Жена неверного ректора Полицейской академии (СИ) - Удалова Юлия
Если б со мной так разговаривали — я б в рожу ему плюнула, отвернулась и ушла, хлопнув дверью.
Но бедную глупую Бьянку было уже не остановить…
Дорвалась до роскоши, до жизни сильных мира сего.
Она даже подумала, что сможет играть в их игры.
Бедная, несчастная, недолюбенная девочка…
Как бы мне хотелось тебя обнять, пожалеть…
Да, семье Рэтборн тоже потребовалось доказать новому королю свою верность.
Таким причудливым образом бедная дочь посудомойки из сиротского приюта и оказалась между двух огней, между двух знатнейших и древнейших аристократических родов.
Но, как я понимаю сейчас, Бьянка об этом не заботилась.
Та девушка, в тело которой я попала, состояла из странной смеси простодушия, самоуверенности, но в тоже время глубокой неуверенности в себе и твердолобого упрямства.
А еще, конечно же, эмоций, эмоций, эмоций, с которыми она не могла сладить, и выплескивала их на окружающих, как фонтан.
Но все это ни в коем случае не умаляло того факта, что две уважаемые богатые семьи жестоко и хладнокровно сделали простую девушку разменной монетой во всех этих политических интригах, стремлении доказать свою верность правителю.
Для Кастро и Лианса Рэтборна Бьянка была лишь мелкой сошкой, или, даже скорее, пустым местом.
Но теперь Бьянка — это я.
И я не собираюсь быть послушной марионеткой в руках любовницы своего мужа и пешкой в чужой игре.
А потому даже хорошо, что герцог с герцогиней вызвали нас на ужин.
Познакомлюсь со своей высокородной семейкой.
И… постараюсь найти их слабые места.
Хорошо, что терпеть неприятности поездки в бричке пришлось еще недолго. Где-то час, может, полтора.
Клянусь, у меня будет своя карета.
Комфортабельная богатая карета.
Больше никогда, никогда не поеду вот так, на козлах с кучером!
У меня будет самый роскошный, богатый и великолепный экипаж в Декстоуне.
Клянусь.
Я обещаю.
— О, Антония, сердце мое! — вскричала виконтесса Филомена, едва бричка прикатила к главному входу особняка. — Не замерзла, пока добирались? Дориан, сынок, ты выглядишь озябшим? Прикажу немедленно подогреть ванную.
Ой, ну начинается!
ГЛАВА 27
Виконт и виконтесса Кастро с большой живостью встречали детей из академии.
Своих детей.
СВОИХ.
Но не меня.
Впрочем, когда приемные матушка с папенькой закончили тормошить, обнимать и целовать драгоценных сыночку-корзиночку и лапоньку-дочку, немного внимания досталось и мне, осторожно выбравшейся из брички и в нерешительности застывшей неподалеку.
А именно — мне было свысока объявлено, что сегодня у Кастро особенный гость, а значит, я должна вести себя и выглядеть на ужине подобающе, дабы «не ударить в грязь лицом».
То, что произошло далее, я как какой-то кошмар — иначе охарактеризовать не могу.
Филомена скомандовала «фас», и ее служанки набросились, как разъяренные тигры!
И давай меня расчесывать, красить и обряжать в новое платье!
Человек десять хлопотали над моим преображением, не меньше.
В зеркало я посмотреть не могла, но подспудно чувствовала, что они делают что-то ужасное.
Но моего мнения, разумеется, никто не спрашивал.
Когда, спустя около часа таких вот манипуляций, я все-таки увидела свое отражение в зеркале, то чуть не упала в обморок.
Это было что-то с чем-то!
Во-первых, меня обрядили в необыкновенно пышное платье с огромными фижмами по бокам, которые даже не помещались в дверной проем. Оно было нарочито помпезное, из какой-то тяжелой плотной светло-голубой ткани, вышитой золотистой нитью, и совершенно мне не шло.
Во-вторых, мои волосы взбили над головой в устрашающе высоченную башню, украсили бантами и напудрили так сильно, что я переквалифицировалась в блондинку с очень странным оттенком.
В-третьих, с моим лицом очень щедро поработали белилами, при этом излишне ярко выделив губы, скулы и глаза.
