Осколки тени и света - Мара Вересень
Так Ине остался только сам с собой. Если дубинки не считать. И предков. Это тоже была несуразица: быть, когда таких, как ты, нет.
После побега бродяжил, иногда работал за еду, чаще воровал — не очень-то кто-то хотел с малолеткой связываться и работать брать. Затем к ловцам прибился. На самом деле пролез, чтоб стянуть что-нибудь, но его поймали.
Один из некромантов, Север Холин, которого иначе как Мрак в лагере не звали, стал учить азам. Многое Ине и так знал, он же темный, это его второй дар. Самым сложным оказалось скрывать первый — свою суть, когда кругом случилось столько чужих. Младенцем бабка зельями поила, чтоб он себя не слышал, а как подрос и начал немного соображать, перестала. Нужно было привыкать не «соскальзывать» во тьму, учиться не пересекать грань, оставаясь на пороге, между, тенью среди теней. Из учителей у Ине была только заемная память и бабка, которая из оставшихся даэмейн, коренных жителей Дейма, единственная помнила Истинную речь [1]. Этого хватило.
Грань пришлось пересечь, когда определяли уровень дара. Регистрирующий темный пришел в восторг и вписал в примечании — стабильная некроформа. В Академию приняли без вступительных. «Инд. обуч., темн., м. — некр., магистр, вне кат. С. М. Холин» в графе базовое магическое образование тоже поспособствовало, вместе с внушительной стипендией от новосозданного специального фонда поддержки юных дарований.
Холина Ине сначала люто ненавидел, а потом понял, что так же люто уважает. Сразу после того, как они случайно встряли с драконом на самой границе с Деймом. Ине всю дорогу психовал, потому что оказался так близко к месту, из которого бежал, сверкая пятками, а тут еще и не-мертвый дракон.
От туши остался почти один костяк, выпирающий из земли хребтом, и этот хребет ерзал. Темный всплеск и не такое может.
Скелет ворочался, Холин любовался и думал. Долго. Минут пять. Потом сказал, что только на крови работать, а силой — точечно, по-другому не ляжет. Будто играючи «подцепил» восставшего и пошел вокруг него. Ритуальный нож у Холина был страшный, с клинком в форме полумесяца. Таким только вены вскрывать. Мрак так и сделал. С левой руки текло, а правой он оставлял на земле цепочку тлеющих колючих синих рун. Ине шел следом и удивлялся, сколько в человеке бывает крови и сил.
— Почему неперейдешь? — спросил он.
— У иной формы нет крови в том виде, в котором она нужна, Кайт, — ответил некромант, к моменту вопроса белый, как ползущая вверх луна. Было еще светло, а она выперлась.
— Тогда возьми у меня, — неожиданно для себя предложил Ине, поддавшись порыву. Ему тяжело было держаться и не соскальзывать во тьму так же, как и Холину — кровь пахла слишком сладко.
— Хорошо, — сказал мастер-некромант и обжег провалами глаз в цвет силы: вместо белков и зрачков — бездный мрак и острые синие звезды, осколки, сколы и лезвия. — Возьму, потом. А ты учиться пойдешь, Кайт. Как положено, в старшую школу и в Академию. Я помогу. Но и только, потому как не нянька, а некромант, поднимаю трупы, упокаиваю трупы. Драконов, сиганувших за грань и сохранивших при этом боевую форму, еще не приходилось, но все бывает в первый раз.
Мрак Холин всегда звал его Кайт, что без стоящего не на своем месте отрицания значило «один, единственный в своем роде». Ине сам себя так никогда не звал. Предпочитал быть тем, кого нет. Когда тебя нет, с тебя и спросить нечего, а с единственного все только и спрашивают, потому что больше не с кого._________________________[1] Истинная речь — язык эльфов, пришедших в мир Нодлута сквозь межмировые врата. Не путать с Изначальной речью — языком дивных, уже живших в этом мире.
Часть 2. Крайний. Глава 1
Часть 2. Крайний
1
Сплетенная из разноцветной тесьмы закладка с мелким бубенчиком на хвостике мелодично тренькнула, и я, конечно же, раскрыла протянутую книгу именно в этом месте.
— Те, кто желал обрести будущее, стали светом, отдав за право войти свое прошлое, а взамен получили голос, чтобы звучать даже там, где света недостаточно. Те, кто желал власти и крови, стали тьмой, отдав за право войти свое тепло, а взамен получили власть над кровью, но и она стала властвовать над ними. Те, кто сомневался, шли дольше прочих. Свет опалил их снаружи, а тьма выжгла изнутри, они изменили себе и изменились. Скитались, не видя врат в новый мир, пока, приняв неизбежное, не взмолили Хранящих о прощении и стали тенью, что всегда скользит по краю, отдав за право войти все, что в них оставалось, а взамен и в наказание им была оставлена память.
Я читала, эльф мечтательно улыбался. Пристроился на подоконнике, высокий, изящный и тонкий, с пронзительными бирюзовыми глазами и волосами теплого светло-каштанового цвета, которые вились на концах, особенно в сырую погоду, как сегодня. Глаз не отвести. Но вовсе не красота была главным инструментом поражения.
— Это что? — спросила я, вся приготовившись к чуду.
— Сказка, — сказал Альвине, и от звука его голоса меня будто осветило изнутри. — Наша. Очень старая даже для нас. Там много таких.
— Что значит «адаптированное»? — удивилась я занятному слову во вступительной статье.
— Значит перевран… пересказанное так, чтобы хрупкие человечки не падали в обморок от кровавых рек, — лукаво сказал эльф и тихо вздохнул. — Это тебе подарок на память. Отцу надоело стыдиться за мое несовершенство и несоответствие дурацким правилам, и он отправляет меня в Светлый лес. Решил, что с меня довольно мудростей Арен-Феса, и мне пора поучиться быть наследником великого дома Эфар, притом что самого отца эта участь миновала. Хоть он идеален во всем, включая снобизм, формализм и прочие измы.
Я хихикнула. Хотелось расхохотаться, но рядом с Альвине вести себя недостойно было как-то неловко. Мне шестнадцать, а он — умопомрачительно красивый. Он выглядел моим ровесником, хотя лет ему было почти вдвое больше. Это он предсказал родителям мое рождение.
— Надолго? — спросила я.
Иметь в приятелях такого родовитого дивного было перспективно, ему — просто любопытно. Наверное.
— Для нас — нет, не долго, а для тебя — да.
— Тогда прощай, тьен Эфар.
— До свидания, эхо пламени, — теплом отозвалось внутри.
Едва прекрасный эльфийский юноша, махнув тонкими косичками в каштановой гриве, покинул насиженное место на вогнутом подоконнике, в приоткрытое окно пролез, скрипя перьями, крупный надутый ворон. Поцокал когтями, поглядывая на меня круглым желтым глазом, подпрыгнул. В воздухе замельтешило.
Глава Нодлутского магнадзора Ворнан Пешта, досадливо хмыкнул. Элегантный темный костюм,
