Юлия Сидур - Пришелец и пенсионерка
— Как вы думаете, тысяча франков — этого достаточно?
— О, это слишком много, месье.
— Зато мы не будем экономить горячую воду, — засмеялся барин. — Я предпочитаю расплатиться сейчас.
— О, мы очень вам благодарны, месье! Не будем вас беспокоить. До свидания, месье, до свиданья, молодой человек!
Странна опять встала и деревянно кивнула. Барин отдал французам деньги и пошел провожать их во двор. Хозяева сели в свой бывалый «фиатик». Барин хотел снять кепочку, но вовремя вспомнил о своей нестандартного вида голове и просто помахал им рукой.
Когда Шанталь все это рассказала, Зинаида Васильевна спросила:
— Как он говорит по-французски?
— Как обыкновенный француз, — сказала Шанталь, закрывая за собой дверь комнаты, — без акцента.
Заброшенное жилище на границе Бельгии с Францией было переполнено полицейскими. Журналистов, пытавшихся проникнуть внутрь дома, еле удерживали.
Полицейский объяснял журналистам в тысячный раз:
— Да, именно так, это убийство и похищение. Мы идем за ними по следу, но поймать пока не можем. Но вы не должны сомневаться, мы их обязательно задержим.
— Вы нашли какую-нибудь улику? — дотошно допытывался один из журналистов.
— Вам все будет сказано в свое время.
— А правда, что в доме была найдена записка?
— Кто вам это сообщил? — недовольно спросил полицейский.
— Это правда или нет?
— Мне об этом ничего неизвестно. Расходитесь, господа, в четыре часа будет пресс-конференция, и вам сообщат самые последние сведения.
Вокруг оцепленного дома толпилась местная публика. К самому настырному журналисту приблизился человек в соломенной шляпе, мятых брюках и клетчатой рубашке.
— Можно с вами поговорить?
— Пожалуйста, — с готовностью отозвался журналист.
— Это я сообщил про этот дом. Журналист обрадовался:
— Что вы говорите, это необыкновенно интересно. — Он включил диктофон. — Простите, как ваше имя?
— Фриц Рихталер.
— Вы бельгиец?
— Да, я бельгиец, фламандец немецкого происхождения. Дело в том, что у меня тут лужок неподалеку. Вчера днем я заезжал сюда и немного покосил. Когда отправился домой обедать, навстречу мне ехал серый автобус семейного типа. Номера, по-моему, немецкие. Я ужасно удивился — место заброшенное, кто же, думаю, мог сюда заявиться, здесь вообще никого не бывает. И никто здесь, кроме меня, годами не ездит. Все травой заросло выше головы. Про этот дом я, конечно, слыхал. Говорили, что хозяева никак не могли продать свою развалюху, слишком много за нее просили. Не понравился мне этот автобус, я сам не знаю, почему. Решил больше не косить сегодня, даже машину оставил дома. Прошел пешком полтора километра. Около этого дома только в двух местах небольшие кусты, а так все открыто. Смотрю: автобус стоит, никого в нем нет. Я прождал до ночи, но никто не появился. Стал думать, какого черта я сюда приперся. Я немного привык к темноте, к тому же луна ярко светила, все было видно. Я даже пожалел, что нет косы, мог бы поработать, как начнет светать. В этот момент они появились. По-моему, это какая-то банда. Их было несколько человек, не меньше четырех, может больше. Они замешкались перед тем, как войти в автобус, что-то туда укладывали. Переговаривались между собой тихо.
Журналист слушал внимательно, не перебивая. Он только спросил:
— А на каком языке они разговаривали?
— Я не совсем разобрал, но не по-немецки точно, может быть, по-польски. Как только они уехали, я подошел к тому месту, где стоял автобус. Ничего я там не нашел. Думаю, раз уж я здесь, дойду до этого жуткого дома. Когда подошел, уже начало светать. Участок не огороженный, там все заросло крапивой и кустарником, но сильно потоптано. Дверь не заперта, только слегка прикрыта. Я дверь открыл, а тут небольшой ветерок подул и бумажка вылетела. — Рихталер хитро посмотрел на заинтригованного журналиста. Продолжил медленно. — Я подобрал бумажку и прочитал: там совсем немного написано.
— А что там написано? — в нетерпении воскликнул журналист.
Рихталер начал переминаться с ноги на ногу.
— Понимаете, — сказал он, помявшись, — я потом еще кое-что узнал. К Штефену Ферштедтену племянник с детьми приехал из Гамбурга, а его автобус вчера вечером угнали.
— Понятно, это очень важно — сказал журналист, — но что было написано в записке?
Рихталер произнес после небольшой паузы:
— Это я вызвал полицию.
Журналист наконец понял, чего хочет его собеседник.
— Сколько вы хотите? — спросил он.
— Пятьсот. Только немецких, а не бельгийских.
— Хорошо, хорошо, решать будет редакция.
— Мое имя не должно упоминаться, — сказал Рихталер, — а то меня привлекут. Я все им рассказал, но про записку ни слова.
— Понимаю, — кивнул журналист, — вы решили заработать. Но слухи ходили о еще какой-то записке.
— Да нет, — отмахнулся Рихталер, — это ерунда, уже все знают. Просто еще какой-то клочок бумаги нашли, но пустой! А настоящую записку нашел я! — с гордостью произнес Рихталер. — Если обещаете меня не называть, то можем сговориться.
— Не волнуйтесь, наша газета никогда не раскрывает имена информаторов. Поехали в редакцию!
После отъезда французов барин залез к себе в лоб и снова настроился на русский язык. Они со Странной еще несколько раз вливали в себя эликсир. Теперь они проделывали это не на глазах у землян, а в своем кабинете на первом этаже. По звукам-грюкам, доносящимся из их комнаты, ни у кого не было сомнения, чем они там занимаются. Странна вышла в зал с опустошенной канистрой подмышкой. От канистры шел отвратительный запах дьявольской смеси. Странна небрежно бросила канистру около камина. Дворняшин проследил ее жест, он сказал с добродушной ухмылкой:
— Мне бы тоже чего-нибудь выпить не мешало, как ты думаешь, Странька? — Он даже дотронулся до ее плеча. Но она резко от него отшатнулась. — Вот какая ты гордая, — обиделся Дворняшин, — а был бы у тебя рот, мы б с тобой…
— Ты, кажется, продолжаешь! — оборвал его барин, незаметно вышедший из кабинета.
Он приблизился к низенькому столику, за которым сидела невозмутимая Странна. Она раскрыла чемоданчик и погрузилась в только ей понятные манипуляции на компьютере. Барин посмотрел на Дворняшина долгим и опасным взглядом:
— Я тебе вообще запрещаю с ней общаться! Все контакты только через меня. Понял?
— Понял! — с готовностью сказал Дворняшин. — Если нельзя, то я, конечно, понял, но, сами понимаете, иногда…
— Я тебе все сказал, — Дворняшин слегка приподнялся от выразительного белого взгляда. — Иди к ним наверх, пусть напишут список необходимых продуктов. Потом поедешь в супермаркет Леклерк. Купишь все, что они скажут. Пусть кушают, — барина передернуло от отвращения. — Рассчитывай примерно на неделю.
