Опасные приключения попаданки (СИ) - Хорол Аннэт

Отодвинуть шкаф было тяжеловато, но вскоре я справилась и заглянула вниз. Крутые ступени хранили молчание, и я осторожно ступила по ним, постаравшись прикрыть шкаф за собой поплотнее.

Несмотря на страхи, картина, открывшаяся мне, была довольно ожидаемой. На ворохе тряпья по-прежнему лежал Анатоль без сознания. Неподалеку стояла лоханка с водой, а рядом валялись грязные свернутые тряпки, на некоторых из них виднелась запекшаяся кровь. Лицо мужчины было чистым, но очень бледным. Правая рука бережно завернута в несколько слоев порванной на куски простыни.

Рядом с топчаном, прислонившись к стене, спал Грегори, свесив голову. Он был переодет в чистую одежду, но царапины и ссадины перебинтованы не были, что говорило о том, что сам о себе он не позаботился. Несмотря на крайне неудобную позу, падре даже не пошевелился, когда я к нему подошла. Сложив первое попавшееся тряпье в несколько слоев, я подложила его под спину падре, однако, тот проснулся и резко схватил меня за руку.

— Ой! — воскликнула я. — Извини, не хотела тебя тревожить.

Испуг в глазах преподобного тут же прошел, он без слов вскочил и кинулся к Анатолю. Тот не шевелился и лежал тихо, словно мертвый. Священник склонился к его губам, потом с облегчением вздохнул.

— Я пытался помочь ему. Перевязывал раны и молился всю ночь. Это все, что в моих силах.

Я подошла к святому отцу и положила руку на плечо.

— Сейчас я принесу еду!

— Не нужно. Я не голоден.

— Пожалуйста, — настояла я. — Тебе нужно поесть.

Он кивнул, и через несколько минут я уже спускалась обратно, держа одной рукой поднос с моим завтраком.

Падре тотчас же принялся жадно хватать еду и впихивать ее себе в рот.

— А ты говорил, что не голоден! — театрально возмутилась я и всплеснула руками.

— Честно сказать, только сейчас ощутил вкус, — пояснил преподобный с набитым ртом.

— Аппетит приходит во время еды! Поговорка такая.

Подождав пока Грегори все съест и отставит поднос в сторону, я достала баночку с мазью.

— Это ведь мазь Анатоля. Может быть попробуешь смазать ей… крыло, — последнее слово я выговорила с трудом.

Священник кивнул и взял мазь. Он склонился над Анатолем и начал разматывать ветошь.

— Тебе, наверное, интересно, что приключилось с ним и почему он принял облик Дракона? — спросил падре, не смотря на меня.

Где-то внутри себя я надеялась, что все-таки там будет обычная человеческая рука, а крыло окажется лишь ночной галлюцинацией, но вид темно-коричневого кожистого органа с бугрящимися наростами отбросил все сомнения.

— Это… выглядит ужасно, — тихо заметила я. — Конечно, блин, мне интересно, что с ним случилось!

Падре принялся осторожно обтирать израненные места, не морщась от прикосновения к крылу, точнее его ошметкам, потому что часть ткани странно почернела и скукожилась, словно постепенно высыхала.

— Знаешь, я тебе расскажу нашу историю, но жду от тебя сочувствия и прошу меня не осуждать, — он на мгновение остановился и взглянул на меня. — Ты меня понимаешь? То, что ты узнаешь, не должен услышать никто из наших людей.

— И даже Агриппина? — насмешливо спросила я, приподнял одну бровь.

— Она знает не все.

— Но о Драконе и об Анатоле она знает? — уточнила я.

Падре кивнул.

