Путь к моей судьбе (СИ) - Серебрякова Александра

Что жа касается второго варианта — то он мне определенно не подходил, так как замуж я в ближайшие несколько лет не собираюсь точно. Если подумать, то замужество решало много проблем — как только клятвы будут произнесены, а на моих запястьях появятся брачные узоры, я окажусь под защитой мужа. А то и нескольких мужей.

К браку на Арионе на самом деле относились очень серьезно. И если…

— Арина? — сквозь шум в голове прорывается чей-то голос.

Арина? Арина… Бедная Арина, бедная я… Мне ведь только исполнилось восемнадцать, я еще ничего, совсем ничего не знала о взрослой жизни. Я плохо помню те дни — первые дни, что я провела в этом мире. Помню лишь боль, жгучую боль, что словно зверь металась по моему телу, грызя, царапая и не находя выхода. Я помню жар, что охватывал мое тело, помню, как я сначала кричала, пока не сорвала голос.

Помню, как очнулась. Помню, как было страшно, очень, очень страшно, когда я осознала, что не могу ни слова произнести. Помню тот ужас, когда обнаружила, что я в чужом теле, в чужом мире.

— Одна. Абсолютно, совершенно одна в этом мире, — говорю я вслух, чувствуя, как покрываюсь испариной.

Что-то не так, что-то неправильное происходит. Это зелье не должно действовать на меня таким образом.

Хочу сказать, что мне нужна помощь, но не могу ни слова вымолвить. Все это словно возвращает меня в прошлое, на семь лет назад, когда я тоже хотела умолять о помощи, но не могла ни слова произнести.

Почему?

Почему они не видят, что мне плохо? Почему не увидели тогда? Ведь все сложилось бы иначе…

Не видят… Тогда я тоже не хочу ничего видеть! Да, нужно закрыть глаза, потому что комната начинает хаотично вращаться, отчего лишь сильнее тошнит.

— Мирсэ Андр, отвечайте на поставленный вопрос! — вновь прорывается чужой голос, и теперь я слышу, в нем отчетливую злость. Мне никого не хочется злить, зло — это плохо, зла в этом мире и так достаточно, но я не могу ответить на заданный вопрос, так как я не слышала, о чем меня спросили.

Жарко. Очень жарко. Кажется, будто я вместо зелья выпила раскаленную лаву. Видимо, именно поэтому мое горло так сильно горит.

С трудом разлепив глаза, я пытаюсь найти что-нибудь, что сможет потушить этот огонь. Увы, но в палате нет даже намека на воду, поэтому я вновь закрываю глаза и подношу ладони к горлу.

Мгновение — и ногти впиваются в тонкую кожу, стараясь открыть доступ воздуху. Я царапаю шею, мне больно, но еще больнее мне от огня, что пылает внутри.

Кто-то перехватывает мои руки, и я одновременно зла на этого незнакомца и благодарна ему. Какой-то частью сознания я понимаю, что что-то пошло не так, что такого не должно было быть, что, кажется, вместо попытки допросить меня собрались убить.

Это нелогично. Им незачем меня убивать — им сейчас необходима информация об Арине. Им нужна информация обо мне, и только я могу им ее предоставить. Значит, они не хотели убивать меня? Это покушение?

«Кажется, враг совсем близко», — подумала я, теряя сознание.

***

Дерек Войл

Издревле считалось, что наш мир был создан двумя сестрами: Аликой Лучезарной и Атеншой Темнейшей.

Вот именно, что считалось. Потому что на самом деле все это — чушь. Раньше, в далекие времена, когда под небом Ариона для каждого мужчины находилась своя женщина, в мире существовали не две, а три богини.

Арша.

Ненарекаемая.

Сейчас и не узнаешь, как звали ту, третью богиню. Но в том, что она существовала — сомнений не было. Потому что только у нас, у оборотней, и, возможно, еще у некоторых драконов, есть некая особенность, которая доказывает то, что когда-то в мире все же были три богини.

Старая легенда гласит, что первого оборотня зверем одарила именно та, что теперь зовется Аршей. Именно она объединила душу обычного мужчины и зверя, даровав способность к обороту для того, чтобы мужчина всегда смог защитить свою истинную. А чтобы ни человек, ни зверь не упустили свою половину, она одарила оборотней особым качеством. Так, для оборотня только его единственная будет пахнуть особенно — так, как пахнут аршисы.

