Ольга Смирнова - Случайное добро
Рассвело. Матвей сел на кровати, потер глаза и попытался вспомнить, когда в последний раз спал ночью. Получалось, что очень давно. Как он вообще держится? Это всё мысли виноваты. Мысли, эти изнуряющие назойливые мысли, будто коршуны, подстерегают, следят, когда он потеряет бдительность, и нападают, атакуют, клюют…
…За завтраком Матвей сказал категорично:
— К врачу не пойду.
Сегодня еда казалась еще более отвратительной, чем обычно, и запихать в себя хотя бы ложку ему так и не удалось. Его лихорадило, он не мог усидеть на месте, все теребил кромку скатерти, перекладывал ложку с места на место, крутил тарелку. При этом он искоса, тайком рассматривал мать, словно никогда прежде не видел. Все искал доказательства — или оправдания. Пытался определиться, понять, заметить. И вот брякнул о враче.
Алевтина Григорьевна медленно положила ложку на стол, выдержала трагическую паузу и ответила:
— Это для твоего же блага.
— Нет.
— Я - твоя мать, я лучше знаю.
«Это я лучше знаю! Потому что я — это я! — завопил Матвей мысленно. — Не пойду к врачу, не хочу к врачу!»
Больше всего на свете ему хотелось спросить, что же она чувствует на самом деле, возгордится ли, если он отомстит за нее, но он бы скорее язык себе откусил, чем произнес хоть слово.
— Пойду, прогуляюсь, — выпалил Матвей и вскочил из-за стола, отодвинув тарелку подальше.
Алевтина Григорьевна хмуро смотрела сыну вслед. Все, что она хотела сказать, Матвей знал наперед и слушать не хотел категорически. Может быть, это трусость — избегать конфликта, но у Матвея не было сил отстаивать свою независимость. Сил на это у него, впрочем, не было никогда, но сегодня это было ему особенно очевидно. Может, сказывался хронический недосып, может, пустой желудок, но Матвей не мог больше этого выносить.
Он выбежал на улицу и болтался там до вечера. Михаил то появлялся, то исчезал по своим делам. Матвей психовал, обвинял его в слежке, пару раз пытался убежать, путая следы как заяц, но только прохожих напугал.
— Ты уже весь мой, — заявил ему Михаил, улыбаясь. — Зачем бежать? От себя не убежишь. От меня — тем более. Давай лучше мороженого съедим, которое ты больше всего любишь. Мамаши твоей нет, ругаться никто не будет.
Домой Матвей пришел измотанный. Мать встретила его в коридоре застывшей статуей, но он молча прошмыгнул мимо. В кухне работало радио. Матвей привычно абстрагировался от назойливой болтовни и стал сосредоточенно мыть руки. И вдруг услышал, как диктор говорит:
— Вы, Матвей Корнеевич, с желаниями-то определились? А то мы ждем, ждем, а вы всё решиться не можете. Зрителей заставляете скучать.
Матвей даже голову повернул в сторону бестолковой говорильни. В это время мать зашла в кухню.
— Матвей, нам надо поговорить.
— Тсс! — прошипел Матвей и навострил уши.
— Вы, Матвей Корнеевич, понимаете, что от вашего решения зависят судьбы многих волшебников? Принцип равновесия не имеет под собой достаточной доказательной базы. Однако на вашем примере мы сможем принцип либо подтвердить, либо опровергнуть. Вы — наш первооткрыватель, можно сказать. Мы следим…
— Ты это слышала? Нет, ты это слышала? — прошептал Матвей. — Невероятно!
— Слышала что?
Неужели это дело рук Михаила? Очередной способ подтолкнуть нерешительного Матвея, Матвея-тряпку, Матвея-нытика к действиям? Заставить принять нужное злодею решение, подчиниться требованиям большинства?
— Вы в окно-то выгляните, не сочтите за труд, уважаемый. Наша машина припаркована на противоположной стороне улицы. Черный фургон.
Матвей и без выглядываний в окно знал, что фургон стоит на заявленном месте. Он его приметил, когда домой возвращался. Уж больно подозрительно выглядела машина — черная, тонированная наглухо, с темными фарами. Зловещая, в общем. А теперь выясняется, что чутье не подвело…
— Мы за вас болеем, Матвей Корнеевич. Порадуйте нас. И да — включите телевизор. Про вас там передача идет по «Первому таанскому».
— Матвей! — мать подошла к сыну и стукнула по руке. — Я с тобой разговариваю!
Матвей вздрогнул, посмотрел на мать. Глаза его возбужденно сияли.
— Не может быть! Этого просто не может быть!
Он скачками помчался в комнату.
— Где пульт? — заорал он благим матом.
Мать вбежала следом, то увещевая, то ругаясь, то угрожая. Матвей не слушал. Пульт был найден, заветный канал включен. На экране была огромная студия. В центре её стояли два кресла, одно из которых занимал ведущий. Периодически камера показывала зрителей, внимающих ему так, словно он изрекал божественное пророчество. Еще были короткие вставки, представляющие главного героя передачи — собственно Матвея Корнеевича в обычной жизни.
Матвей пялился в экран с безумно-счастливым видом. Трудно сказать, что радовало его больше всего — собственная глупая физиономия крупным планом, ночные мысли, высказанные хмырем-ведущим, или красочная перспектива — он прославится, станет уважаемым и, как следствие, любимым.
— Мам, ты только погляди! — возбужденно говорил Матвей, тыча пальцем в экран. — Я только вчера про это думал, а они уже знают! Михаил! Михаил, где ты? Я согласен!
— Матвей! — Голос матери был совсем близко. Так близко, что отдавался в голове волшебника эхом. — Матвей!
Мать выдрала пульт из рук сына и выключила телевизор.
— Сидеть! — рявкнула она, толкая его назад.
Он не ожидал такого, оступился и удачно угодил задом в кресло.
— Что, мама? — спросил он нормальным тоном. — Ты все поняла, правда? Думаешь, принцип равновесия сработает?
В руке матери молнией сверкнул телефон. Не отрывая глаз от сына, она набирала номер.
— Алло, Виталий Евгеньевич? Приезжайте срочно. Срочно, я сказала! Плевать. Только не официально, я не переживу такого позора. Успокоительное захватите, и побольше.
Глава 5. О гостях незваных и званых
Лера спала очень крепко и потому стук в дверь услышала далеко не сразу, только когда он перешел в фазу «вышибание двери».
Кто бы это мог быть? — пронеслось в голове, как только она проснулась окончательно. — У Игната ключи должны быть. Или не должны? Может, хозяин заявился? И без ключей? Сомнительно. Тогда кто? Враги выследили?
Лера кинула быстрый взгляд в окно — то ли ранее утро, то ли пасмурный день, но явно не ночь. Дома ли Игнат? Вряд ли. Он бы тогда уже показался — такой грохот мертвого поднимет. Тогда где он? Раздумывая над этим вопросом, Лера на всякий случай обошла квартиру, никого не нашла и выползла в коридор, где взгляд ее упал на тумбочку у стены. Там, на листке бумаге — записке — лежали два ключа, рядышком примостился сотовый. Решив, что тот, кто ломится в дверь, подождёт, если очень надо попасть внутрь, а если не очень надо — так и скатертью дорога, Лера быстро проглядела записку. В ней ровным Игнатовым почерком, который Лера лучше своего знала, было написано, что ей торжественно оставлен допкомплект ключей на всякий случай и Игнатов телефон на сохранение.
