Нина Дьяченко - Зеркальные тени
— Если ты этого когда-нибудь захочешь, то да, — спокойно отвечает она, облизывая нервным жестом пересохшие губы. — Я вся твоя, ты же знаешь… Ты всегда это знал, — слова отдают горечью, словно слишком крепкий кофе без сахара. — Собственно говоря, тебе всегда было на это наплевать. Не знаю уж, зачем я тебе вдруг понадобилась.
— Брось, милая, я просто пошутил, — я попытался поставить точку в нелепой, крайне неловкой ситуации и сажусь на циновку прямо в своём белом костюме. Агояши усаживается рядом, подвигаясь так, чтобы видеть моё лицо. Мы не зажигаем свет и разглядываем друг друга в полумраке теней, превращающем наши лица в нелепые бледные луны.
Длинные волосы Агояши кажутся чернильной кляксой теней. Я дотрагиваюсь до них и провожу рукой по шелковистой гладкости, чтобы убедиться в их реальности.
— Да, я пришёл по делу, но и соскучился, конечно, тоже. Работа никогда не сможет так насытить, как общение с тобой и Сае. Кстати о Сае — мы договорились, что я посватаюсь к ней — скоро она станет моей невестой.
Я вижу, как Агояши застывает, словно хрупкую девушку, в которой таится столько силы, пронзили её же собственной катаной, которой, как я знаю, она всё ещё балуется на досуге.
Её глаза расширяются, рот приоткрывается, а лицо становится неживым.
В этот момент, она как никогда близка к моему кукольному идеалу.
— Маюри, — она обнимает меня до боли, едва не ломая кости, стискивая всё сильнее, приближая ко мне почти обезумевшее лицо. Её глаза горят желтизной, как глаза хищников во тьме. — Ты любишь её?
— Тензо, ты задушишь меня, — я легко разрываю объятия. — Я люблю Сае только как друга. И ты же знаешь её отношение к мужским прикосновениям, уверяю тебя, оно несколько не изменилось. Мы вынуждены были на это пойти, чтобы Сае не выдали насильно за кого-то другого. Теперь она сможет стать свободной. Я куплю ей домик или квартиру и дам достаточно средств на содержание, но не буду посягать на неё тело. Мне этого и не надо, если честно. Она меня никогда не интересовала… в этом плане, — я стыдливо отвожу глаза, что в общем-то для меня несвойственно, но эти две женщины в моём сердце действительно занимают очень много места.
В полутьме я расслышал вздох облегчения, Агояши снова приникает ко мне, но уже с горячей, иступлённой нежностью. Её руки гладят мою спину — и я ощущаю этот жар даже сквозь плотную ткань пиджака.
— Я счастлива, я так люблю тебя, Маюри, что я бы умерла, если б потеряла тебя. Я эгоистка — мне хочется, чтобы ты никогда ни на ком не женился. Я хочу, чтобы ты стал моим. Я хочу принадлежать тебе, как это давно произошло в моих мечтах.
Она целует меня, очень робко, глядя виноватыми глазами. Затем отстраняется, пытаясь изобразить обычное ледяное лицо. У неё получается плохо, точнее, вообще не получается.
— Ты любишь меня, милая? — спрашиваю я. — Ты хочешь меня?
Когда она кивает, краснея, как школьница, впервые увидевшая член, я усмехаюсь, а затем серьёзно смотрю в её глаза, где застыл и страх быть отвернутой, и многолетняя боль, ставшая спутником её жизни, её любви ко мне. И почему я раньше этого не замечал? Великий маг, читающий людей, словно открытую книгу, с лёгкостью манипулирующий ими! Идиот…
— Почему ты не сказала раньше? Ты же знаешь, что я тоже всегда дам тебе то, что ты хочешь.
— Ты рассказал мне о том, что делал с тобой брат, — тихо проговорила она. — Неужели я бы осмелилась нанести тебе новую рану?! Возможно, тебе вообще отвратительна близость. У тебя же до сих пор нет постоянной девушки.
Молча обнимаю её и тяну на себя. Телепортирую нас в мой пентхауз в Токио, прямо в спальню. Ты испугалась, душа моя? Это тебе за то, что так долго молчала!
Когда я её целую, шок от резкой телепортации и ужаса, связанного с использованием магии, проходит.
Теперь её руки стали прежними — уверенными и сильными, ласковыми, нежными, почти прозрачными, словно струи воды.
Она целует и ласкает меня так, словно боится причинить боль, изо всех сил сдерживая собственное возбуждение. Её желание дикое и поглощающее, словно лавина, ураган, извержение вулкана.
«Боги, как же давно она меня хотела!» — последняя мысль тает в моей закипающей крови, словно сахар в кипятке.
Фыркаю, избавляю нас от одежды, двигаюсь навстречу, одним движением оказываясь в глубине её тесного отверстия, понимая, что я — первый её любовник.
Первая кровь, жар, теснота — я словно падаю в бездну без дна, наслаждаясь безграничным счастьем от ощущения полёта.
«Ты не боишься боли, Агояши?»
Мои движения становятся всё более сильными, глубокими, я хочу владеть этим прекрасным телом единолично… по крайней мере, в этот момент.
Её волосы гладят меня шёлковыми кистями, пахнут тёрпким зелёным чаем и корицей.
* * *Расслабленная, выглядевшая невероятно счастливой, Агояши лежала на кровати, блаженно уставившись на меня. Я склонился над ней, поглаживая её волосы, нежную кожу щёки. Когда я провожу пальцем чуть выше, он опускает взгляд, и ресницы щекочут кожу.
— Как же я теперь обратно? — вдруг осознаёт она, где находится. — Мы же сейчас в Токио, а мой ресторан — в Киото.
Пожимаю плечами.
— Либо доставлю тебя тем же путём, либо обычной дорогой. А может мне приковать тебя к кровати и сделать собственной сексуальной игрушкой? — оценивающе оглядываю красивое, такое гармоничное тело, которое является самым приятным для меня сочетанием женской хрупкости и скрытой в нём силой.
Агояши улыбается.
— О, ну, я всегда к твоим услугам, любимый, только найди, пожалуйста, для меня время! А то твоя сексуальная рабыня будет скучать.
Я улыбаюсь ей, накидываю юката, и иду готовить нам ужин. Всё-таки, кажется, Тензо ещё не успела поесть.
Как оказалось, даже в постели с Агояши можно обговорить и даже отчасти продумать планы на дальнейшее существование. Незаменимый она человек всё-таки, рядом с ней мои мысли словно становятся яснее, приобретая необыкновенную ясность, быстроту и остроту её движений, сверкания её катаны. Будто в мозг вонзаются бесконечным потоком острейшие лезвия, стимулируя его работу.
— Думаю, будет неплохо, если Сае поселиться в моём ресторане, — неожиданно заявляет Агояши, отпивая глоток чая, хотя, конечно же, это помои по сравнению с тем настоящим японским чаем, который она для меня готовит. Но у меня нет ни сил, ни времени, не желания даже для имитации чайной церемонии. — Так я смогу за ней присматривать, она же болеет, и ты всегда выписываешь ей новые лекарства.
— Которые ей не слишком помогают, — тихо замечаю я, положив ноги на маленький столик, глядя в окно. — Я словно держу её на одном уровне заболевания, не давая скатиться ниже, но и выздороветь она не может.