К чему я все это рассказываю?

Так это к тому, что за Андром следовал едва уловимый флер этого запаха.

А это означало только одно — этот парень где-то совсем недавно встречался с той, что была предназначена мне судьбой.

В первое мгновение там, на поляне, я даже и не понял, что происходит. Тонкий, едва уловимый, смутно знакомый запах витал, мешая сосредоточиться. Мне следовало рассмотреть место и понять, куда исчезла группа Шейта, и что на этом месте произошло, но единственное, на чем я мог сосредоточиться — это запах.

А потом мы прошли вперед, встретили наконец-то этих мредовых сыновей и… И все рухнуло.

От Андра исходил тот самый аромат, что был на поляне. Только он был более отчетлив, более выражен и, естественно, не прошло и минуты, как я осознал, что именно я чую.

Конечно, я сначала подумал, что Андру «повезло» и он где-то натолкнулся на этот цветок. Я даже ненадолго успокоился, и все же что-то терзало меня и я, не долго думая, подошел к одному из парней в своей группе и ненавязчиво расспросил о том, не ощущает ли он ничего необычного.

Не ощущал.

И это означало только одно — на этом мелком, раздражающем пареньке каким-то образом оказался запах моей пары. Моей истинной!

Никто и представить не может, каких усилий мне стоило сдержаться и не наброситься на парня. Хотя бы с вопросам.

Нет, я сдержался, я даже, о ужас, проявил дружелюбие к нему, что, конечно, не могло не остаться незамеченным для остальных. И вот тогда-то началось самое странное.

Этот напыщенный дракон, Айсен, который чуть ли не с первого дня рвался защищать мелкого, вдруг ни с того, ни с сего, начал бросаться обвинениями. Стало понятно — за эти часы произошло что-то грандиозное, если этот постоянно невозмутимый дракон вдруг стал так себя вести.

И тут, неожиданно для себя, я почувствовал дикое желание броситься защищать Андра. Вот уж удивительно — раньше он меня так раздражал, что при виде него у меня всегда чесались руки. А тут вдруг сострадание… С чего бы вдруг?

Возможно, на меня так повлиял его внешний вид — а выглядел Андр ну совсем уж плохо. Казалось, его группа использовала бедного парня вместо ездовой лошади. А уж на фоне бодрых, веселых парней мелкий выглядел и вовсе жалко.

Правда, чего я совсем не ожидал, так это того, что этот парень, оказывается, заработал истощение, спасая своих ребят.

— Самоотверженный, — пронеслось в моей голове, — а они совсем не ценят.

Ну ведь я прав — это же нужно было себя довести до такого состояния! И ведь он потом с этим истощением продолжал идти наравне с остальными, ни на минуту не давая усомниться в себе.

Поступок, конечно, глупый донельзя. Зачем, спрашивается, нужно было себя так загонять? Они ведь даже не оценили, даже, кажется, и не осознали, что Андр для них сделал.

Глупый поступок. И Андр глупый.

Так почему же мелкий вместо привычной раздражительности вызывает совсем другое чувство? Почему я восхищаюсь его поступку, почему мне хочется защитить его, чтобы больше никто другой не посмел так его использовать, так недооценивать?

Непонимание раздражало. Я честно пытался разобраться в причинах своего поведения, но… Но по правде, никакого просветления.

В итоге, чтобы не ломать голову над всякой ерундой и не раздражаться от непонимания своего поведения, я списал все странности на то, что на этом мелком просто чувствую запах своей пары, вот инстинкты так неожиданно и проявились.

И все бы было хорошо, я бы по-прежнему убеждал себя, что все мои странности по отношению к Андру связаны с запахом аршисов, если бы не то, что произошло в палатке у главного.

А все ведь хорошо начиналось!

Хотя, конечно, начиналось все не прям чтобы хорошо… Все началось ночью, когда в лагере начало происходить что-то странное. Я даже на мгновение успел отчаяться — ибо первое, что мне пришло в голову, это то, что все эти «шевеления» связаны с появлением еще одного прорыва.