Здравствуй, я твоя мышка! - Зоряна Лемешенко
Я пожевала губами, но всё же спросила:
— А почему?
Руслан сделал глоток горячего напитка, будто собираясь с мыслями.
— У меня была неудача в личной жизни. Собственно, поэтому я и пошёл в послушники, собирался стать монахом.
— Ты так любил её?
— Любил.
Ревность-гадина подняла свою треугольную морду и высунула змеиный язык. Я страшно позавидовала той, которую так сильно любил мой вампир. А разлюбил ли? Я побоялась спросить.
— Расскажи о себе, каким ты был. Если хочешь, конечно.
Глава 24
— Это долгая и неинтересная история, — скривился будто от лимона мой вампир.
— Для меня интересная, но если ты не хочешь… — мне снова было немного обидно, а этот раз от того, что Руслан не хотел делиться своим сокровенным, как мне казалось.
Я порядком устала от этого чувства, сама себе казалась какой-то неадекватной, но ничего не могла с собой поделать. Меня ощутимо штормило, и это само по себе сильно изматывало.
Видимо грусть отразилась в моих глазах, поскольку Руслан пододвинулся ко мне поближе, сгреб меня в объятия и, прижал к себе.
— Ну, конфетка, сама захотела в такой яркий весенний день послушать скучнейший рассказ в своей жизни, — с грустной улыбкой сказал он.
Затем сделал ещё глоток уже остывшего кофе и начал рассказ:
— Я не принц, не князь, детка, как обычно в женских романах бывает. Но кое-какая дворянская кровь во мне есть. Вперемешку с крестьянской. Я — байстрюк, в то время это был почти приговор. Моя мама была крестьянкой, добрейшей женщиной, красивой и такой… светлой что ли. Вот её свет и притянул этого мотыля — папашу моего. Не знаю, наплёл он ей с три короба или силой взял (мать никогда о нём ничего не говорила, ни плохого, ни хорошего), но в результате появился я.
Я слушала затаив дыхание. Пока это казалось ещё фантастичнее того, что мне это рассказывал вампир. А Руслан тем временем продолжал:
— Детство у меня было счастливым: я носился по полям, по лесам, пас коров, собирал грибы, удил рыбу… Это была настоящая свобода, как мне казалось. Но выяснилось, что это было пока был жив старый граф, а потом он умер и мы — все крестьяне — перешли в собственность его вдове. И вот тогда стало туго, она была чокнутой садисткой. Больше всех доставалось женщинам и детям. И тогда моя мама каким-то образом разыскала отца и рассказала обо мне, чтоб он забрал меня из этого ужаса. Помню нашу встречу: он ошалело смотрел на меня, так как я был очень на него похож. Он выкупил меня у помещицы, а мама осталась… Я плакал и просил, но отец сказал, что он из обедневшего рода и у него просто нет больше денег. Больше я маму не видел…
Я гладила плечи Руслана, хотя внешне он был очень спокоен, чего нельзя было сказать обо мне. Я живо представляла себе сцену расставания матери и её маленького сына. Она оставалась в аду, а его отдавала в неизвестность в надежде на спасение.
— Когда я вырос, я поехал за ней, конечно… но она недолго прожила после того, как отец забрал меня, — вампир прочистил горло и продолжил, — в доме у отца мне тоже было несладко. Его жена ненавидела меня, потому что уже много раз у неё рождались мёртвые дети. А я был жив, будто упрёк её несостоятельности как женщины. Я старался больше времени проводить с крестьянами, мне было ближе то общество. Но там тоже сторонились меня, ведь я был сыном помещика, хоть и незаконнорожденным. Когда я стал юношей, отец пристроил меня на службу к одному князю и решил сразу два вопроса: выпроводил раздражитель из дома и получил более тесное общение с князем.
Руслан немного помолчал, глядя на море, что виднелось в открытое окно.
— Там у меня случился роман, очень неудачный. После него проблемы были и у меня, и у отца, и у той девушки… Так я стал послушником, а потом ты вкратце знаешь… А после обретения бессмертия началась моя борьба за остатки человеческого. Особенно трудно было в 1812, я едва не потерял себя…
— Расскажи…
— Я старался жить обычной жизнью, насколько было возможно, глушил свой голод кровью животных, но это было тяжело. И тут по нашей местности начали собираться отряды для борьбы с вражеской армией. Я подумал, что борьба за Родину, должна во мне укрепить мою суть, душу. Но я ошибся. Запах крови свёл с ума, я крошил французов, упивался их кровью до невменяемого состояния, демон во мне был тогда силён как никогда. И однажды в голове мелькнула мысль, что я потерял путь… я хотел спасать наш народ, а скатился к сумасшествию и жестокости. В войне нет романтики. В войне борьба за себя каждую секунду. И та мысль стала моим якорем. Я не знаю на каких ресурсах, но я переломил себя. Я больше не пил кровь, хотя продолжал делать своё дело. О нашем партизанском отряде даже историки пишут…
Руслан криво улыбнулся, вспоминая давно минувшие дни.
— А потом столько всего закрутилось, Мил. Но я научился держать себя в руках. Я выбирал свою сторону, ни одна война мимо меня не прошла, но я всегда оставался человеком. И этим я горд. Даже вампирское кодло меня надолго потеряло из виду. Попался глупо — в госпитале после Великой отечественной. Где ещё могут быть вампиры, как не возле места, где много крови и умирающих? Никто ведь не заподозрит, если кто-то из раненых не проснётся. Вот один "счастливчик" пытался укусить меня, до сих пор помню его глаза, — засмеялся мой вампир, — жалею, что не прибил его. Но я тогда был очень слаб. И с тех пор они от меня не отлипают…
Я согрелась в его руках, слушала одним ухом вибрацию голоса в груди, а вторым ухом его обволакивающие мурлыкающие нотки. Да уж, жизнь выдалась моему вампиру такая, что не один фильм можно снять. Вот только он опустил одну историю, ради которой я и уговорила его на этот монолог.
— Рус, а расскажи о ней…
И я почувствовала, как руки Руслана напряглись, но он сказал:
— Настырная… Слушай тогда.
Глава 25
Я ловила каждый звук, что вылетал изо рта моего вампира. Он будто перенёсся в седую старину, оставив мне лишь свою оболочку. Он смотрел куда-то вдаль и говорил о своей жизни в поместье князя, подбираясь к самому главному.