бега. Лан и Гурдин вместе ступили на тропку и пошли по ней. Толпа разошлась по роще, и бывшим соперникам предстало печальное зрелище. Лан подошел к трупу брата, осмотрелся. «Кто?» — вопрошал его взгляд, обращенный на Риана.

Эрт Шеран с грустью взглянул на арфу, прислонил ее к дереву и поднялся, сцепив зубы от боли и слабости.

— Она твоя! — бывший бард сделал так, что его голос не дрогнул. Теперь чувства для него под запретом.

Лан кивнул и быстрыми шагами отправился к конюшне. Из его уст Тэйна узнает страшную правду: «Если берешь в руки оружие — будь готов к смерти!»

Гурдин испытующе взглянул на Риана, тот глаз не отвел. Древний с одобрением кивнул и побрел, гонимый ветром, бросающим в него ледяную крошку, вынуждая двигаться к центру рощи.

Здесь рос самый старый ильенграсс, настоящий великан, протягивая руки-ветви к обители Хелиоса. Гурдин думал, что Хранители встретят его в полном составе, но их пришло всего трое. Он бы усмехнулся, но губы внезапно треснули, а кровь, текущая из ранок, показалась проклятому горькой. Последующей боли он не чувствовал, хотя Хелиос постарался, его клинок, сияющий подобно множеству солнц, без устали поднимался и опускался, нанося Гурдину страшные раны.

— Стой! — древний не ожидал, что услышит ее шипящий голос. Внутри все замерло — лучше бы она не вмешивалась.

Некрита подошла ближе, и коварная, предвкушающая улыбка изогнула ее губы — непредсказуемая прочла мысли Гурдина.

— Я знаю, ты не боишься боли и молишь о смерти… — качнула головой. — Но это слишком легко, — еще она знала, куда ударить, чтобы было больнее. Преобразилась.

Гурдин сглотнул, глядя в лицо той, о которой хотел бы забыть, но не мог, как ни силился. Она являлась в снах и терзала его жестокими воспоминаниями.

— Нет, — прошептал он, а сдавленный стон, исторгнутый его горлом, походил на звериное рычание.

Так может рычать смертельно раненое животное. Некрита была довольна и не остановилась на достигнутом:

— Твое желание будет исполнено. Ты умрешь, но не сегодня, а гораздо позднее. И рука, которая оборвет твою жизнь, будет принадлежать той, в чьих жилах будет ее кровь, — Некрита постаралась, и Гурдин видел перед собой своенравную красавицу с золотыми волосами, слышал ее мелодичный голос.

— Да, — изрек он, сгорая от боли душевной, истекая кровью от телесных ран. — Оно будет справедливо… любимая… — сейчас он говорил не с Хранительницей.

И Некрита опять воспользовалась, изменилась, усмехнулась и собралась продолжить истязание, но вмешалась Люблина.

— Моя очередь, — она подошла и склонилась над Гурдиным.

Он попытался понять, что мешает ему видеть, почему красивое лицо Хранительницы расплывается перед его глазами.

— Это слезы, — тихо произнесла она. — Видишь, и ты умеешь сострадать.

— Я не… — древний понял, что Люблина права, и не смог закончить фразу.

— Кто ты? — спросила она.

— Я? — он будто бы изумился. Горестная насмешка причинила боль. — Разве не вы нарекли меня, госпожа?