В качестве изюминки на торте мне на щеку прилепили мушку.
Все это в совокупности выглядело ужасно!
Если раньше я была похожа на девушку, пусть простоватую и полноватую, но живого человека, то сейчас я напоминала какую-то карикатуру — разряженную куклу.
— Неплохо, — послышался голос Филомены, которая уверенно вошла в мою комнату. — Вот теперь она действительно похожа на ту, кем является.
Я понимала, о чем она…
Мой помпезный безвкусный наряд буквально кричал: «Можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки — нет!», кричал о том, что даже несмотря на фамилию Кастро, я ненастоящая Кастро, я этой семье не ровня, чужая, пришлая.
— В чем причина такого… помпезного образа? — сдержанно поинтересовалась я.
— Причина в том, милочка, что наш сегодняшний гость — сам граф Бейлис с супругой, сиятельной графиней Жанной, — без обиняков заявила Филомена. — Когда-то граф потерял своего ребенка, и теперь печется о нуждах чужих отпрысков. В обязанности графа входит следить за тем, как живут сироты в приемных родах и инспектировать такие семьи. И нам бы очень не хотелось, чтобы граф счел, что мы тебя в чем-то обделяем. Пусть видит — у тебя есть возможность наряжаться, пользоваться услугами парикмахеров и визажников, ты счастливая замужняя дама и дочь богатейшего рода.
Я замолчала, услышав знакомую фамилию. Это был тот самый граф Бейлис, в замке которого и работала посудомойкой мать Бьянки, которая от нее отказалась и сдала новорожденную дочь в приют.
Совпадение?
Не знаю.
Ой, чувствую, надо быть начеку!
В этом мире очень сильна принадлежность к роду. И даже если девушка выходит замуж, она все равно не утрачивает связь со своей семьей.
Кастро хотят устроить для графа показательное выступление. По статусу, если не ошибаюсь, виконт ниже графа, поэтому Кастро постараются выслужиться и произвести хорошее впечатление любой ценой. Для этого меня с Анотонией и Дорианом вытащили из академии и устроили весь этот «семейный» ужин.
А сами, между прочим, даже выдали Бьянку замуж без наследства, жадюги поганые!
— Но, матушка, разве мне обязательно выходить под очи четы Бейлисов в таком… м-м-м… пышном виде?
— Обязательно! Пусть видит, кто ты! — обрубила виконтесса Кастро. — Как вышла замуж за ректора, так и голосок прорезался, я смотрю? Думаешь, составила такую удачную партию и теперь тебе все можно? Но в моем доме ты не имеешь никакого права голоса, и станешь делать то, что я велю! И если я велю выйти к ужину, кивать, улыбаться и держать свой рот на замке, ты так и сделаешь, уяснила?
В голосе виконтессы Филомены явственно зазвучало раздражение и глубочайшее презрение ко мне, которая была для нее, как бельмо на глазу, но которую приходилось терпеть и даже называть дочерью.
В этот момент служанка, которая осталась прибираться после учиненного визажниками кавардака, случайно уронила шкатулку с невидимками, и шпильки осыпали юбку и туфли виконтессы металлическим градом.
Реакция Филомены была незамедлительной.
Она размахнулась и влепила девушке пощечину.
— Безрукая тварь! Учишь их, учишь, а все равно свинья останется свиньей, хоть наряди ее в шелка и бархат.
Было прекрасно ясно, о ком в действительности она говорит.
Девчонка стала собирать шпильки, но руки ее тряслись. Я опустилась рядом и принялась помогать ей и подбирать невидимки.
— Совсем с ума сошла? Попортишь прическу и платье! — вскричала виконтесса и подняла меня с пола, схватив за руку. — Говорят же в народе — не родятся от осинки апельсинки. Прекрати заниматься глупостями, пора спускаться к ужину. И только попробуй что-нибудь выкинуть. Сама понимаешь, это не в твоих интересах. Если, конечно, не хочешь вернуться в приют и продолжить окучивать там картошку с морковкой. Уяснила?
— Уяснила, матушка, — я опустила взгляд.
— Сколько раз велела не называть меня этим плебейским словом «матушка»! В дворянских семьях не приняты эти ужасные «мама» и «папа». Только «госпожа моя матерь» и «господин мой отец».