— Благодаря ей, он все еще жив. Это долгая история. Все началось с того, что к нам в приют пришел бродяга. Он шел из дальних краев и почти умирал, но все-таки нашел нас. Когда мы с Агриппиной увидели его под дверьми нашего приюта, мы были уверены, что он уже испустил дыхание. В ту ночь стояла полная луна, — тут Грегори остановился, присел на топчан рядом с Анатолем и посмотрел вдохновленно наверх, словно видел сейчас ту ночь и ту круглую луну на сером потолке в темных разводах. — Она была такой круглой и светила так ярко, что некоторые предметы можно было рассматривать как днем. Тот бродяга был покрыт страшными язвами, из которых сочилась зелено-бурая слизь. Язвы виднелись повсюду — на ногах, руках, даже на лице. Но мы никому не отказываем в нашем приюте, поэтому, убедившись, что он дышит, затащили его внутрь и положили прямо у порога. Несколько дней Мадлен, моя жена, — голос Грегори осекся, но он тут же продолжил, — выхаживала болезного — она обтирала ему уксусом раны, промывала водой сухую кожу и старалась накапать в рот хотя бы несколько капель бульона. Как ни странно, но через день бродяга очнулся и поведал, что он был предводителем мятежников в другом конце страны. Они жили в далеких густых лесах и планировали очередной налет, как налетел страшный вихрь, после которого выжил он один и то чудом! Но после того события он сильно заболел — начал покрываться сочившимися язвами. Он ходил из одного села в другое и каждый раз оставлял после себя смерть. Те люди, рядом с которыми он находился, неизбежно умирали. В конце концов, в одном глухом селе ему рассказали о ведьме с Гиблых Болот, которая сможет вылечить его недуг. В поисках этой ведьмы он и набрел на наш приют. Неподалеку отсюда и начинаются те места, куда ушла жить ведьма, — падре говорил спокойно и без спешки, не глядя на меня. — Про нее ходили всякие слухи. Я еще был совсем юным, когда она ушла от людей. К ней потом отряд засылали, чтобы убить ее, только вот не вышло. Тогда выжило всего два человека, да и те тронулись умом. Поэтому я не знал, жива ли она и сможет ли действительно оказать помощь больному путнику.

Тут падре сделал паузу, чтобы вновь замотать израненное крыло.

— Это была чума, — прошептала я, осененная догадкой.

— Да, вероятнее всего, — согласился Грегори. — Лекарства от нее не существует..

— Но, подожди, — воскликнула я. — Если ты общался с больным чумой, то…

— Почему я жив? — грустно закончил за меня падре.

Я лишь кивнула, в нетерпении ожидая продолжения истории.

Вскоре преподобный удовлетворил мое желание.

— Когда мы поняли, что это чума, я немедленно убрал Мадлен от того бродяги. Я велел запереть его здесь, в этом подвале. Он лежал там, — падре махнул рукой на противоположный край стены, где сейчас высилась лишь гора грязной одежды да корзина с парой гнилых яблок. Я с содроганием взглянула туда, подумав, что никаких прививок от такой болезни тут еще не изобрели. — Однако, было слишком поздно. Мадлен заболела первая. У нее начался сильный жар, бред, она все чаще находилась не здесь, а витала в своих ужасных снах. Ее тело начало покрываться язвами, также как и тело бродяги. Раны сочились гноем и ничего не помогало.

Падре замолк и я увидела, что ему тяжело вспоминать те дни. С сожалением я смотрела на него, представляя, что ему пришлось пережить. У меня в горле встал ком, и я не знала, как мне лучше поступить. Я не была уверена, что сейчас ему нужно мое утешение. Тем временем преподобный продолжал говорить, глядя в прострации куда-то в сторону, словно рассказывал свою историю невидимому рассказчику.

— Затем заболела Агриппина, еще несколько наших людей, живших в приюте, в том числе сиделки-монахини. Я не знал, что делать. От отчаяния я буквально не находил места и рвал на себе волосы. Я кричал и срывался на бродягу, который принес ужасную болезнь в наш приют. Сейчас я жалею об этом, он хотел помощи, он желал спасти свое тело и свою душу. Он был уверен, что проклят и верил, что ведьма сможет помочь ему. Одной ночью, когда Мадлен переставала узнавать меня, мы собрались выдвигаться на Болота, хотя преподобный приюта — святой Марк был против. Он лишь молился и уповал на господа бога, на его помощь. Но я потерял всякую надежду. Мне было все равно — хоть спуститься в сам ад за помощью, лишь бы Мадлен осталась жива и здорова. Но этой же ночью бродяга умер.

Падре снова осекся и я увидела, что в глазах у него заблестели слезы. Я не смогла себя сдерживать и подбежала к нему, обняла и сказала:

— Ах, Грегори! Как это все ужасно. Поистине трагические события.

Падре вздохнул, собираясь с силами и продолжил:

— За бродягой умер и преподобный, а через одну ночь умерла и моя Мадлен.