Как повываешь? - Жаклин Хайд
— Что?
Прямо сейчас я просто знаю, что мне нужно держать ее как можно дальше от него. Все, кто был здесь во время взлома Talbot, находятся под подозрением, но я сразу понял, что ни она, ни Обри, ни Джордж к этому не причастны. Эта женщина почти не пользуется социальными сетями, и у нее в комнате нет ни одного устройства, с помощью которого можно было бы взломать систему.
Но если Фрэнк вмешается в мое расследование, то только накинет говна на вентилятор30.
— Тебе не потребуется участвовать в торжествах, — это должно ее обрадовать, ведь тогда не придется надевать костюм, да и ее нагрузка снизится, так как не нужно будет разносить столько блюд лично. Это решает все проблемы, особенно связанные с этим громилой. — Да. Хорошо. Можешь идти.
Мои руки неконтролируемо дрожат, когда я встаю и направляюсь к двери. После того как я жестом показываю ей выйти, я сцепляю их за спиной.
— Что? Вот так просто? — спрашивает она, и ее тон говорит, что я наконец смог лишить ее дара речи.
Мои руки опускаются по бокам, сжимаясь в кулаки, а кровь начинает закипать. Эта упрямая девчонка.
— Женщина, ты не можешь просто порадоваться? Я думал, что это именно то, чего ты хотела!
— Нет, я просто хотела подходящий костюм.
— Так тебе вообще не понадобится костюм. Я поговорю с Фредриком.
— Вот именно о костюме я и хотела поговорить. Мне не нужно, чтобы он был мужским. Мне просто нужно, чтобы он сидел нормально и не грозил поджечь меня или этот громадный замок вместе с тобой. Как бы заманчиво это ни было.
Дерзкая сучка явно не понимает, когда стоит остановиться, и, судя по всему, не чувствует опасности, в которой находится.
— Ты самая проблемная женщина из всех, кого я когда-либо встречал, — я злюсь про себя, пытаясь успокоиться, чтобы не показать ей свой истинный цвет глаз. Это всегда первый признак того, что я теряю контроль над своей формой, но обычно такого не случалось — до тех пор, пока не появились она и ее дурацкие духи, которыми я вынужден дышать уже несколько дней.
Я поспешно подхожу к окну и распахиваю его, вдыхая драгоценный свежий воздух.
— Тебе обязательно спорить со всем, что я говорю? И ты всегда флиртуешь с каждым встречным мужчиной? — выпаливаю я, удивляя нас обоих.
— Я даже не знаю, зачем вообще пытаюсь вести с тобой взрослый разговор. Ты вообще себя слышишь? — на ее лице мелькает презрение, прежде чем она направляется к двери. — Надо было просто отправить электронное письмо.
— В следующий раз так и сделай. И никаких прогулок по коридорам. Просто выполняй свою работу и оставайся в своем крыле.
— Ты мне не начальник. Мне все равно, кто подписывает чеки.
Я шагаю к ней без страха и угрызений совести, потому что, нравится ей это или нет, я ее начальник. И я просто пытаюсь защитить свою сотрудницу.
— Уитли, — ее имя срывается с моих губ низким рычанием. Я наблюдаю, как ее ноздри раздуваются от ненависти, когда я убираю за ее соблазнительное ухо этот упрямый локон, который никогда не держится на месте. — Я твой гребаный начальник.
Наши груди соприкасаются, и я дышу медленно, ощущая в воздухе между нами легкий аромат ее возбуждения. Ее зрачки расширяются, а щеки начинают краснеть. Интересно, что даже когда Фрэнк пытался флиртовать с ней, от нее не исходило такого запаха. Я наклоняюсь и вдыхаю ближе, прежде чем успеваю себя остановить.
У нее перехватывает дыхание, и она отворачивается с дрожащей рукой.
— Ты, может, и мой начальник, Коннор, но не рабовладелец, — говорит она, ее взгляд полон жара и гнева. — И в контракте нигде не сказано, что я не могу наслаждаться всеми зонами отеля во время работы. Если ты пытаешься наказать меня за неподчинение, сделай так, чтобы это соответствовало условиям нашего контракта.
Она вздергивает голову и стремительно уходит по коридору. Я наблюдаю, как покачиваются ее бедра, пока она пытается подавить свой гнев… или желание — не уверен, что из этого сильнее. Эта женщина — настоящий фейерверк. Ее руки сжимаются в кулаки, когда она издает сдавленный крик отчаяния и сворачивает за угол, скрываясь из виду.
Я зацикливаюсь на конце нашего разговора и стону, осознавая, что из-за этой перепалки у меня снова встал. Такое случается почти каждый чертов раз, и это бесит до невозможности.
— Ты не мой рабовладелец, — передразниваю я, проводя руками по лицу.
И, конечно же, я представляю именно это — как владею ее изгибами, утыкаюсь лицом в ее кожу, держку аппетитную задницу в своих руках. Как ее губы приоткрываются в крике, когда я трахаю ее до бесчувствия, в то время как мои пальцы сжимаются вокруг горла, чтобы она, черт возьми, заткнулась, пока я это делаю.
Мой член вытягивается по стойке смирно, натягивая молнию на брюках. Черт.
У меня слишком много забот: Фрэнк, гости, персонал и Уитли — не говоря уже о том, как сильно она меня возбуждает. Блядь, я должен был сказать, чтобы она никому не упоминала о том, что владелец Talbot здесь. Последнее, что мне сейчас нужно, — это папарацци, добавляющие хаоса ко всем дерьмовым вещам, с которыми придется разбираться.
Если Фрэнк все еще думает, что это я взломал Talbot, и попытается использовать Уитли или любую другую сотрудницу, чтобы добраться до меня, он не получит ни единого шанса довести свои угрозы до конца. Мне наплевать, кто взломал его компанию, и у меня нет никаких планов на Уитли.
Он заслуживает женщину, которая обведет его вокруг пальца. Что касается Уитли, она достойна куда большего, чем такого мужчину, как я.
Однако, как только она увидит, какой он мудак, она сама его пережует и выплюнет.
Я откидываюсь на спинку кресла, пытаясь игнорировать, насколько раздражает одно только присутствие Фрэнка.
Я глубоко вдыхаю, и из меня вырывается рычание. Почему ее запах до сих пор заполняет воздух в кабинете? Она умчалась, но ее идеальная задница осталась сидеть на стуле, оставив на нем аромат ванили, пряностей и злости — смесь выпечки и ярости.
Я вскакиваю на ноги, чтобы уйти, мне нужно что-то сделать, что угодно, чтобы не сорваться и не начать обнюхивать ее стул, как наркоман. Рука начинает дрожать, а член набухает до боли в строгих брюках. Морщась, я поправляю его и уже собираюсь уйти, но останавливаюсь, когда в голове мелькает возможный ответ.
— Черт возьми, — бормочу я. —